— Это не имеет значения. Может, завтра у тебя испортится настроение. Или мы столкнёмся лбами на пути к одной цели. Этот долг всё равно будет жить во мне и грызть, как мерзкое насекомое.

— Ничем не могу помочь, — я отлипла от перил, собираясь уходить. — Чужих тараканов не изгоняю.

— Стой. — Нарелия ухватила меня за локоть. — Проси, чего хочешь. Прямо сейчас.

— Прямо сейчас я хочу, чтобы ты от меня отцепилась, а то засну прямо здесь, — пробормотала я, раздражаясь. Да что ей нужно? Придумала себе проблему на ровном месте.

— Говори.

Я закатила глаза:

— Хорошо, вот моё желание: принеси-ка мне пунша. Пить хочу, страсть.

Нарелия заметно разозлилась. Тряхнула за руку, разворачивая к себе.

— Что-то нормальное. У меня есть деньги и драгоценности, личная портная. Семейная ложа в опере — могу пускать тебя в неё на премьеры. Ты любишь что-нибудь?

Её настойчивость давила со всех сторон одновременно, как будто гора навалилась всей тяжестью. Подозреваю, что именно таких Ди Клоффермортон имел в виду, когда говорил о «пламенных женщинах».

У меня же люди такого склада вызывали желание извернуться и сбежать подальше, а если не выходит — столкнуться лбом и навсегда отпугнуть.

Я демонстративно отцепила её пальцы от себя. И хотела было наговорить всякого, уже открыла рот и взяла дыхание, но тут взгляд упал на гребень в её волосах. Самый обычный, если можно так говорить о черепаховой вещице в россыпи драгоценных камней.

Именно он натолкнул меня на мысль, от которой сонливость как ветром сдуло.

— А знаешь, есть одна вещь… — замялась я, будто в сомнениях. Нарелия обратилась в слух. — Опера меня не интересует, но зато я большая фанатка истории магии, не пропустила ни одной лекции лорда Фестона. Есть в древних артефактах что-то завораживающее, знаешь? Пыль веков, хитросплетения судеб. Слышала, что род Фламберли владеет одной такой вещью. Что-то из артефактов сестёр Игни, верно?

Нарелия сжала губы в нитку и покачала головой:

— Это слишком. Я не могу отдать семейную реликвию. Ты не от смерти меня спасла, а всего-то остановила… наказание.

— И не надо, — легко улыбнулась я. — Истинному ценителю не нужно владеть историей. Достаточно лишь прикоснуться к ней.

Бетель схватилась за сердце. Вспомнила, что оно с другой стороны — и схватилась уже правильно:

— Ты едешь к Фламберли?! Но почему? Зачем? Как? Нарелия что, угрожала тебе? — Подозрительный взгляд метнулся в сторону лестницы. — Ты только скажи, мы с ней быстро разберёмся.

— Не кричи так, пожалуйста, — попросила Эреза. Она отставила пустую чашку и неуверенно добавила: — Неожиданно это слышать, кончено… Но я рада, что вы сумели подружиться после всех размолвок.

Территка до сих пор ходила в крапинку, только ядовито-синий выцвел до голубого. Первые дни Бетель всё предлагала нам с ней нарисовать такие же, чтобы поддержать подругу, даже достала где-то краску. Я отказалась. Краску на всякий случай спрятала.

Впрочем, сама Эреза не особенно переживала из-за своей временной пятнистости. Один молодой лорд так впечатлился стойкостью, с которой она снова и снова пыталась пройти своё испытание, что у них немедленно завязалась переписка. Из бесед она не выпадала, не таращилась с мечтательным видом и розовеющими щеками в небо, но то и дело вскидывалась во время чаепитий — не принесли ли почту.

Симптомы если не влюблённости, то её начала уж точно.

Улучить время для поездки в отдалённое имение оказалось не так-то просто. Что я, что Нарелия уже начали готовиться к переводному экзамену, до которого оставалось всего три месяца. Мы то и дело сталкивались: то в библиотеке, то на полигоне, то на полянах и в рощах, которые обеим показались достаточно укромными. С учётом того, что мы и без того ходили на одни и те же лекции, а я ещё и частенько заскакивала на чай в «Лавандовый бриз», вскоре возникло ощущение, что с Нарелией я вижусь чаще, чем с кем бы то ни было.

— Хватит меня преследовать, — шипела она в просвет между полкой и книгами. — Я же сказала, нужно подождать, когда семья уедет на источники.

