— Видишь, как всё просто? — воркует Августа, продолжая обмахиваться веером. — Я всегда о тебе заботилась. О твоем здоровье… Как бы ты жила без моих капель? Такая хилая, вечно больная... Я специально подбирала состав, чтобы сделать тебя... такой, какой я хотела тебя видеть.

Конечно, именно безвольной куклой ты меня и хотела видеть. Удобно. А потом потихоньку в капли отраву, и прощай, Адалия.

Превращаю свою усмешку в восторженную улыбку:

— Да, матушка, — киваю я. — Ваши капли просто чудодейственны.

За беседкой слышится тихий шорох, но я продолжаю свой спектакль. Надо чуть быстрее. Пора выводить ее на откровения. Августа, увлечённая своим триумфом, ничего не замечает.

— А знаешь, что самое обидное? — неожиданно рычит она, наклоняясь ко мне и направляя мою руку. От мачехи пахнет приторными духами и злобой. — Ты должна была ведь сдохнуть под этим драконом! Я ведь знала, что мои капли и этот отварчик “для смелости” не смешиваются. Но ты же живучая… Бездна тебя побери.

Краем глаза замечаю небольшое движение за беседкой и еще шорох, но продолжаю играть раскаявшуюся падчерицу:

— Простите, я не специально…

Кажется, я наконец-то получила ответ на вопрос “что случилось с настоящей Адалией”. Конечно, я предполагала, но не хотела думать, что это именно так. Черт. Теперь еще бы понять, в какой момент все это произошло.

От этой новости начинает ныть в груди, а на глаза наворачиваются слезы. Жизнь за жизнь.

— А ведь сдохни ты, я могла бы еще и дополнительную компенсацию от дракона этого стребовать. Но ничего, — она выпрямляется, сдувает со лба прядь, которая выбилась, из-за того, что мачеха слишком активно работала веером. Снаружи уже слышно не просто шорох, а тихие разговоры. Время! — Сейчас всё исправим. Подпишешь бумаги о передаче поместья мне. А потом, — она достаёт из складок платья маленький флакон с мутной жидкостью, — выпьешь вот это. Ты же переволновалась сегодня. Успокоиться надо — а то сердечко твое слабенькое не выдержит.

— Как интересно, — я выпрямляюсь и заглядываю в глаза мачехе. — То есть вы, матушка, даже не отрицаете, что пытались подстроить мою смерть и сейчас… намекаете на то же?

— Какая теперь разница! — фыркает она, раздраженно размахивая веером. — Всё равно никто не услышит! А ты рассказать никому не сможешь, потому что завтра утром уже не проснешься.

И тут дерево по команде Ранны скидывает с беседки лозы плюща и хмеля, открывая нас… гостям. Да-да. Прогулочная тропка, по которой гостей вел Вард, проложена от сада вдоль берега и выходит аккурат к этой беседке.

Мачеха поднимает глаза и… не издает ни звука из своего удивленно открытого рта. Впрочем, гости тоже сначала молча смотрят на Августу, а потом по толпе пробегает тихий гул, становящийся все громче. “Как так можно?” “Какая жестокость!” “Кто бы мог подумать?!”

Все. Всё. Слышали.

— Но мой… веер? — растерянно бормочет мачеха.

— Ваш веер? — Вард достает из камзола точную копию того веера, что в руках Августы. А если быть честным, то оригинал, конечно. — Боюсь, он потерял свои магические свойства после того, как упал. Стоило проверить его работу...

Лицо Августы идёт красными пятнами, как перезрелый помидор. Флакон с ядом выскальзывает из её трясущихся рук и катится по деревянному полу беседки.

— Но... как... это невозможно! Это все ты, змея!

— Всё возможно, матушка, — я поднимаюсь со скамьи. — И все присутствующие слышали ваше признание. И да, кстати, это не моя подпись…

Я протягиваю Августе листок, на котором я нарисовала… м… неприличный жест. Потому что приличных мыслей у меня по поводу поведения мачехи уже давно не осталось.

— Вы не сможете ничего доказать! — визжит Августа. — Мои слова были извращены, а доказательств у вас нет.

— Свидетельские показания представителей власти не подвергаются сомнениям, — пожимает плечами Вард.

— Да, — огрызается мачеха. — Но их здесь нет.

