— Да, согласен с вами, — кивает граф Эрхард. — Я считаю, что это прорыв. Использовать декоративные цветы, чтобы получить такое сокровище… Я восхищен.

Фон Ляхтен некрасиво крякает, понимая глупость и некоторую постыдность ситуации.

А Эренция, стоящая рядом с матерью, давится вином, и несколько капель падают на ее светлое платье. Я с преувеличенной заботой бросаюсь ей помогать:

— Сестрица, как же так? Лидия! — кричу я намеренно громко, привлекая внимание окружающих к нам и особенно, к пятну. — Помоги скорее.

— Не стоит, — цедит сквозь зубы Эренция, пытаясь отстраниться.

Лидия действительно подходит к нам, но я решаю “сжалиться” над Эренцией и даю знак служанке, чтобы она увела сестру в уборную. Она хоть и бывает глупа как пробка, но лишние глаза мне не нужны, вдруг что-то заметит.

Августа явно начинает нервничать: ей не нравится, что она попала не в кон со своим высказыванием. Она раскрывает веер, пытаясь скрыть свое раздражение.

— И все же господа правы, дорогая Адалия, ты меня восхищаешь. Покажешь свой особняк? — она расплывается в “невинной” улыбке, которая больше похожа на жадную.

— Конечно, матушка, все так, как вы хотите, — отвечаю я. — Прошу прощения, господа, желание моей матушки для меня закон.

Присутствующие на террасе кивают  мне, и мы заходим снова в особняк, где я веду ее, в первую очередь, в бальный зал. Тут народа побольше. Сделать нужное — проще. Может, больше и не придется ничего показывать.

Заводная музыка оглушает, вызывает желание пуститься в пляс даже у меня, которая совершенно не знакома с местными танцами. Пары выстраиваются в замысловатые схемы, а все присутствующие явно получают удовольствие.

Я немного им завидую: Тардена нет, а больше ни с кем танцевать я не собираюсь. Может, он сбежал с бала, потому что не умеет этого делать? И стесняется? Нет. Тот танец, в Бравалене. Хорошо его помню. Арион — точно отменный партнер.

— И как же это все мой дорогой… супруг смог от меня спрятать? — произносит Августа, вырывая меня из размышлений и размахивая веером. Она уверена, что за грохотом музыки услышать могу только я, а я уже у нее на крючке. — Кстати, ты весьма… неплохо выглядишь.

— О да! Ваше лекарство… творит чудеса, — мне приходится повышать голос, чтобы мачеха услышала.

Широко улыбаюсь, строя из себя дурочку, а сама понимаю, что действительно такая и есть. Я совсем забыла про то, что на внешность это “лекарство” тоже влияет. Я хорошо помню сухие и жидкие волосики Адалии, когда я попала в ее тело.

— Ты точно его пила? — Августа прищуривает свои глазки-щелочки.

И тут, словно по волшебству, появляется Вард и "случайно" задевает мачеху локтем, и веер падает на пол, отлетая на несколько шагов. Августа чуть не подпрыгивает, испуганно смотрит на него, понимая, что быстро и легко она не поднимет.

— О, простите мою неуклюжесть! — извиняется Вард и поспешно поднимает неизменный аксессуар мачехи. — Это вас надо благодарить за то, что воспитали такой самородок?

Августа, уже успевшая покраснеть от растерянности и волнения, тут же начинает обмахиваться веером.

— Матушка, вам нехорошо? — спрашиваю я с преувеличенной заботой. — Может быть, вам тоже выпить моих капель?

— Упасите боги, — на лице Августы появляется неподдельный страх. — Со мной все хорошо. Господин…

— Герцог Даррел, — представляется Вард.

Мачеха воспринимает этот ответ с большим воодушевлением и начинает искать глазами Эренцию.

— Ваша светлость, — она улыбается. — А как вам бал, подготовленный моей… дочерью?

О, как. Я уже и дочерью стала. Интересно, как далеко она зайдет в своих родственных нахваливаниях?

Пока Августа от меня плавно переходила к рекламе Эренции, как идеальной жены, я поймала взгляд Варда и безмолвно задала вопрос, на что получила короткий кивок. Значит, все получилось.

Я улучаю момент, чтобы покинуть Августу и смешаться с толпой. Зато господин Эндор возникает рядом с ней, даже танцует, кажется, менуэт, а потом выводит “подышать воздухом”.

