Презрев мои усилия, он отшвырнул лоскут в сторону, выдернул ржавый засов из петель и заглянул в сарай. Мычание усилилось. Не издавая ни звука, лорд Морнайт постоял несколько секунд, а затем так же молча притворил дверь.

В ожидании головомойки я смотрела аккурат на край своего подола и отлично слышала, как маг несколько раз перевёл дух прежде, чем заговорить.

— Так, — сказал он коротко и снова замолк. — Так.

Я осмелилась поднять взгляд: лорд Морнайт с отсутствующим видом потирал лоб. Жар от него шёл умеренный, так что я малость осмелела.

— Послушайте, я сделала то, что должна была. Он уже прикончил кучу народа, дай я ему уйти — кто знает, сколько ещё пострадало бы. Вы бы слышали его вчера, видели эти глаза — он безумен! И ни перед чем не остановится.

Лорд Морнайт остановил меня жестом, которым обычно призывал замолчать уж больно забравших не в ту сторону адептов. Он открыл рот и закрыл. Он метнулся в сторону и вернулся обратно, почти не сойдя с места. Он издал сдавленный смешок и наконец взорвался:

— И вы оставили его здесь, просто в сарае?!

— Не просто в сарае, в сарае, которым явно давно не пользовались! А в сезон ежедневных дождей и не начнут. К тому же, я как следует заперла его. Ну, — поправилась я, глядя на совсем не убедительную теперь печать, — как следует, если только вызволять его не полезет кто-то вроде вас. Но в Яме таких не водится, уж поверьте.

— Но почему же вы сразу не сказали мне об этом?!

— Я… Я не хотела вас волновать, — промямлила я.

Лорд Морнайт утратил дар речи на целую минуту. Личный рекорд. Он очень старался сдержаться и вернуть себе спокойствие, но в него будто вселились с дюжину мелких бесов одновременно и теперь тянули в разные стороны.

— Уму непостижимо, — отчеканил он. — Просто… У меня нет слов. Вы увидели человека с кинжалом, того, кто уже чуть не убил вас однажды — и что вы делаете? Может, вы позвали на помощь? Нет! Конечно же нет! Это ведь слишком просто — добежать до поста стражи, скукота. А сразу же зайти ко мне и рассказать обо всём, что выяснили, вместо того, чтобы устраивать слежку по ночному городу — вовсе невозможно! Дарианна! — рыкнул он так, что с черёмухи посыпался древесный сор. — Какого чёрта вы рискуете собой так, словно в запасе есть ещё одна жизнь?!

— Но как же моя предприимчивость?.. — пискнула я.

— Какая ещё предприимчивость!!!

— Вы такой непоследовательный…

— Грхщхрр! — нечленораздельно прорычал он и снова взметался.

— Ну послушайте! — воскликнула я. — Разве всё не вышло наилучшим образом? Преступник взят с поличным, жертва спасена, а на мне ни царапинки! — Про колотые раны от кроводёра я решила умолчать: всё равно он их не увидит. — Риск был полностью оправдан, вот, что я думаю. Пойди я за вами, та девочка сейчас была бы мертва. И злитесь, сколько хотите. Я это уже сделала. И сделала бы снова, будь у меня возможность прожить этот вечер заново! Ну, кое-что я бы изменила, конечно, но итог был бы тот же…

Лорд Морнайт вдруг прекратил беспорядочное движение. Замер и уставился на меня, тяжело дыша. Глаза блеснули, он стремительно подлетел и схватил моё лицо в ладони, словно хотел оторвать эту дурную голову. Я заморгала в растерянности.

— Ваша непостижимость меня в гроб вгонит, — сказал он с чувством. — Но может, из-за неё я вас и люблю?

Ни одна ледяная ловушка, ни одна комната, будь она забита лиграми хоть под самый потолок, не заставила бы моё сердце застучать так громко. На мгновение я оглохла от этого яростного биения.

— Что? — ломким голосом вырвалось против воли. Я коснулась его ладоней и сжала их, не давая убрать.

— Это ни к чему вас не обязывает, — сказал лорд Морнайт, чьё лицо склонилось так близко к моему, что можно пересчитать ресницы. — Пока вы были под моей опекой, приходилось молчать, чтобы не бросить на вас тень даже случайно, но сдерживаться вечно я не в силах, увы. Простите, если вас оскорбило…

— Я… Чт… Просто скажите это ещё раз! — перебила я. — Говорите это, пока я не поверю, что это не слуховая иллюзия.