— К вашему неудовольствию есть, — из тени деревьев появляется… Тарден. — И у меня будут отдельные вопросы по поводу… того самого дракона.

Когда я вижу Ариона и его поддерживающий взгляд, сердце пропускает удар, а в груди разливается тепло. Я-то надумала себе, уже даже почти обиделась. А он тут… Рядом. Поддерживает.

Еле сдерживаю себя от того, чтобы кинуться к нему на шею.

На лице Августы застыл уже неприкрытый ужас. Все красные пятна резко белеют, а бесполезный веер вываливается из пальцев.

Тарден кивает кому-то снаружи беседки, и в нее входят… два слуги: со шрамом и тот, что толкнул Эльтерию, а я все не могла вспомнить его имени. И только сейчас начинаю понимать, что они мне напоминают тех самых рабочих, что приколачивали вывеску на въездную арку. Так это — люди Ариона?!

Фон Ляхтен пытается незаметно выскользнуть из беседки, но его тут же перехватывают.

— Не спешите, нор фон Ляхтен. Ваш дом в Валероне все равно в настоящий момент как раз обыскивают и с пристрастием изучают все ваши документы, — добавляет Тарден, кивая своим людям.

— Но уже за один подлог и принуждение, — вступает в разговор господин Эндор, вы попадаете под санкционный суд нотариального совета. — Я не ожидал, что в Валероне проблема не только с продажными врачами, но и с нотариусом.

— Вы не представляете, сколько там еще проблем, — чуть слышно произносит Арион.

Я наблюдаю, как мачеху и нотариуса уводят, и только сейчас позволяю себе выдохнуть. Августа оборачивается и бросает на меня полный ненависти взгляд:

— Ты... ты всё это подстроила! Но как? Ты же пила мои капли!

Я улыбаюсь:

— Возможно, дурочка Адалия на самом деле не такая уж и глупая?

Её крик ярости эхом разносится по саду, распугивая ночных птиц. А я думаю о том, что теперь, наконец, смогу управлять поместьем без оглядки на "заботливую" мачеху.

Из притихшей толпы доносится громкий всхлип. Эренция, дрожа всем телом, от потрясения. Я понятия не имею, насколько она была в курсе всех дел мачехи, и как она теперь будет жить.

Арион кивает Варду, и тот уводит сводную сестру Адалии в особняк.

— Прошу прощения, господа, — я поворачиваюсь к гостям. — Надеюсь, этот неловкий момент не испортил вам вечер окончательно? В любом случае предлагаю вам пройти в дом и продлить вечер приятной музыкой, нашими угощениями и изысканным вином. Я скоро к вам присоединюсь.

Рина уводит гостей к особняку. А я прислоняюсь к столбику беседки.

Полагаю, что временно это представление всколыхнет тихий провинциальный мир и даст много поводов для обсуждения. Но в любом случае обо мне пойдет молва дальше, а прием, как ни крути, все равно будет ассоциироваться с необычными угощениями и новым ароматным маслом. Всё реклама.

Может, даже будут сочувствовать бедной сиротке, у которой хотели отобрать все, даже жизнь. Впрочем, это уже и не особо важно.

Только сейчас понимаю, насколько была напряжена и взволнована все это время. Сейчас словно резко кончается заряд и очень хочется просто пойти спать.

— Потрясающее представление, — тихо говорит Тарден, подходя ко мне. — Хотя я немного волновался, когда она достала яд. Думал, вдруг решить сразу влить в тебя

— Я тоже, — признаюсь я, когда он заключает меня в свои объятия. Но всё получилось даже лучше, чем мы планировали.

Я прислоняюсь ухом к груди Ариона, слушая, как стучит его сильное сердце, чувствуя, его горячие руки на своей спине. А потом поднимаю голову, и он тут же ловит мои губы, накрывая их сладким, неспешным поцелуем.

— Я обещала гостям присоединиться к ним, — оторвавшись на миг, шепчу я.

— Обязательно, — с хитрой усмешкой отвечает он. — Когда я отпущу.

Бальный зал постепенно пустеет. После представления в беседке некоторые гости поспешили откланяться, но те, кто остался, кажется, прониклись ко мне ещё большей симпатией. Особенно после того, как я, вернувшись в зал, продолжила вечер как ни в чём не бывало, словно разоблачение убийцы — обычное дело для провинциального бала.