Каждый сборщик знал эту историю, которая всё больше походила на легенду. Балдур кивнул.

— Прокаженные. Пустодушные рабы, отобранные из естественной селекции и пущены на убой. Видишь вон того человека, что склонился с мечом над павшим врагом? Я часто смотрю на эту картину и пытаюсь понять, что же он ощущал?

Ратомир сделал паузу. Довольно длинную, чтобы Балдур смог обратить на неё внимание.

— Вы сражались во множестве битв, мой государь, вам должно быть известно, какого это стоять над поверженным противником.

Ни одна мышца так и не дрогнула на лице Ратомира.

— Возможно, но присмотрись поближе. Это прокаженный. Его одежды порваны, руки сбиты в крови, а сам он едва ли не присмерти. Прокаженный, а сражается так, словно чувствует, как боги касаются его души. Почему ты думаешь, он сражается?

Балдур не знал, князь действительно жаждет его ответа или это очередная уловка.

— Потому что ему приказали. Прокаженных тогда сразу записывали в рабы. Он лишь выполняет волю своего хозяина.

— Выполняет волю своего хозяина, — повторил шепотом князь, и по его лицу пробежала тень. — Это были действительно времена славных битв и варварских нравов, но это неизбежно. Именно благодаря трём Дантаратам, мы живем в настолько прекрасном мире, построенным на крови и костях наших предков. Знаешь ли, как окончился первый?

Балдур ничего не ответил, лишь ждал продолжения монолога князя.

— Первым Дантаратом было названо заседание глав всех полисов, на котором они решили, что, если война продолжится, всё они исчезнут навеки. Это был день здравомыслия, когда богатейшие и влиятельнейшие особы полисов, решили заключить мир и вести прибыльную торговлю. Красивая история. Знаешь, что случилось на самом деле? — Балдур отрицательно повел головой. — Этого ты не найдешь ни в одних книгах и учебниках истории. Ни один профессор не подтвердит это, так как полисы сделали потрясающую работу и удали это событие из станка сплетения судеб. Первый Дантарат действительно закончился подписанием договора о мире и сотрудничестве, однако причиной этому было не здравомыслие, а страх, — он пробил взгляд на того самого прокаженного, что занес свой клинок в убийственном жесте. — Страх перед ними.

— Мятеж? — с интересом спросил человек. — Вы так считаете?

— Я так знаю, — ровным голосом ответил князь. — Поэтому и был заключен мир. Всем прокаженным дали выбор, свести метки, которые они наносили на свои тела или умереть. Думаю, что выбрало большинство ты и сам догадываешься.

Стервятник заметил, как князь бросил последний взгляд на картину, а его грудь тяжело вздымалась. Ратомир резко обернулся и заговорил, возвращаясь к изначальному вопросу.

— Балдур, если бы я посчитал тебя клятвопреступником, ты бы давно уже сидел за решеткой.

Такого поворота человек явно не ожидал и словно онемел. Он не знал что ответить, поэтому предпочел покорную тишину.

— Выступил ты… удовлетворительно. Ты, наверное, хочешь знать, с чего всё началось, и что тебя ожидает за оскорбление молодого княжича?

Сборщик уверенно кивнул, хоть и на тот момент это его не особо заботило. Метка Серого начала ужасно зудеть, словно напоминая об обещании. У человека появилось дикое желание сбросить с себя рубаху и расчесать израненное брюхо до крови.

Ратомир перешел к следующей картине, произнося:

— За княжича не переживай.

— Благодарю, государь, — сердце человека воспряло.

— Не благодари меня, ты сделаешь кое-что, потому что ты мне должен.

И сразу же резко обрушилось в пучину. Последнее, что ему нужно было, это быть в долгу у еще одного правителя.

— Но как же? Помилуй, государь. Я же все сделал как надо, княжич молодой был признан проигравшим.

Ратомир улыбнулся так, будто перед ним стоял ребенок.

— Ах да, прости, Балдур. Я иногда забываю выключать политика. Это я так тебе говорю, что у тебя нет выбора, — он сделал паузу, полюбовавшись на картину полуголой женщины с короной из фруктов и корзиной налитых яблок у бедер. — Видишь ли, политика это как женщина. Ты к ней и с той стороны, и с другой, но сколько бы не ласкал, сколько бы не дарил и не обещал, всегда будешь должен. Не переживай, поручение простое. Доставить письмо в МидСхваль, куда именно узнаешь вместе с письмом.

— Позвольте поинтересоваться, государь?

