— Спасибо, — Креб положил ладонь на чип, который тут же пропал из поля видимости. — Я твой должник.
— Какие долги, майор, — криво усмехнулся Менсх, поднимаясь из-за стола. — Одно дело делаем. Тем более я просто упрощаю себе жизнь. Знаешь, я же человек-лентяй. Не люблю отправлять шаттлы для спасения ПВК. Так что, если у вас их не будет, я только рад.
Аббревиатура ПВК хорошо знакома любому боевому пилоту. Аббревиатура, которая заставляет сердце сжиматься от волнения за брата-летчика.
«Пилот вне кабины», «Пилот в космосе», «Пилоту вроде крышка» — способов расшифровать эту аббревиатуру масса, и военный сленг упражняется над ней как может. Но факт остается фактом — ПВК обозначает нахождение в вакууме в одном лишь легком скафандре сбитого летчика. Возможно травмированного, возможно раненного, возможно с поврежденной системой жизнеобеспечения или разгерметизированным скафандром.
В ПВК нет ничего хорошего, смешного или рядового. ПВК значит, что где-то в необъятной пустоте находится твой брат-пилот, который может погибнуть в любой момент по техническим причинам, из-за пролетающего мимо МЛА, боеприпаса, энергетического заряда, космической радиации, космического мусора — список причин, которые могут причинить смерть разумному, оставшемуся один на один с бездушным космосом без возможности убраться подальше своими силами, бесконечен и всегда дополняется. Никогда не сокращается.
ПВК — это головная боль каждого диспетчера корабля или космического объекта. Есть не так много времени, чтобы отправить к сбитому летчику эвакуационный шаттл. А пилотирующие последних ребята так и вовсе рождаются с дюрасталевыми, если не бескаровыми нервами.
Эвакуационный транспорт, застывший с открытым люком и вылавливающий притягивающим лучом сбитого пилота — лакомая цель. И, в девяти случаях из десяти от уничтожения не спасают ни щиты, ни броня, ни собственная артиллерия эвакуационных кораблей.
Отчасти проблема решается использованием военных транспортов, вроде «Мю» или «Лямбда». Вон, даже личный транспорт гранд-адмирала Трауна и тот в неиспользуемое им время приписан к эвакуационной партии.
Каждый спасенный ПВК — это победа коллектива под руководством диспетчера и экипажа шаттла над безжалостной смертью. Потому что с момента, как на тактической частоте сообщено о ПВК, лишь три стороны слышат друг друга. Сам сбитый летчик, экипаж эвакуационного шаттла и диспетчер. Слышат друг друга от начала и до конца. Радуются спасению и становятся душеприказчиками в моменты, когда смерть неизбежна.
Именно смерть ПВК часто становится причиной психического слома разумных, работающих в диспетчерских. Потому что за один бой, у тебя может быть ПВК целое авиакрыло. Потенциально, конечно же.
Злые языки говорили, что в Империи с этим было проще — там редко какой пилот жил дольше чем его машина. И диспетчерам не приходилось идти на различные уловки, чтобы сократить количество ПВК. Зачем, если на смену погибшему, уже на следующий день придет кто-то новый?
В Доминионе же жизнь солдата, да и гражданского, не священна, конечно же. Но приоритетно ее спасение. Не взирая ни на какие материальные затраты и потери. Говорят, гранд-адмирал Траун, когда ему сказали о том, что спасение попавших в окружение или сбитых летчиков может стоить несколько сотен тысяч кредитов из-за предполагаемых повреждений эвакуационного корабля — его собственного шаттла — он просто и невозмутимо сказал: «Это просто корабль. Разумный в приоритете. На этом все».
Самодостаточная фраза, объясняющая все отношение гранд-адмирала к своим подчиненным и жителям государства, которое он создал и продолжает создавать из кусков других государств.
Пока Лайт был занят тем, чтобы прокрутить в голове все этим мысли, чтобы понять причину, по которой Менсх так расстарался ради получения нелегальной копии тренировочной программы для какого-то нового МЛА, руководитель полетов «Стража» покинул кабинет кака.
