Он треснул кулаком по креслу так, что оно едва уцелело. Я вздрогнула и потихоньку отодвинулась подальше. Тяжёлый душный гнев заполнил комнату и придавил полуденным зноем, кувшин на столике запотел.

Молчание лорда Морнайта становилось всё мрачнее.

Генерал перевёл дух и продолжил:

— Мудрая жена не станет перечить мужу, но Аннелиз… Если слово, то поперёк, если поступок, то назло. Грегор не был нежным супругом и порой давал своему гневу ход. Пожалуй, он был слишком вспыльчив, не удивительно, что закончил дуэлью… Но другая бы стерпела пару тумаков, научилась послушанию и кротости. Но она, — генерал задохнулся от возмущения, будто снова переживал всё то, что уже скрылось под слоем прожитых лет, — она забрала ребёнка и просто сбежала с каким-то прохвостом из Делби! С садовником! Подумать только, чтобы де Блас спуталась с проходимцем столь низкого сословия…

— Вы пытались её вернуть, полагаю? — тон лорда Морнайта утратил всякую душевность.

— Разумеется, — оскорбился де Блас. — Сложности добавляло держать всё в тайне, однако, поиски не прекращались ещё год. Это дело семейной чести! Я потратил кучу золота, но всё, что удалось выяснить — что садовник и сам был женат. Они будто растворились, провалились сквозь чёртову землю!

На виске генерала билась жилка, он побурел, шумно дышал, словно вот-вот с ним сделается сердечный припадок. Но мне совсем не было его жаль. Ни капли.

— Женщина, что оставила меня у приюта… Это была она? Высокая, смуглая, коричневые волосы, родинка вот здесь, — я постучала возле носа. — Очень любила кричать и таскать за волосы.

— Не знаю, кто это, но точно не Аннелиз, — с какой-то брезгливостью отмёл эту возможность генерал. — Вы с ней довольно похожи. Разве что глаза достались от Фламберли, наша-то кровь всегда была светлоглаза. И сколь бы Аннелиз ни была бессовестна, не оставила бы ребёнка чужим людям. Она не оставила его даже родной семье!

Должно быть, я и правда дочь своей матери. Потому что язык мне достался столь же неукротимый, а научиться послушанию и кротости всё никак не выходило. Губы поехали в стороны в злой усмешке, и я сказала:

— Считаете, что вас обокрали?

— Ты принадлежишь роду де Блас, а я его глава, — твёрдо сказал генерал. — У неё не было права забирать тебя до того, как проявится печать и станет ясно, унаследовал ребёнок дар или нет. Но теперь всё встало на свои места.

— А если бы у меня не было печати? Была бы вам нужна такая внучка?

Де Блас нахмурился:

— К чему эти рассуждения? Под крышу рода вернулся дар, достойный носить его имя. Ты оставишь Академию и будешь развивать его здесь.

— Что? — вскинулась я. — Нет!

— Мне никогда не нравилась эта идея собрать в одном месте столько молодых людей. Очевидно, что ничего хорошего от этого не случится. Те, у кого ветер в голове, собьют с верного пути и всех остальных.

— Вы что, не слышите меня? — Я дёрнулась, шляпа скатилась на пол, взметнув ленты двумя хвостами. — Мне нравится там.

— Важно не то, что тебе нравится, а то, что будет для тебя лучше. Здесь…

Он не желал меня ни слушать, ни слышать. Уже распланировал всё, будто имеет право.

— Вы уже потеряли дочь, — сказала я резко. — Хотите потерять ещё и внучку?

Звенящая тишина повисла в комнате. Я смотрела вперёд и не видела лорда Морнайта, но чувствовала его за собой, как надёжную опору.

— Покинешь Академию, — тщательно выговаривая каждое слово сказал генерал. Он смотрел мне прямо в глаза, словно рычащей псине, которую намерен побороть и посадить на цепь. — И направишь все усилия на службу. Я не повторю своих ошибок. Армия сделает из тебя достойного человека, воспитает новую де Блас, что однажды сможет её возглавить!

Терпение лорда Морнайта иссякло. От глубины его голоса по моим рукам побежали мурашки, в нём зазвучал треск горной породы и негасимый огонь в сердце мира:

— Доколе вы будете изничтожать собственный род лишь того ради, чтобы потешить самолюбие?

