— Ещё не сковали тех цепей, что меня удержат. — Я сморщила нос и украдкой потыкала вилкой. С новой переменой блюд принесли какие-то сомнительные кусочки под белым соусом, я даже не могла сходу определить, кем они были при жизни. Под нажатием кусочек слегка пружинил. Так и не решившись попробовать, я шепнула одними губами, чтобы не услышали лакеи позади: — Кстати, можете меня поздравить. Я совершенно точно не Триккроу.

Лорд Морнайт отлично владел лицом, я убеждалась в этом множество раз. Вот и сейчас его брови лишь немного дрогнули вверх, да наклон головы изменился. Для остальных в этом крошечном движении не было ничего особенного. Для меня в нём крылось столько, что голова закружилась.

— Просто похвалите меня, — сказала прежде, чем он начнёт распекать меня за сумасбродство. — И скажите заодно, что это за странные грибы?

— Эти странные грибы — улитки, — ровным тоном произнёс лорд Морнайт. — А с вами мы поговорим, как вернёмся.

По шее волной пробежали мурашки. Я решила не обращать на них внимания и храбро сунула вилку в рот. Ыгх, ну и гадость.

ߜߡߜ

Осень закрутилась водоворотом, на смену ей пришла мягкая столичная зима. Под её инеистое дыхание и мрачные крики вороньих стай приятно было посиживать у огня. Вечерами я иногда забредала в «Лавандовый бриз», где мы с Бетель соревновались в рассказах самых жутких историй, что могли вспомнить или сочинить. Эреза, неожиданно для всех, оказалась страшной трусихой — и стоило нам засесть у камина, вооружалась справочником «Лиственные и хвойные кустарники Олдема», будто среди страниц прятался оберег от мроедов. Нарелия к нашей компании никогда не присоединялась, но пару раз я замечала, как она подслушивает у лестницы.

Впрочем, посиделки эти случались не часто. К празднику Сердцезимья преподаватели как с цепи сорвались — и всякий мнил, что его дисциплина самая важная. Под горой заданий для самостоятельной отработки уже не один адепт похоронил надежду когда-нибудь окончить курс. Лорд Морнайт не отставал от коллег. Меня разбирало подозрение, что виной всему моё самоуправство на осенинах у Триккроу. Как человек взрослый и обстоятельный, он учился на своих ошибках, вот и не давал мне возможности опомниться и что-нибудь натворить.

Академия впала в зимнюю спячку. Здесь не бывало снега, но всё словно укутало той ватной тишиной, что опускается на землю после обильного снегопада. Задиры и скандалисты присмирели, старшие курсы прекратили цепляться к младшим. Должно быть, им тоже приходилось исписывать целые мили бумаги, выискивая в библиотечных книгах нужные имена и открытия.

И только когда задули тёплые восточные ветры, это странное оцепенение начало спадать. В воздухе запахло весной, а главной темой для разговоров сделались они — Состязания Равноденствия.

Равноденствие в народе не особо и празднуют. Так, выпьют вечерком на кружку сидра больше, да и разойдутся по домам. Весной дел много, только и успевай поворачиваться, каждый праздник встречать — всю посевную прогуляешь. От Синих гор на юге до северных проливов, за которыми рассыпались острова Рагрании, люди ждут святой ночи Девяти цветов, Нои-блатта, чтобы достать из шкафов вышитые одежды, отряхнуть пыль с сапог и пуститься в пляс до самой зари. А до того — изволь потрудиться.

У знати же всё не как у людей. У магов — тем более.

Всё началось ещё с утра. Главный зал Академии похорошел, распустил пёрышки: окна украсили гирляндами белых цветов, на колонны навертели золотистых бантов и лент, по центральному проходу раскатали ковровую дорожку.

Адепты, разнаряженные в лучшие одежды, лицами напоминали восставших мертвяков, сплошная бледность и синяки под глазами. Учёба высосала жизнь из самых безалаберных и трудолюбивых. Но даже в полудохлом виде мы волновались до одури — что же приготовили в этот раз?

Оказалось — дуэли.

