— Я бываю с ней, когда она в городе, — объясняет Райк, — а она почему-то отказывается брать его с собой. Это пиздец как странно.

— Может, его не существует, — предполагает Ло.

— Я думал об этом, — говорит Райк, — но у неё...

Он морщится и жестом указывает на свою шею.

Ло стонет.

— Боже. Прекрати... для меня ей всё ещё тринадцать.

— Что? — я оживляюсь.

Засосы. Должно быть, они про засосы. Но я не хочу, чтобы Райк назвал меня извращенкой на публике, даже в шутку, поэтому не предлагаю свою догадку.

— Засосы, — говорит он. Так и знала. — Вы, наверное, увидите их в эпизоде на следующей неделе.

Ло стонет ещё больше и сжимает переносицу.

— Почему у нее вообще есть парень?

— Секс, — выпаливаю я.

Они оба пялятся на меня сверху вниз, как бы спрашивая: Какого хуя? Их сердитые, мрачные взгляды могут убить, они выглядят как братья. Это заставляет меня осознать, что говорить о сексе было неверным решением.

Теперь я поднимаю руки в защиту. Дэйзи уже давно пытается найти «того самого». Но она всегда везде, где только можно: занимается подводным плаванием, паркуром, скейтбордингом и т.д. Иногда, когда тема касается парней, она всегда делится одной и той же, неудовлетворительной историей.

— Это логичная догадка, — шепчу я. — Она пытается... ну, вы понимаете.

— Нет, не понимаем.

Райк смотрит на меня так, будто я говорю на другом языке. А я то знаю, что говорю по-английски.

Я шепчу очень, очень тихо.

— Она пытается получить... О.

Ло закрывает лицо рукой.

— Это больше, чем я когда-либо хотел услышать.

Райк скрещивает руки на груди.

— В Канкуне она сказала, что у неё был оргазм во время секса, помнишь?

Как он может говорить обо всём этом, не вздрагивая? Я в восторге.

— Роуз сомневается в этом, — шепчу я, видя Ло боковым зрением, и в моей голове вспыхивает грязный образ: мои губы вокруг его члена. Это похоже и на воспоминание и на перспективное будущее.

— Лили, — говорит Ло, хватая меня за руку.

Что я сделала? Моё сердце подскакивает к горлу. Он поймал мои пальцы, пробирающиеся к его молнии. О боже мой. Камеры издают щёлк-щёлк, на этот раз некоторые объективы направлены больше на меня, чем на моделей.

Ло пытается отвлечь меня большим количеством разговора и меньшим количеством молчания. Тишина позволяет моим мыслям блуждать, особенно если она подпитывается бодрящей музыкой и вызывающими фантазии декорациями (другими словами Лореном Хэйлом).

— Допустим, у неё правда есть парень, — шепчет Ло между нами, — как, черт возьми, он отнесется к реалити-шоу? — он похлопывает Райка по спине. — Ты в каждой сцене с Дэйзи, ты ведь осознаешь это?

Интересно, её парень уже чувствует угрозу со стороны Райка?

— Этот мудак даже не удосужился прийти на её семнадцатый день рождения, — отвечает Райк. — Ты действительно думаешь, что ему есть дело до «Принцесс Филадельфии»? На данный момент я даже не уверен, что она ему, блять, дорога.

К сожалению, думаю, что я согласна.

Мужская коллекция заканчивается тем, что дизайнер проходит полпути, кланяется и хлопает в ладоши в знак благодарности, его бабочка в горошек выглядит опрятной и эксцентричной, как и остальная его одежда. Как только он уходит, в зале становится тихо, музыка стихает.

Некоторые женщины и мужчины открывают блокноты и щелкают ручками, чтобы записать свои мысли. Скорее всего, это пресса для журналов или владельцев универмагов. Моя значимость как «сестры Дэйзи» уменьшается, и до меня доходит значимость этого показа мод.

По обе стороны подиума гаснет свет, зрители погружаются в темноту, а длинная, широкая дорожка подсвечивается белым светом. Все лампы и вспышки направлены на середину скромного по размерам помещения. Черная ткань поднимается, закрывая стеклянные окна и окутывая нас еще более темной и интимной атмосферой.

Роуз никогда не устраивала показ мод такого уровня для Calloway Couture.

