— Как ты думаешь, Роуз и Коннор справятся сегодня?

Скотт улыбается, как будто мы друзья. Лили инстинктивно проверяет камеру. Горит красная лампочка.

Скотт уже знает ответ на свой вопрос. Канал GBA, транслирующий «Принцесс Филадельфии», хотела больше сцен с Лили и мной, наедине, поэтому они запланировали поездку в музей только с нами. И, видимо, со Скоттом. У меня есть сильное подозрение, что он присоединился к нам только, чтобы позлить.

Мои глаза презрительно сужаются, и Лили сжимает мою руку, чтобы успокоить.

Скотт улыбается шире.

— Как у тебя дела с трезвостью, Лорен? Всё хорошо?

Моя кровь закипает, взгляд становится свирепее.

— Нет, у меня не все хорошо. Мне просто жаль тебя, чувак. В течение шести месяцев ты будешь наблюдать, как мы водим наши дорогие машины, посещаем эксклюзивные вечеринки и летаем на наших частных самолетах. А когда все закончится, ты вернешься домой в свою двухкомнатную квартиру в Лос-Анджелесе и поймешь, что у тебя никогда не будет нашего образа жизни. Ты никогда не добьешься ничего, кроме позиции второсортного продюсера дерьмового реалити-шоу, — я трогаю свою грудь. — Мне просто пиздец как грустно за тебя.

Улыбка и притворство Скотта исчезают в одно мгновение.

— Ты мудак.

— А ты скользкий придурок, — опровергаю я. — Никогда больше не спрашивай меня о моей трезвости.

Лили следует за мной, пока я быстро направляюсь к одному из экспонатов в глубине зала, как можно дальше от Скотта.

— Он пытается нас спровоцировать, — напоминает она мне.

Давление сковывает мою грудную клетку. Моя левая рука дрожит.

— Ну, это работает, — говорю я себе под нос.

Эта бешеная ненависть кипит у меня под кожей. Я просто хочу сделать глоток алкоголя. Какого угодно. Боже, идея о том, чтобы выпить звучит намного лучше, чем разбираться с этим дерьмом.

— Я люблю тебя, — говорит она, быстро обводя взглядом мои черты.

Я делаю глубокий вдох. Я тоже тебя люблю. Слова застревают у меня в горле. Вместо того, чтобы заговорить, я кладу руку ей на спину и прижимаю к себе.

Она подносит пальцы ко рту, собираясь грызть ногти. Но потом опускает её прежде, доходит до этого.

— Я не могу просто стоять, Лил, и не давать отпор. Он заставляет тебя нервничать, и выводит меня из себя. Я не собираюсь это терпеть, ни от кого.

На месте моей лжи повисает тишина. Я постоянно выслушиваю всякие гадости от своего отца, но Лили предпочитает не озвучивать это. К счастью.

— Я просто не хочу, чтобы ты выглядел злодеем, когда шоу начнет выходить в эфир в феврале, — объясняет она, — потому что это не так.

Я так старался не быть тем парнем — тем, кто терроризирует других людей. Тем, кого никто, кроме Лили, возможно, не может понять. Тяжело отказываться от этого инстинкта. Инстинкта самосохранения. Если я не нападу первым, меня убьет выворачивающая внутренности боль.

Я спасаю себя.

— Ло? — говорит Лили, в её голосе слышится беспокойство.

Я поворачиваюсь к Лили, беру ее нежное личико в свои ладони и замечаю, что Бретт снимает нас издалека.

— Мы будем самими собой на этом шоу, — говорю я. — Похуй на всех, кому мы не нравимся. Это не имеет значения.

Она уверенно кивает и ободряюще улыбается мне. Я опускаю руки. Её глаза пробегают по музею.

— Из всех мест, которые могли выбрать продюсеры, они выбрали что-то более подходящее для Роуз.

— Да, я знаю, — картины и скульптуры стоят на фоне белых стен. Люди бродят вокруг в наушниках, тут так тихо, словно мы в библиотеке. — Насколько это будет скучно?

— Может, мы просто походим и попытаемся угадать названия картин. Оооо, — она указывает на портрет женщины в огромном платье эпохи Возрождения, держащей кошку. — Вот одна. Кажется, она называется «Дама с кошкой».

Мои губы поднимаются.

— Очень креативно.

— Это моё лучшее предположение.

Я подхожу к ближайшей к нам картине и читаю маленькую табличку под рамой. Господи.

