Мелодия постепенно смолкала, будто музыкантов крали одного за другим. Друид, сухонький старичок в долгополом одеянии и венке из дубовых листьев, взял наши руки и свёл вместе. Одна ладонь легла на другую. Первая травинка обвила их, дрожащие пальцы затянули узелок.

— Священное древо… — затянул он нараспев, слегка покачиваясь.

— Свидетельствует! — хором отозвались гости.

— Вечные небеса…

— Свидетельствуют!

— Земля и огонь, вода и воздух…

— Свидетельствуют, — подтвердили восемь людей позади.

Три мягких травинки обвили наши руки. Самые обычные, из тех, что обильно покрывают берега рек, но мне чудилось, что даже самый известный силач не сможет разорвать их.

Друид обвёл всех неожиданно ясными, как у молодого, глазами. Его голос птицей взлетел над площадью:

— Двое людей, что стоят перед вами, пришли сюда разными путями. Не важно, приходилось им подниматься в гору или спускаться вниз, идти торными тропами или брести сквозь туман, ведь отныне их ноги всегда будут ступать по одной дороге. Как цветок ищет воду, как пламени нужен воздух, они станут опорой и поддержкой друг для друга во всём. Небеса благословляют этот союз! — Он сжал наши сомкнутые ладони и проникновенно сказал: — Когда сплетаются ветви — сплетутся и корни. Да будет союз ваш прекрасен и вечен, как горные пики, озарённые светом звёзд. Перед этими достойными людьми я нарекаю вас одним целым. Приветствуйте лорда и леди Морнайт!

Площадь взорвалась аплодисментами.

Игниты из восьмёрки избранных пустили вокруг нас вереницу быстрых огоньков. Переливчатый кокон из пламенных росчерков скрыл от гостей, как лорд Морнайт склонился ко мне и сорвал первый поцелуй в качестве мужа.

Я вскинула руку, прижала к его щеке, продлевая момент. И едва успела отстраниться, когда огонь распался на дрожащие искры.

Светлячками они взмыли высоко в небо и растворились в пронзительной синеве без следа.

— Если это сон, то прошу, не будите меня, — сказала я тихонько, чтобы услышал лишь один человек.

Он посмотрел на меня с улыбкой. Качнул всё ещё связанные ладони:

— Думаю, теперь мы можем отбросить формальности хотя бы наедине. Обращаться на «ты» и звать друг друга по именам.

Почему-то это смутило меня куда больше поцелуев. Я представила, как называю его Маркусом — и ей-ей, если от моей головы не пошёл пар, то это большая удача!

Церемония закончилась, но торжество всё ещё продолжалось. Нас усадили в свадебный экипаж, украшенный цветами столь щедро, что напоминал клумбу на колёсах. Остальные разбрелись по своим каретам и ландо — и длинная процессия устремилась прочь из города. Генерал де Блас хотя и был в ярости от того, что никто не подумал спросить у него разрешения на брак, но всё же предоставил фамильное поместье для свадебного приёма. Возможность видеть у себя королевскую семью не та вещь, от которой можно отказаться под влиянием эмоций.

И здесь мне впервые выпала возможность побыть хозяйкой торжества.

На идеально подстриженных лужайках поместья де Блас грибами выросли круглые столики, нескончаемые стулья и скамьи, вазоны с самыми ароматными розами и хрупкие мраморные фонтаны, в которых вместо воды искрилось шампанское. Между ними развернули шёлковый тент, под которым мне предстояло бесконечно улыбаться, принимать поздравления и благодарить за подарки тех, кто решил одарить новобрачных лично. Маркусу (боги, наступит ли момент, когда я смогу это произнести без желания завизжать?) не было нужды проводить это время здесь, но он всё равно оставался со мной, пока не был украден каким-то министерским чиновником для приватной беседы.

Судя по тому, что нам дарили, в столице к этому утру не осталось ни одной вазы и ни одного натюрморта. Я с ужасом смотрела на то, как слуги снова и снова проносят свёртки узнаваемой формы, чтобы сложить в доме. Что с этим всем потом делать?.. Поместье Морнайтов не отличалось скромными размерами, но даже в нём едва ли найдётся столько стен и укромных уголков, чтобы всё разместить.

Я всё представляла себе бесконечную анфиладу залов, каждый из которых завален искусством так плотно, что сквозь него нужно прорубаться.