— Это кто кого преследует, — столько же тихо возмущалась я. — Шагу ступить нельзя, чтоб на тебя не наткнуться.

В таком духе мы пережили несколько напряжённых декад, пока, наконец, семейство Фламберли не соизволило отчалить поправлять здоровье на серные источники в Крирк.

Все дела были немедленно отложены.

ߜߡߜ

Родовое гнездо Фламберли лежало далеко к северо-востоку от столицы. В тех же местах, где пик Небесного огня подпирает облака плоской вершиной, а в затканном паутиной лесу раскинулись Кровавые озёра.

Для меня это был край суеверного страха, тёмных и мрачных сказок, тревожных слухов, что расползались по всему королевству. Мол, вода в озёрах такого цвета, потому что демоны топят в нём жертв. А гора однажды проснётся: оживёт в сердцевине злой дух и зальёт раскалённым камнем равнины.

Для Нарелии это место было домом. Обителью детских игр и первых воспоминаний.

Чем больше об этом думаю, тем меньше удивляюсь тому, какая она получилась.

Я ждала, что Нарелия станет абсолютно невыносимой из-за тягот пути. Но она держалась спокойно и на удивление вежливо, хотя мы часами тряслись лицом к лицу — тут уж кто угодно огрызаться начнёт. Должно быть, моя просьба и впрямь сняла у неё камень с души. Бесед мы особенных не вели, разве что случалось обратить внимание на огромную тучу на горизонте или пожаловаться на скверный завтрак в гостином подворье.

Дубовые леса сменились еловыми, а те — кривым редколесьем, в котором каждое дерево будто страдало от невыносимой боли. Между узловатыми стволами вскоре стали попадаться серебристые полотна размером с добрую простынь, и кучер поспешил свернуть на широкий тракт через поле.

Молчание в дороге меня не утомляло. Встречая знакомые места, Пак то и дело вдруг принимался болтать в голове, нисколько не нуждаясь в ответах. Путешествие навеяло сильфу ностальгические чувства, и он, словно дед на завалинке, углублялся в события давно минувших дней. К сожалению, он забывал уточнять, что случилось сорок десятков лет назад, а что сорок сотен, так что представления мои об этих краях вышли довольно спутанными.

Вскоре стали попадаться лохматые пятна ольх, рябины в белом цвету, хорошенькие серебристые осинки, всё чаще и чаще, пока отдельные деревья не слились в начало настоящего парка. Дорога с этого момента неуклонно шла вверх с лёгким наклоном. Она завернулась возле домика паркового смотрителя и вывела нас прямиком к чугунной ограде: тяжёлые прутья с пиками на концах смотрелись звериной пастью, в которую лучше не попадать. «Вам здесь не рады», — как бы говорили они. Между пиками топталась толстая серая ворона и с любопытством разглядывала экипаж.

— Леди Фламберли! Леди Шасоваж! — гаркнул кучер Нарелии так, что я чуть не поседела во цвете лет. Ворона встрепенулась и поспешила убраться.

Привратники, наверняка коротающие дни за игрой в карты, выскочили из своей будочки и кинулись отворять ворота, на ходу нахлобучивая фуражки.

Поместье Морнайтов напоминало увядший цветок. Поместье Триккроу — модную в этом сезоне диадему, которую в следующем объявят безвкусицей.

Поместье Фламберли вызывало желание вытянуться во фрунт и проверить, не пристало ли пятнышка к обуви, не забралась ли под ноготь грязь. Дорожки и клумбы расчертили под линейку, тёмная зелень кустов казалось холодной даже под весенним солнцем. Всюду углы и прямые линии, почти чёрный камень фасада и белый — дорожек. Высокие тонкие окна следили за нами десятками глаз, выискивая недостатки, а дымоходы вонзились в небо двумя ядовитыми клыками.

Здесь не было фонтанов и статуй, или иных украшательств, только ровные пирамиды кустов друг за другом. Судя по чёткой форме, стригли их совсем недавно, может, даже сегодня утром.

Захрустел белый гравий под ободами колёс, лошади всхрапнули и остановились. Из раскрытых дверей поместья высыпала прислуга и в мгновение ока разбилась на две шеренги по бокам лестницы. Одна девушка прятала за спиной метёлку для пыли, другая явно недавно месила тесто — и теперь украдкой отскребала его. Одетые в чёрное и белое, они сливались со двором в единое целое, от которого мне вдруг стало не по себе.