— Потому что ты защищал мою честь и выстоял. Потому ты хоть и был моим защитником, но мне не служишь, проще говоря лицо ты нейтральное. До сборщиков обычно никому нет дела. Ходят себе да и ходят, иногда возвращаются, сдадут нажитое и обратно. И последнее, потому что я так хочу. Не суди это как бремя, а как жест доверия.

Балдур кивнул. Это всё что ему оставалось. Брюхо вновь адски зачесалось, и он было рефлекторно потянулся рукой. Ратомир не оставил без внимания этот жест, но и расспрашивать не стал. Судьба у каждого своя, и дорога по-разному пыльная и ухабистая.

— Просто так я тебя не отпущу, — задавай свои вопросы, я ведь по глазам вижу, что они у тебя накопились.

Солнцеликий снова прав. Балдур на мгновение удивился, но не знал с чего начать. Какой вопрос задать первым? Ответит ли на него честно Солнцеликий или ответит ли вовсе? Играть, как Варгин, он вряд ли станет, а что, если наоборот? Одним богам известно, что ему один из царей зверей на ухо лопочет. Почему князь так легко доверяет ему? Даже в защите собственного имени и жены. Это и был вопрос, который Балдур буквально выпалил на духу. Ратомир слегка прищурился, а в уголке его рта появилась легкая тень насмешки.

— Я слышал, что ты встретился с Варгином еще до моей свадьбы. С ним всегда забавно беседовать. Скажи мне, он задавал тебе три вопроса? Грозился в случае лжи забрать самое сокровенное?

— Задавал, государь. Грозился.

— Ох уж и задал он мне головоломку в первый раз, как показался у дверей Красограда. Зараза приковал мое внимание, а на третий вопрос, я и так две седмицы искал ответ. Вот как человеку доброму отгадать: «Что стреляет в пятку, а попадает в нос?». Я весь свой двор допытывал, посылал за небоградскими учеными и мыслителями, и знаешь кто мне сказал ответ?

Сборщик догадывался.

— Фитюля. Сын придворного сапожника-кожевника. У него еще пух под носом не вырос, да желудя даже не носит, а уже на вопросы Варгина отвечает.

— Быть может, вопрос был глупым и детским, государь? — Балдур не скрывал своей неприязни к коту.

— Возможно, — бросил Солнцеликий. — Да и Варгина самым предсказуемым существом не назовешь.

— Так чем же он убедил вас, выбрать меня защитником?

Ратомир повел бровью, будто вспоминая нечто, что уже успело утонуть в пучине памяти.

— Чтоб на умения твои поглядеть. Сможешь ли письмо доставить в МидСхваль или нет?

— И только из-за этого вы выбрали меня? Человека, о котором ничего не знаете? А если бы пал?

— Прошу тебя, Балдур, — князь фыркнул, но так, что только он сам это заметил. — Ты думаешь какой-то княжич и вправду смог бы забрать у меня Елену, путем старого и всеми забытого обычая? Варгин высказал интересную мысль, которую я предпочту оставить при себе. Он при мне уже много лет, как впервые показался на пороге Красограда, и заявил, что хочет жить во дворце, а в ответ советом мудрым помогать станет.

— Вот так просто?

— Вот так просто.

Балдур понял, что большего вряд ли добьется, а если что и удастся выудить из уст Солнцеликого, то, скорее всего, так не поймет.

— Мы ведь встречались раньше, только я вас тогда не признал, государь. Прошу извинить меня — сменил тему человек.

— И я не виню тебя, побоище было славное. Посреди тьмы, ледяной воды, горы трупов и чёрной слизи с кишками, я бы и мать родную не завидел. Повезло вам тогда, что я с дружиной вышел, сколько кораблей и мужиков на дно ушло в таких водоворотах.

Балдур открыто удивился, и был рад, что оставил Сырника на кухне.

— Где-то еще подобное происходило?

— Юго-запад Бролиска, — ответил Ратомир, с каменным лицом. — Последнее время всё чаще и чаще. Зверье с ума сходит, меняется. У кого лапы с когтями из чистой кости и яда отрастают. Кто берестой покрывается и икру мечет во все норы. Лики страдают, пытаются баланс вернуть. Я посылаю витязей и варягов по всему княжеству и дальше. Сам хожу на охоту, как видишь. Должен сказать, везучий ты, Балдур. В тот день, на озере я наказал ладью от воронки отвести, а затем меня словно молнией прошибло. Будто боги за руку взяли и повели меня на побоище. Я до последнего не знал, как пробьемся внутрь, пока певчие не связались. Мощные у тебя покровители, сборщик. Слава им вечная.