— Стало быть, не оскорбило? — В уголках его глаз залегла счастливая улыбка, и от вида её мне совсем уж поплохело.

— Ужасно оскорбило, — прошептала я, — что вы до сих пор меня не поцеловали.

Лорд Морнайт, как истинный джентельмен, не мог оскорблять даму столь жестоким образом.

Сперва моих губ коснулся лишь его взгляд, осязаемый настолько, что колени мигом растаяли. Я мимолётно удивилась тому, как эти хрупкие штуки таскали меня столько лет, а потом забыла о них навсегда.

Мягкое прикосновение скользнуло по губам, отбирая дыхание. Под рёбрами заболело от того, как мало вдруг стало воздуха. Я представляла этот момент множество раз, даже видела во сне — и ни один из них не шёл ни в какое сравнение с явью. Разве может фантазия передать этот трепет, что прокатывается по коже? Это тепло, эту нежность прикосновений, от которой в душе трескается камень и расцветают сады. Запах кожи, нагретых на солнце дров и лавки пряностей — хмельной аромат мужчины, от которого в голове царит кавардак.

Мне всегда так хотелось прижаться к нему, ощутить близость всем телом — и теперь я делаю это, обмирая от восторга. Искристая радость захлёстывает с головой, выталкивает в бескрайнее море.

Но я не сорвусь в пучину.

Потому что руки лорда Морнайта надёжно удерживают за талию.

Он смотрит в мои глаза, и настигает безошибочное чувство — не одна я так сильно ждала этого. Всё то, во что боялась поверить, что списывала на игру воображения и собственные желания, оказалось правдой. Всё это время он тянулся ко мне так же, как и я к нему.

И чуда в этом было гораздо больше, чем в умении пускать пламя из рук.

ߜߡߜ

Суды над аристократами — дело долгое, муторное. Порой тянется годами, которые подсудимый проводит вовсе не в хладных застенках на хлебе и воде, а в уюте собственного дома, предаваясь излишествам. Даже окровавленный нож в руках и десяток свидетелей не всегда становится поводом для судейской коллегии вынести окончательное решение — кто поручится, что свидетели не подкуплены, а жертва не напоролась на клинок сама?

Бедняков отправляют на виселицу так скоро, что вряд ли они успевают запомнить судей в лицо. Богачи же никуда не спешат. Прикатывают на заседания в роскошных экипажах и рассчитывают в них же вернуться домой, а то и завернуть вечерком в театр, где всё те же судьи заглянут к ним в именную ложу.

Словом, закон суров, но вовсе не беспристрастен. Если только господа с гербами на пряжках и звонкой монетой в карманах не злоумышляли против короля: тогда то уж всё решают в кратчайшие сроки.

Но в этот раз предвзятость сыграла нам на руку. Что может противопоставить мелкий дворянин из обедневшего рода тем, кто ведёт отсчёт своих предков от сестёр Игни? Даже вздумай Киннипер натравить на меня газетчиков — ни один из них, хоть самый честный репортёр, хоть самый грязный писака, не рискнёт вымарать имя новоявленной внучки генерала де Бласа. А любые обвинения, хоть лживые, хоть правдивые, отскакивали от меня, будто горох от стены.

Киннипер даже не замечал, как портит дело своими речами. Стоило ему многозначительно заявить о великой миссии, как все последующие слова уже несли на себе клеймо первосортной чепухи. Да-да, конечно, наследница де Блас украла ваш дар. Чего ещё расскажете?

Никому и в голову не пришло проверить столь дикое заявление.

А что до исчезнувшей печати, то злодеяния его были столь велики, что лишение дара все посчитали наказанием свыше. Общество желало верить в божественную справедливость — и это оказалось непреодолимой стеной. Кинниперу оставалось только скрипеть зубами и сыпать проклятиями.

Виселица ему не грозила: убить несколько человек всё же не так преступно, как начеркать пасквиль в адрес его величества. Однако, долгие годы в сырой камере Дворца покаяния грозили стать ещё худшим наказанием для того, кто мнит себя величайшим из ныне живущих людей.