— Вот ваша цель, Морнайт! — загрохотал дед. — Мне хорошо известно, что каждое семейство в окрестностях будет счастливо, если род де Блас вдруг утратит величие. Спите и видите, как бы низложить нас, втоптать лилию в грязь! Не выйдет!

— Очнитесь! — бросил лорд Морнайт. — Ради мнимого величия вы готовы жертвовать своими детьми! Маги когда-то были вашей силой и гордостью, но что вы сделали с этим наследием? Как распорядились им? Умрёте вы — и угаснет дар. Лишь потому, что вы готовы ломать всех вокруг в угоду своим желаниям.

Генерал пожевал бескровными губами.

— Теперь не угаснет. Теперь у нас есть она.

— Вы же не думаете, что я меньше способна на побег, чем ваша дочь? К тяготам вольной жизни мне не привыкать.

— Какая-то девчонка не будет мне ука…

— Какая-то девчонка может спалить этот особняк дотла, — прервал его лорд Морнайт. — Она умна, хитра, своевольна и в полной мере унаследовала огненный дар вашего рода. Я ещё не видел адептов, которые бы столь быстро всему учились, а вы сами знаете, насколько трудно подчинить стихию Игни. Послушайте меня, де Блас, хотя бы раз в жизни, — сказал он с жаром. — Эта девушка — воплощённая Лавена, которая станет вашим утешением на склоне лет. И которую вы потеряете, если не бросите свои деспотические замашки. Вы больше не в армии, а она — не солдат. И не станет им. — Мужчина вдруг улыбнулся с торжеством наконец-то законченного дела: — Сегодня утром парламент одобрил отмену обязательной воинской повинности для игнитов. Король уже подписал эдикт.

— Протащили-таки… — Из генерала словно выдернули тот металлический стержень, что всегда поддерживал его. Он разом как-то обмяк, осел, в то время как лорд Морнайт лучился светом уверенности. Одна чаша весов перетянула другую. — Так отчаянно пытались достичь этого, лезли всюду, куда не просят. Поздравляю, Морнайт, вы своего добились. Но теперь выходит, что Марибель погибла напрасно, раз всё можно было отменить росчерком пера, вот так просто. Чего стоит её смерть теперь? Всё было зря.

— Марибель в любом случае погибла напрасно, де Блас. Чужие смерти не сделают это более справедливым, чем оно есть. Ваша старшая внучка была бы счастлива остановить это и дать людям выбор. Или вы уже позабыли о том, какой она была?

— Вы забываетесь, Морнайт. Я всегда помню, — генерал коснулся цепочки, что свисала с моей ладони. За считанные мгновения он словно постарел лет на пять. — Каждый день, каждый час, словно всё было вчера. Груз моих решений всегда здесь. Я лишь пытался всё сделать правильно.

— Что за сила у кольца Лавены? — спросила я.

— Воскрешать то, о чём мы бы хотели забыть, но не можем себе позволить, — глухо сказал дед.

— Тот, кто наденет его, сможет увидеть любой момент своей жизни так же ясно и чётко, как вы сейчас видите меня, — доходчиво пояснил лорд Морнайт. Я улыбнулась про себя этой привычке преподавателя, что намертво в него въелась. — Даже самые ранние годы. Хотите попробовать? Теперь оно и ваше тоже.

Я взяла кольцо, пережила ещё одну вспышку и покрутила его в пальцах. То, что я сперва приняла за бронзу, оказалось красным золотом — словно золото обычное впитало в себя немного огня. Ажурные нити переплетались между собой, перетекали из одной в другую, свивались в узоры. Красивая вещь, и чем дольше на неё смотришь, тем интереснее становится.

Но хочу ли я видеть то, что давно минуло?..

Лишь одна тайна не давала покоя, всё дёргала и возвращала к себе, как натянутая пружина. Я хотела узнать, что стало с той, что дала мне жизнь.

На первый взгляд, кольцо было широким, на мужской палец. Но стоило надеть, как ужалось по размеру, плотно прилегло к коже. И не успела я подивиться этому, как перед глазами задрожала мутная дымка. Точь-в-точь как во время лихорадки, когда от жара впадаешь в беспамятство, едва попытаешься встать на ноги.

Комната дрогнула, расплылась. Стены накренились, пол скользкой льдиной поехал в сторону. Я ещё успела почувствовать, как лорд Морнайт подхватил меня, не давая упасть, а после всё заволокла тьма.