Посмотрев ему вслед, Лайт подумал о том, что этот человек может быть и достаточно неприятен в общении, груб, но не от того, что ему это доставляет удовольствие. Он просто такой.
И это не мешает ему из кожи вон лезть, рисковать карьерой (за нелегальные копии правительственных данных могут пострадать все, причем самая суровая дисциплинарная ответственность будет лишь малой кровью) ради того, чтобы пилоты «Стража» изучили новую машину раньше, чем та поступит на вооружение. Ведь, как показывает практика, до пятидесяти случаев ПВК происходят как раз из-за недостатка грамотного обучения пилотированию и незнанию возможностей своей машины.
Ульта на мгновение задумался.
А ведь майор не первый раз проходит по острию дозволенного. Да и Менсх тоже действовал так, как будто это не в первый раз. Их даже присутствие Лайта не смутило…
Естественно он не побежит тут же в каюту к контрразведчику и не станет стучаться в двери, чтобы заложить офицеров. На его взгляд сделанное этими двумя не преступление, нарушение, не более того. Но во благо.
И то, что они не выперли для этого разговора Лайта за дверь, на самом деле — показатель того, что ему доверяют. И как и руководитель полетов.
Ульта подумал, что отныне перестанет даже в мыслях называть Менсха гражданским термином «диспетчер». Этот человек показал себя с лучшей стороны. А ведь мог бы ничего этого не делать.
Да, он, конечно же, попытался замаскировать свои истинные намерения шуткой про лень… Но, на самом деле, он до этого сказал главную причину, по которой сделал то, что сделал.
Все они делают одно большое дело. И если есть возможность сделать его лучше, то они сделают.
И Менсх, и Креб… и Ульта.
— Как, можно вопрос?
— Можно тви’лечку за лекку, а в Вооруженных Силах «разрешается», — голос Креба был достаточно веселым, чего Лайт давненько (да почти никогда!) не слышал от него. Тем более старая бородатая шутка…
Впервые за все время их знакомства, Ульта увидел на лице Креба детскую улыбку. Перед ним словно сидел мальчик, который получил долгожданную игрушку, о которой мечтал… Два года, да?
— О каком истребителе говорил руководитель? — спросил Лайт. — Я так понял, что вы друг друга без слов понимаете, но мне до такого уровня еще далеко.
— «Головная боль», — Креб буквально пожирал глазами монитор своей деки, в которую был включен принесенный информационный кристалл.
— Мне это ни о чем не говорит.
— Потому что ты «ударник», — объяснил Креб. — «Перехватчики» и «истребители» уже два года грезят о том, чтобы наши КБ закончили полировать ветошью и прихорашивать хотя бы прототипы. «Мстителям» удалось полетать на первой партии. После чего ее вернули на завод для устранения дефектов. Вроде бы еще Империя сделала машину идеальной, но с нашими технологиями, ее буквально вырезали из чистейшего ауродиума.
— Рад за вас…
— За «разведчиков» тоже порадуйся, — посоветовал майор. — Если друзья Менсха правы, то у «боли» будет модификация для дальней разведки. А это, значит, что «Альфа-разведчик» не более чем костыль, которым заменяют отзыв АИРов в СПО до лучших времен. На практике, конечно, нужно посмотреть в каком состоянии и с каким функционалом линейные машины придут, но, думаю, все будет в порядке. После двух лет доработок, мусор просто бы не смог пройти все инстанции. Тем более, что приемкой истребителей занимаются мои клоны, а у меня нет привычки стрелять себе в лицо.
— Полностью согласен, но я вообще не имею представления о том, что такое эта ваша «Головная боль», и почему вы так ей рады, — признался Лайт.
— Знаешь, — неожиданно произнес Креб, поворачивая экран деки к собой. — Это самый страшный кошмар, какой только видели перед собой враги Империи с тех самых пор, как эта модель пошла в серию. Их не так-то много построили, но у Доминиона получилось захватить как документацию, так и рабочие образцы. Разобрали, изучили, собрали, обработали напильником и теперь готовы дать нам поиграться. Если я прав, то мы применим эти игрушки либо против недобитков в Пространстве Ситов, либо будем ими пинать наших недругов в Корпоративном Секторе и что там еще с ним в союзе.
