— Конечно, я знаю, что поцеловала, но как ни пытаюсь, не могу этого вспомнить — и чувствую себя виноватой.
Она обернулась, отыскала Марту Синклер.
— Вы еще молоды, и у вас все впереди, — обратилась пожилая женщина к миссис Синклер.
Та посмотрела на нее, явно не понимая, что ей говорят.
— Я немолода.
— Сколько было вашему сыну?
Марта Синклер напряглась, как бы вспоминая своего ребенка.
— Почти два года.
— Я вам сочувствую, — пожилая женщина кончиком носового платка вытерла слезу.
— Боже мой, — воскликнул мужчина в строгом темном костюме, — это прямо какой‑то садизм. Почему мы должны бередить свои раны, выслушивать про беды других? У каждого предостаточно своих.
Он бросился к выходу, но, взявшись за ручку двери, остановился.
Наверное, его заставили вернуться взгляды других пассажиров этого злосчастного самолета.
Неожиданно со своего места поднялась молодая привлекательная девушка. Она пристально посмотрела на Марту Синклер.
— Вы меня помните? — тихо спросила она.
Марта отняла ладони от лица и посмотрела на девушку. Какое‑то враждебное выражение появилось в ее взгляде.
— Я стюардесса салона второго класса, — напомнила ей девушка.
Марта рассеянно кивнула.
— Я помню вас, — ее голос прозвучал холодно и отчужденно.
Доктор Равински взял Марту за руку, словно удерживая от необдуманного поступка.
— Я пришла сюда, — продолжала девушка, — лишь только для того, чтобы увидеть вас, миссис Синклер.
Марта вновь кивнула, но ничего не ответила.
— Я очень долго думала о вас, — продолжала стюардесса, — и о вашем ребенке.
При этих словах Марта вздрогнула.
— Миссис Синклер, вы помните, как я пыталась помочь вам с ремнями безопасности, когда вы не могли затянуть их на своем ребенке.
Марта Синклер наконец‑то, не выдержала. Она зло выдернула свою ладонь из рук психиатра и поднялась.
— Это вы пытались мне помочь? — возмутилась Марта.
Девушка растерялась.
— Да. Я же советовала вам, как лучше затянуть ремни.
Голос Марты Синклер сорвался на крик.
— Помочь мне? Разве вы могли мне помочь? Вы сказали мне, что все будет хорошо, вы сказали, прижимать ребенка к себе и я, как дура, послушалась вас. А ведь он погиб, если бы не вы, он бы жил.
Марта Синклер заплакала, но продолжала кричать сквозь слезы:
— Он бы жил, жил! Вы не помогли мне.
Девушка–стюардесса вконец растерялась, она не ожидала такой реакции от этой несчастной, убитой горем женщины:
— Но я пыталась помочь вам, — попробовала вставить стюардесса, она даже подняла руку, как бы защищаясь от взбесившейся Марты Синклер.
— Вы пытались мне помочь? Да вы погубили моего сына! Вы же знали, что я не смогу удержать его, вы погубили его!
— Я не знала… Я пыталась помочь…
Питер Равински вскочил со своего места, обнял за плечи Синклер, но та нервно сбросила его руку.
Тогда психиатр бросился к стюардессе и попытался успокоить ее.
Девушка расплакалась, психиатр прикрыл девушку собой, боясь, что уже не отдающая себе отчет Марта Синклер набросится на стюардессу, как дикая кошка.
А миссис Синклер стояла рядом со своим креслом, гордо вскинув голову и совсем не стеснялась своих слез. Наконец она тяжело перевела дыхание.
Теперь ее гнев перешел на Питера Равински.
Тот только что отвел стюардессу к дверям и вернулся в центр круга.
— Ведь вы, доктор Равински, хотели, чтоб все было хорошо? — выкрикнула Марта Синклер, — чтобы мы поговорили друг с другом о приятных вещах. А у меня погиб сын!
— Миссис Синклер, — спокойно ответил психиатр, — главное, никого не обвинять. Это не вернет вашего сына. Ну что с того, что вы наговорили этой милой девушке множество необоснованных обвинений — разве они вернули вашего сына к жизни?
Глаза Марты Синклер сверкали, она скрежетала зубами, но сдерживала себя, понимая свою неправоту.
— Хорошо, если меня здесь не хотят слушать, я ухожу, — она схватила свою сумочку и бросилась к двери.