Уверена, в момент объявления турнира у каждого в зале перед глазами пролетел список тех, с кем они бы не хотели столкнуться на ранней стадии. У меня он тоже нарисовался: Эреза, Лиам, парень-террит, который на спор за ночь вырастил огромный дуб на центральной площади, Тангиль, близняшки-аэри, тот дуб повалившие ураганом. С Бетель состязаться не хотелось ещё и потому, что с появлением фамилиара она стала как-то подозрительно ко мне присматриваться. Хотя Пак клялся и божился, что ни один маг пробиться сквозь его маскировку не сможет.

Можно сказать, что мне повезло. В соперницы досталась вечно сонная белобровая девица, которая больше любила нюхать розы, чем пытаться их вырастить. Эреза частенько на неё жаловалась и недоумевала — зачем та оставила семейный уют, если учиться не собирается?

По какой причине леди Лорелея Шиф заявилась на турнир, мне тоже было не ясно. Дуэль наша продлилась ровно тридцать секунд: именно столько потребовалось, чтобы изгнать её из очерченного круга дуэльной площадки. Девица при виде слетевшего с моих рук огня просто схватила юбки и вылетела прочь с непривычной для себя прытью. Даже не попыталась хотя бы песок мне в глаза кинуть.

Лёгкость победы обескураживала.

Но не все из восьми победителей нашего курса отделались так легко. Против Эрезы вышла одна из близняшек и едва не выбила её с площадки молниеносной атакой. Только призванные корни позволили территке удержаться и продолжить бой. В итоге она победила, но с таким трудом, что сил на радость особенно не осталось. Вторая близняшка бесславно уступила Лиаму — и многие подозревали, что дело не в разнице сил, а в его свободном от помолвки статусе. Уж больно выразительно она накручивала смоляной локон на пальчик, когда игнит подошёл для традиционного рукопожатия после дуэли.

Впрочем, не думаю, что он заметил её кокетство. За зиму Лиам стал сам на себя не похож: заострились скулы, щёки ввалились, даже золото волос будто поблёкло. Людей в Академии он сторонился, зато поговаривали, что частенько наведывается в питейные заведения. И только на практике можно было увидеть его прежнего — с огнём в руках парень преображался, как усохший подлесок после хорошего ливня.

Среди зрителей, за подрагивающей словно нагретый воздух плёнкой щитов, я привычно нашарила взглядом Дея Киннипера. Вот уж кто выглядел ещё хуже Лиама. Осунулся, глаза запали и лихорадочно блестят, отросшие волосы топорщатся во все стороны, потому что он завёл привычку то и дело лезть в них руками. И без того худой, аэрит истаял настолько, что кожа туго обтянула скулы. На лекции он ходил прилежно, а вот на практиках сперва отговаривался болезнью, а потом и носа туда перестал казать. Он вздрагивал, стоило кому-то громко к нему обратиться. Постоянно оглядывался. А стоило нам столкнуться — зыркал на меня исподлобья и спешил убраться.

Вечно так продолжаться не может, мы оба это понимали.

Я для него хуже лезвия топора над шеей. Но даже скинь он меня с моста ещё раз, магию это не вернёт. До экзаменов остаётся не так много, близится час, когда у всех нас потребуют доказательств, что не зря протирали скамьи Академии целый год.

Что же он будет делать тогда?

Этот вопрос снедал меня за утренним кофе, на лекциях по синергии стихий, под звон колокола и после того, как голова касалась подушки. Иные заботы лишь ненадолго отгоняли его прочь. Особенно после того, как я пару раз видела, как Дей ночью выскальзывает за ворота.

Я думала послать Пака следить за ним, но фамилиар не мог удаляться от хозяина дальше ста тридцати двух шагов. Это мы выяснили на практике, потому что фолиант «Всемогущих элементалей» безбожно врал о целых континентах и океанах, что может пересечь такой помощник. Читать его оказалось отдельным испытанием: Пак то и дело фыркал, вставлял едкие комментарии и захлопывал книгу, когда не находил подходящих слов, чтобы выразить своё возмущение.

Академия ему не понравилась. Слишком много углежогов, грязеедов и мокриц, как он неласково называл остальных магов. Моя природа углежога Пака отчасти беспокоила, но он реагировал на неё как на досадный изъян, который со временем учишься не замечать. Зато от Бетель приходил в такой восторг, что я порой даже ревновала к этим умильным интонациям.