— Ты была близка. «Дама в голубом платье».

— Правда? — она сияет.

Я собираюсь ответить, когда замечаю Скотта Ван Райта, неторопливо приближающегося к нам. Почему он просто, блять, не может держаться подальше?

— Мне нужно позвонить брату, — говорю я ей тихим голосом.

В тот момент, когда я говорю это, я понимаю, что это лучший план, который у меня был за весь день. Тяжесть в моей груди начинает уменьшаться.

Она шепчет: — Ты в порядке?

Я не хочу, чтобы она беспокоилась о моей зависимости.

— Нам нужен кто-то, кто отвлечет Скотта от нас.

Иначе я сделаю что-то, о чём потом буду жалеть.

Лицо Лили искажается от множества эмоций. Она знает, что у меня не всё хорошо, и я бы предпочел, чтобы он был здесь. Но она ненавидит, когда в таблоидах распространяются слухи о сексе втроем и изменах.

— А как насчет Роуз или Дэйзи? — спрашивает она.

— Роуз работает в Нью-Йорке, а Дэйзи сейчас на учебе, — я опускаю Поппи, так как она не хочет иметь ничего общего с реалити-шоу. — Я бы позвонил им раньше Райка, если бы мог.

Эта фраза только для неё. Если быть честным, я бы предпочел своего брата ее сестрам.

Лили открывает рот, чтобы ответить, но Скотт подходит ближе. На расстоянии слышимости. Он ведет себя так, будто оценивает «Даму в голубом платье».

— Я очень удивлен, что вы еще не набросились друг на друга, — говорит он, не отрывая взгляда от картины. — Это может стать новым рекордом.

— Ты нас не знаешь, — возражает Лили.

— Ты сексуально зависимая, — говорит он. — Хочешь короткое определение? — он облизывает губы. — Тебе нравится скакать на члене.

Это злит меня, зубы болят от того, как сильно я их стискиваю. Лили кладет руку мне на грудь. Ее лицо раскраснелось, красные пятна усыпали её шею и щеки. Я ненавижу, что он смутил её. Ненавижу, что он ее стыдит. И что еще важнее, ненавижу то, что ничто из того, что я говорю, не причиняет ему никакого, блять, вреда.

Это тот момент, когда я бы ушел и начал портить его гребанную жизнь.

Я бы разрушил его изнутри.

Его карьеру. Его деньги. Использовал инструменты, которые дал мне отец, чтобы уничтожить человека. Но я не могу.

Я не могу сделать это в этот раз.

Реалити-шоу едва началось. Но какая альтернатива? Стоять здесь и проглатывать его оскорбления?

Так не пойдет.

Мои мышцы горят. Каждый вдох подобен попытке дышать сквозь черный дым.

— Посмотри на меня, — скалюсь я, настолько раздраженный тем, что Скотт не отрывает глаз от картины. Он жалок.

Наконец он поворачивает голову, но я вижу, что ему все труднее сохранять самодовольную улыбку, стоя лицом ко мне.

— Держись, блять, от меня подальше.

Это мои единственные слова, прежде чем я тащу Лили в другой конец музея, где выставлена антикварная мебель и столовые приборы из серебра. Скотт пока остается позади.

Я ввожу пароль на телефоне и начинаю писать Райку.

Хватит лазить по искусственным скалам, приходи к нам в музей.

— Если он так жесток с нами, — бормочет Лили, — интересно, как он относится к Роуз и Коннору, — её брови сходятся вместе в замешательстве. — Думаешь, он говорит о ней непристойные вещи?

На её лице написано беспокойство. Я не привык к тому, чтобы Лили защищала Роуз.

— Она может сама о себе позаботиться, — напоминаю я ей. — А если не может, у неё есть Коннор.

— Да, — тихо говорит Лили, — ты прав.

Мой телефон вибрирует в ладони и я быстро читаю сообщение.

Райк: Меня не приглашали.

Серьезно? Раньше это его не останавливало.

Ло: Мне нужно отправить тебе письменное приглашение? Тащи свою задницу сюда.

Я передаю Лили свой телефон, а затем говорю: — Хочешь прокатиться по этому месту?

Она кивает с улыбкой.

Я наклоняюсь, а затем сажаю ее себе на спину, просовывая руки ей под ноги. Я практически ощущаю внимание камеры на нас. Папарацци должны были оставаться на улице. Но камеры «Принцесс Филадельфии» просто следуют за нами, куда бы мы ни пошли.