Это высшая лига.

Я узнаю песню, с которой начинается показ: «Sacrilege» группы Yeah Yeah Yeahs.

Первая модель начинает идти по подиуму в черных туфлях на платформе. Как ей удаётся не падать лицом вниз? На ней платье длиной до бедер цвета хаки с поясом цвета лосося. Ее темные волосы идеально выпрямлены и изящно завиты на концах.

Прежде чем модель успевает дойти до конца, на подиум выходит другая девушка, идущая в ногу с темпом музыки. Я насчитываю одну, две, три, четыре модели, прежде чем появляется моя сестра.

Дэйзи. Я улыбаюсь — такой улыбкой, которую я не могу сдержать, от которой у меня немного болят щеки. На ней серое платье из дорогой элегантной ткани и желтый пояс, больше подходящий для высокой моды, чем для рекламы. Ее длинные-предлинные светлые волосы свисают до талии, концы волнистые.

В семнадцать лет она ходит как зрелая, сильная женщина, с самообладанием, превосходящим мои возможности. Её бедра покачиваются, каждый высокий каблук ступает впереди другого.

Ее пристальный взгляд устремлен прямо перед собой, соблазнение сверкает в ее красных губах и сосредоточенных глазах. Вспышки не заставляют ее моргать или колебаться. Моя младшая сестра двигается так, словно мир создается у неё под ногами.

В этот момент у меня просто перехватывает дыхание. Меня переполняет гордость за нее.

Она овладевает аудиторией, даже когда проходит мимо другой модели и ненадолго позирует у края подиума. На обратном пути она подходит ближе к нашим местам. Я бросаю взгляд на Райка рядом со мной, и его напряженные мышцы не расслабляются, его твердая челюсть на месте, как обычно. Но его дыхание тяжелее, чем должно быть.

Он смотрит, как она идет по подиуму, песня близится к концу.

И уголки губ Дэйзи едва заметно приподнимаются, как будто она чувствует его, прямо здесь. Когда она уходит, я пихаю Райка локтем в бок.

Он смотрит на меня.

— Что? — шепчет он, защищаясь.

— У неё есть парень.

Моя сестра заслуживает романтики, красных роз, шоколадных конфет и эпических оргазмов. Райк подарит ей лучший секс на одну ночь в её жизни, а после разобьёт ей сердце. Это единственное, чего мы с Ло взаимно боимся.

Мы находимся рядом с Райком чаще, чем Коннор и Роуз. Мы лучше знаем его привычки, а трахаться в туалете «Линкольн Филд»¹² не так уж и романтично. Я делала это четыре раза, мне ли не знать.

— Лили, — шепчет он, — ей семнадцать.

Мы не должны разговаривать, не во время этого конкретного показа. Все обращают внимание на одежду моделей, и мне тоже следует. Я просто киваю, отпуская ситуацию.

Только через пятнадцать минут девушки исчезают с подиума, готовясь к финальному проходу. И вот появляется первое тело.

Дэйзи возглавляет моделей — желанная позиция. Её бледно-розовое кукольное платье развевается при каждом движении бедер, пока она практически скользит на серебристых босоножках-гладиаторах. На около двадцати женщинах позади Дэйзи то же самое платье, но другого оттенка.

Зрители начинают хлопать. Я с радостью присоединяюсь к ним, но даже когда мы это делаем, я вижу, как обычно сдерживаемая грусть просачивается из глаз Дэйзи. Как оцепенение сковывает её яркую, непостоянную личность.

Ло шепчет мне на ухо: — Она выглядит расстроенной.

Хлопки должны кого-то подбодрить. По сути, это всё равно, что кричать Я верю в фей!, но с Дэйзи получается наоборот, ее огонек гаснет, как увядающая фея Динь-Динь.

Когда она поворачивается, направляясь обратно по подиуму и обходя моделей, чтобы создать две полосы тел, она снова проходит мимо нас.

На этот раз говорит Райк.

— Просто беги, Кэллоуэй, — говорит он ей, когда она движется мимо.

Она почти запинается, почти останавливается как вкопанная. Клянусь, это было так, словно Райк задел что-то глубоко в ее душе, что-то, что причинило ей боль. Я не могу понять этого, и тот факт, что он может это сделать... Всё только усложняет.