Быть может, я и не победила… Но чувство такое, что обрела нечто большее, чем какой-то там кристалл.

Что такое бал победителей?

Единственный вечер (плавно перетекающий в ночь), когда в стенах Академии забывают про пыльные манускрипты, убирают в ящики колбы и запирают на дюжину замков мелких демонов в подвале. Выпускать последних, к слову, было чем-то вроде ежегодной традиции. Иногда спохватывались не сразу, и по утру столичные жители приходили к воротам: требовать возмещения за побитые горшки и разорванные по ниточкам панталоны. Все уже привыкли и особенно не боялись, обнаружив, что из камина выглядывает хитромордая рогатая сущность. Да и сами демонята охотно возвращались через пару дней, покуролесив всласть — в Академии их кормили гораздо лучше, чем в родной Бездне.

От пышного убранства главного зала рябило в глазах. Накануне на заряд люминов, бризеров и вечных фонтанчиков бросили адептов трёх стихий. Ухмыляющихся территов скрутили и приставили срочно выращивать сирень из ещё голых прутиков, которыми в сетку оплели балюстрады лестниц и колонны.

Теперь их и видно не было за тяжёлыми белоснежными цветами. Я то и дело совала нос в прохладные гроздья, вдыхая до краёв свежий аромат, вспоминала, как в детстве выискивала чудо-цветы с пятью лепестками, чтобы загадать желание и съесть их. На юге сирень начинала цвести гораздо раньше, чем здесь — и безо всякой магии.

Ни одного желания так и не исполнилось, но может, вся удача просто копилась на будущее?

Столы раздвинули к стенам и устроили фуршет, в середине зала возвели помост для музыкантов и приглашённой певицы, новой примы королевской оперы. Однако, в центре внимания была вовсе не она, а пятёрка победителей.

Я примеряла на себя то заискивание, с которым к ним обращались, те прилипчивые взгляды и улыбки, которыми их награждали. И, что уж там, немножко завидовала.

Ничего, подумала я, отпивая из бокала. В следующем году снова буду участвовать, только честно, без сильфа.

— До следующего года, — вдруг отчётливо сказал кто-то за моей спиной.

Похолодев от страха, я медленно повернулась.

Лорд Дерлинджер Клоффермортон, он же Ди, он же мой несостоявшийся убийца (право, многовато их развелось) с пасмурной улыбкой разглядывал кучку чемпионов. Хотя сегодня он разоделся в затканную серебром парчу, изумруды и чёрный бархат, он всё равно больше смахивал на лихого пирата, чем на потомственного аристократа из рода-прародителя Терры.

Парень искоса глянул на меня кошачьим глазом и пояснил:

— Сейчас они у всех на устах, но даже года не минует, как память об этом поблёкнет. Тем, кто хочет удержаться на вершине надолго, придётся доказывать снова и снова, что они достойны. А потом учёба закончится — и на память обо всём этом останутся лишь портреты в скучнейшей галерее, в которую никто особенно и не заходит.

— Ну надо же, — я насмешливо подняла брови, — а я думала, что вы мечтаете о своём лице на почётном месте в этой скучнейшей галерее.

— Я могу желать глупостей и одновременно осознавать, что это глупо. — Улыбка у него была обаятельная, хоть и дерзковатая по меркам общества. — Ну а вы что же?

— Просто радуюсь, что выдался случай погладить настоящего лигра.

Ди только хмыкнул:

— Мне хорошо знакомо, каково это — упустить победу из рук, можете не изображать добродетель. Паршивое чувство. Но из него можно вынести нечто ценное.

— Вы подошли, чтобы возвести меня к высотам духа?

Я посмотрела на него через бокал. Лёгкое яблочное вино почти закончилось.

— Вообще-то я хотел извиниться.

— О.

— Иногда меня заносит. Дух соревнований, жажда победы, азарт застит глаза. Я был уверен, что игниты не устоят перед ловушкой и так сильно хотел заманить вас, что не продумал последствия. Так что лорд Морнайт был прав, что устроил мне выволочку. Я бы предпочёл, чтобы сделал он это не на глазах у всех, но что уж. Поделом мне. — Он прижал руку к груди и быстро поклонился: — Сожалею и приношу искренние извинения.