— Марта! — кричал ей вдогонку психиатр, — Марта! Вернитесь!
Но женщина зло хлопнула дверью и в помещении воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим рыданием стюардессы.
Доктор Равински подошел к ней:
— Успокойтесь, вы же должны понять ее состояние.
— Я только хотела посмотреть на нее. Я в самом деле чувствовала себя виноватой перед ней. Но я ничего не могла сделать. Ведь было столько пассажиров.
— Успокойтесь, вы ни в чем не виноваты, — доктор Равински усадил девушку в кресло.
Та, прикрыв лицо руками, все еще всхлипывала.
— Извините, господа. Я не хотел никаких эксцессов, я не думал никому причинять боль.
А в это время муж Марты, мистер Синклер, не терял времени даром. Он, набрав целую пригоршню монет, звонил своему адвокату.
— Я заставлю этих ублюдков заплатить мне настоящую цену, — кричал он.
— Но я делаю все, что могу, — оправдывался адвокат.
— Нет, это не достаточно, — настаивал отец погибшего ребенка. — Эти господа из авиакомпании считают, что могут от меня дешево откупиться.
— Но ведь и это немалые деньги, — резонно возражал ему юрист.
— Пусть они заткнут их себе в задницу! — не смущаясь тем, что его слышат люди, проходящие по холлу, кричал мистер Синклер, — я потерял сына и они должны мне за это заплатить. Моя жена сошла с ума…
— Этого вы мне раньше не говорили.
— Она скоро сойдет с ума, — уточнил мистер Синклер, — я знаю, что одна женщина, которая потеряла ребенка, получила два миллиона компенсации. Слышите, два миллиона! А не те жалкие крохи, что предлагают нам. Разве жизнь моего сына стоит дешевле? Вот если погиб ваш сын, сколько бы вы запросили?
— У меня нет детей, — ответил адвокат.
— Но вы работаете за процент от полученной суммы и должны понимать, сколько стоит жизнь ребенка…
Внезапно мистер Синклер обернулся, почувствовав на себе чей‑то злобный взгляд, и смолк.
За спиной стояла Марта и с ненавистью смотрела на мужа.
— Я вам перезвоню, — бросил мистер Синклер в трубку и повесил ее на рычаг, — ну что ты так на меня смотришь? Марта, ну что? Разве я сказал что‑то неправильное?
Марта, словно не замечая своего мужа, повернулась и медленно двинулась к выходу.
— Если они убили нашего ребенка, то должны нам заплатить, — мистер Синклер побежал за Мартой, — они должны заплатить! Или ты собираешься им все простить?!
Женщина шла и словно бы ничего не слышала.
— Они заплатят нам два миллиона. Марта, слышишь, ни меньше. Я только что разговаривал со своим адвокатом. Ты родишь мне другого ребенка.
Двери перед женщиной бесшумно распахнулись, она обернулась.
— Я все понимаю.
— Тогда почему ты так осуждающе смотришь на меня, Марта?
— Да, я поняла, что осталась одна.
— Подожди! — крикнул мистер Синклер.
Но Марта уже шла прочь от здания. Она сама не понимала, куда и зачем идет.
Ей было невыносимо больно оставаться в этом здании, где она не нашла понимания ни у товарищей по несчастью, ни у собственного мужа. Ей не смог помочь даже психиатр.
— Боже, — шептала женщина, — два миллиона за жизнь моего Робби. Он, наверное, сошел с ума, он сам не понимает, что творит. Разве можно жизнь человека выразить в деньгах? Они все забыли о трагедии, они думают только о деньгах, чтобы получить компенсацию.
«Но разве ты, Марта, не хочешь получить деньги», — подумала она и остановилась.
— Нет, — твердо сказала она, — я не смогу прикоснуться к ним.
Марта вскинула голову и пошла дальше.
«Но ведь это деньги, а Робби все равно не вернуть и авиакомпания в самом деле должна заплатить… Но если я соглашусь, значит, я оценю жизнь своего ребенка. Я словно бы примирюсь со своей потерей. Судьба откупится от меня за его смерть».
Марта медленно пошла по тротуару. Она не обращала внимания на прохожих, те сторонились, пропуская плачущую женщину. Некоторые сочувственно смотрели ей вслед, но никто не решился подойти к ней и спросить, что случилось, почему она плачет? Никому не хотелось взять на себя часть чужого горя, сделать его своим.