За этим умственным упражнением меня и застал Лиам.

— Хотел преподнести свой подарок лично, чтобы он не затерялся в горе фарфора и полотен, — сказал он. Я скорчила страдальческую мину. — К слову, если захочешь избавиться от них, могу подсказать скупщика, но я бы посоветовал оставить. Всегда забавно подсчитывать, через сколько передариваний картина возвращается обратно. Помнится, одна девица в жемчугах попадала к нам в дом тринадцать раз. К тому времени ей уже следовало бы покрыться морщинами.

— Так это просто развлечение? А я-то решила, что знать так самоотверженно поддерживает искусство.

— Если повезёт, на шестом-седьмом круге художник приобретёт имя, — хмыкнул Лиам. Мимо как раз пронесли очередной свёрток, из которого торчала позолоченная конская голова. Он проводил её взглядом и снова посмотрел на меня: — Подумал, что не могу оставить это себе. Руки жжёт.

Почти чёрный бархат футляра красиво отливал на солнце багрянцем: плоская, шириной в две ладони коробочка. Лиам медленно приоткрыл крышку — и на ткани заиграл прохладный свет.

Изумительной работы колье, похожее на венок: по серебристым листочкам бежали тонкие прожилки из золота, на лепестках сверкали капли бриллиантовой росы. Но оно не было бы столь великолепным без хорошо знакомого мне кристалла. Он горел в сердцевине изящного цветка по центру композиции, как крошечная звезда.

— Ну и судьба у этой вещицы, — весело хмыкнула я. — Всем нужна, а никто себе не берёт.

— Теперь-то тебе придётся её оставить. — Лиам вернул улыбку: — Мне не идёт белое золото.

— Госпожа, отнести это к другим подаркам? — подоспела компаньонка.

— Нет, положите это к моим личным вещам, пожалуйста. Думаю, я буду часто его носить.

Лиам никак не показал, что его это тронуло. А может, вообще уже позабыл о подарке, что так его тяготил. Он расправил плечи, сунул руки в карманы брюк и теперь оглядывал гостей, кивая тем из них, что решались узнать опальное детище Триккроу. В позе этой, в сверкающем взгляде было столько внутренней свободы, что на мгновение на меня повеяло морским бризом.

— Ты бы хорошо смотрелся на корабельной палубе.

Тот удивлённо задрал брови:

— Откуда?.. Я ещё никому не рассказывал о своих планах.

— Однажды мне сказали, что я проницательнее, чем все думают, — с загадочным видом проронила я. И тут же засмеялась: — Но это не тот случай. Просто угадала. Значит, ты тоже собираешься в дальние страны?

— Не такие уж дальние. После выпуска хочу попытать счастья в Конфлане, братья обещали поддержать предприятие, если дело выгорит. Можешь дать пару советов насчёт своей фальшивой родины?

— Только один, — сощурилась я. — Не верь сходу той, кто представляется баронессой.

ߜߡߜ

Академия Четырёх стихий никогда не уходила на покой полностью. Часть адептов не желала возвращаться домой и оставалась в коттеджах даже на те два летних месяца, что давали передышку перед учебным семестром.

Преподаватели же разлетались, как птички из гнезда, с единственным исключением. Но в этот раз, прямо накануне вечера прощания, Академию до основания сотрясла невероятная новость: лорд Маркус Морнайт, что редко использовал даже положенные выходные дни по болезни, уходит в отпуск первым из всех.

Молодёжь бесстыже ухмылялась. Старики мечтательно закатывали глаза и погружались в чересчур подробные рассказы о своих романах и похождениях, заставляя окружающих подыскивать срочные дела.

Сам же лорд Маркус Морнайт в это время пытался отговорить жену от самой большой ошибки в её жизни.

— Я тебя уверяю, золотая полулошадь в нашем саду будет смотреться чудовищно. Кто вообще её прислал?

— Хм… — Я перевернула карточку с длинным пожеланием семейного благоденствия. Разумеется, в стихах. — Это лорд Фестон. От себя лично, ну надо же.

— Кто бы сомневался. — Маркус засел на козетке в противоположном конце комнаты и оттуда бросал неласковые взгляды на статую. — Не представляю, кому вообще могло прийти сделать такую образину? Ладно бы ноги коня и голова человека, но наоборот-то зачем?!