— Полно вам, — я застеснялась и шлёпнула его перчаткой, — всё давно забыто. Меня ведь даже не оцарапало.

За спиной лорда Клоффермортона вдруг появились приятели, территы со старших курсов, чьих имён я не знала.

— Что я вижу! — воскликнул тот, что был повыше, кровь-с-молоком и целая копна русых кудрей. Ну прямо деревенский жених, затянутый во фрачную пару. — Дружище Ди, неужто бремя холостяка стало для тебя невыносимым? Уже строишь глазки ма-а-а-адемуазель? А представь-ка и меня, наверняка я понравлюсь ей больше.

Тот со смехом толкнул его рукой в лоб, как докучливого пса:

— Что за ерунду ты несёшь? Я всё же предпочитаю женщин пламенных, с неукротимой волей к победе. Не в обиду леди, — зубоскалить он умел отлично.

Я вернула улыбку:

— Нисколь не в обиде. Но может, вы ещё передумаете? Мы, проигравшие, должны держаться вместе.

— У-у-у-у… — в унисон загудели территы, «незаметно» подначивая друга тычками в рёбра. Судя по красным щекам и рвущимся на волю смешкам, они предпочитали виноградное креплёное.

Ди засмеялся:

— Люди правду говорят, что вам палец в рот не клади.

— У этих людей есть имена?

— Ну нет, я не сплетник. Просто хорошо слышу, когда сплетничают другие. — Очередной тычок вывел Ди из себя. Он запыхтел, пытаясь одной рукой перехватить следующие атаки: — Прошу простить, эти господа скоро потеряют человеческий облик и превратятся обратно в боровов. Нужно вернуть их в свинарник до полуночи, — он отсалютовал мне бокалом и потащил свою шумную компанию прочь.

Музыканты заиграли лёгкий контрданс, гости и адепты разбились на пары в два длинных ряда. Даже весёлые танцы у знати были каким-то скучными и чинными: мужчины застывали в фигурах как статуи, женщины одновременно с танцем следили, чтобы туалет и причёска оставались в порядке. То ли дело простой люд на ярмарке Средолетья или в ночь Нои-блатта! Вот там пятки горели, а косы расплетались сами собой.

Мне быстро наскучило смотреть на танцующих и захотелось пройтись

На длинном балконе царила приятная прохлада, со стороны леса доносились преливчатые соловьиные трели. Бархатная ночь выцветала на горизонте, обещая восход через пару часов. Скамьи с изогнутыми спинками уже заняли, так что я прошла к самым перилам, осторожно ступая по чуть скользкому мрамору.

Глаза слипались, даже холодный ветерок не помогал. Завтра свободный день — и я намеревалась проваляться в постели так долго, насколько это вообще возможно, а ужинать пойти в «Лавандовый бриз». После торжественных вечеров еда ещё пару дней будет отличаться особой изысканностью: поварам нужно срочно избавиться от закупленных лангустинов и земляных грибов.

Увлечённая приятными мыслями, я не сразу заметила, что девичий профиль по левую руку от меня выглядит довольно знакомым. Горделивый нос, собранные наверх кудри, идеальная осанка — вся фигура дышит уверенностью. И только пальцы отбивают ритм по перилам, выдавая нервозность

Нарелия заметила мой взгляд и повернула голову. Я думала, что она расфыркается и уйдёт или сделает вид, будто меня тут нет, но вместо этого она подошла ближе. Длинный подол прошелестел по мрамору.

Ночь была ей к лицу. Слишком резкие днём черты обрели приятную мягкость, глаза в глубоких тенях ловили свет от фонариков в парке и живо поблёскивали. Она выглядела малость растерянной, словно сама не особенно сознавала, зачем ей со мной говорить. Опёрлась на ограду, зашарила взглядом по крышам коттеджей среди опушённых молодым листом деревьев.

— Мне не нравится, что я чувствую себя обязанной, — вдруг резко сказала Нарелия. Голос у неё был грубоватый, неподходящий для шёпота.

Я не сразу разобралась, о чём это она. Какое-то время просто таращилась вниз, гоняя фразу в голове по кругу. «Обязанной, обязанной, обязанной» — как эхо в горах. Потом догадалась.

Нет, всё-таки нужно идти спать.

— Так не чувству-ы-ы-ый, — зевок съел конец слова. — Я же ничего взамен не требую.