Я боялась, что гости быстро заскучают и не захотят остаться надолго, поставив мой план под угрозу. Но все с удовольствием остаются, периодически угощаясь сладостями. Уехали только Алброу, поскольку герцог сказал, что Эльтерии стало плохо. Я было хотела попросить Харриса ее осмотреть, но Алброу сказал, что это нормально в ее состоянии, и будет лучше просто вернуться домой и отдохнуть.

Эренция, после того, как Лидия вывела пятно на ее платье, почти не отходит от Варда, загадочно улыбаясь ему и очень глупо хихикая. Кажется, я уже мысленно слышу его крик: “За это рассчитываться будем отдельно”.

Когда танцы уже успевают надоесть, а за окном вступает в свои права густая летняя ночь, я даю знак музыкантам отдохнуть, а сама выхожу вперед.

— Уважаемые гости, — вкладываю в голос максимум уверенности, но он, собака, все равно дрожит. — А сейчас позвольте мне показать вам еще пару изюминок моего поместья. Прошу… Герцог Даррел, не согласитесь ли помочь мне?

Вард, естественно, соглашается, и мы проводим гостей в сад, который Ранна с деревом только на сегодняшний вечер украсили множеством крошечных золотистых огонечков. Кажется, будто небо со всеми звездами опустилось к нам и сияет для нас.

Слышу восторженные ахи женщин и девушек, которые чинно выходят на дорожку следом за Вардом. Он должен сейчас провести гостей по извилистым тропкам, где можно полюбоваться искрящимися огоньками, ощутить аромат душистых цветов, особенно насыщенный по ночам. А потом Вард должен всех вывести к пристани, где будет видно дрожащую светом дорожку, которую луна расчерчивает на реке.

Я же как будто случайно замедляюсь и оказываюсь рядом с Августой. По другую руку от меня внезапно появляется нор фон Ляхтен, постоянно поправляющий свои манжеты, словно они ему натирают.

Мы чуть-чуть отстаем ото всех, а потом, ровно в тот момент, когда мы проходим мимо отдаленной беседки, Августа вцепляется в мое запястье клешнями:

— Идем, дорогуша. Пора исправить то, что ты натворила.

Беседка, увитая плющом и хмелем, которую мы так старательно размещали, сейчас со стороны выглядит как клетка, в которую меня пытаются заманить. Августа наверняка заприметила ее, когда они с Риной гуляли по саду. А теперь она буквально втаскивает меня внутрь, в то время как её пухлые пальцы впиваются в моё запястье.

— Присядь, дорогуша, — её голос сочится фальшивой заботой, но даже в слабом освещении я вижу, не улыбку, оскал на ее лице.

Я послушно опускаюсь на скамью, сложив руки на столик передо мной, как примерная девочка, и смотрю на мачеху. Позади нее фон Ляхтен нервно теребит манжеты, доставая их рукавов какие-то бумаги и даже перо. Как все гениально продуманно-то! Восхищает даже. Лысина нотариуса поблескивает в лунном свете даже через зализанную через всю голову прядь.

Августа достаёт свой веер и начинает активно им размахивать. Её двойной подбородок колышется при каждом движении, а маленькие глазки жадно блестят.

— Давай честно. Ты же понимаешь, милая, что всё это, — она делает широкий жест в сторону особняка, — слишком большая ответственность для такой... неразумной девочки? И лучше передать это все тому, кто действительно сможет верно распорядиться землей и домом.

— Конечно, матушка, — я опускаю глаза, пряча усмешку. — Тут столько работы. И работников найти, чтобы посеять, ухаживать, собрать, переработать. А потом еще и продать… Наверняка вы справились бы намного лучше. И сейчас заботитесь о том, чтобы такая тяжесть не лежала на моих плечах.

— О да, я очень о тебе забочусь, — усмехается она, расправляя складки своего бордового платья и нависая надо мной. — Фон Ляхтен, будьте любезны, документы!

Нотариус суетливо раскладывает бумаги на столике, его руки заметно дрожат, а пенсне чуть не падают с носа.

— Н-нира Адалия должна просто поставить подпись вот здесь... и здесь… — тычет он пальцем в двух местах и вкладывает в мою руку перо.