— Тухло и наигранно, — в этот раз выдохнул аури.

— У меня вопрос, Сырник.

— Валяй, Балдур.

— Что ты почувствовал, когда мы встретили старика, и что со мной произошло у певчего в халупе?

— Пёс знает, — коротко ответил Сырник, щелчком выбрасывая прутик во тьму, и сплевывая остатками ужина, застрявшего в зубах.

— Я серьезно, — настоял человек, явно показывая интонацией, что не в духе для шуток и игр.

— Как и я. Я похож на волхва или на мне шапка ведуньи надета? Перья из задницы не торчат, значит не ученый «шепчущий» аност. Я всего лишь аури, носитель личин и предвкушая твои следующие слова, я помню, что ты прокаженный и ничего не чувствуешь. Вот пёс его разбери что там произошло… как-то сумбурно всё. Я внезапно почувствовал вкус, который не чувствовал никогда, но прекрасно знал. Тоже самое произошло и со слухом и обонянием. Всё очень знакомое, может даже родное, но чужое и дикое.

— Может наш певчий на самом деле и не певчий?

— Ты о чем? — Вопросительно посмотрел Сырник.

Стервятник задергал указательным пальцем, словно стирая грязное пятно с поверхности небесного тела, и ответил:

— Мы встречали других аури, им мастерски удается маскироваться под различные личности. Жил как местный, во дворах да со свиньями жрал объедки, а как предыдущий певчий отправился к праотцам, обернулся новым и занял его место.

— Другого трюкача я сразу узнаю, мы все один и тот же способ используем, аура знакомая. Сканер был выдал себя при любой опасности или стрессе, например, когда ты его за грудки схватил. Они твари на редкость пугливые, хоть и частично «носители личин»

— Значит этот вариант можно отмести, — устало вздохнул Балдур.

— Со всем рвением и всяческой ответственностью, — добавил Сырник.

— Погано, — продолжил человек. — Это бы многое объяснило, я всё еще себя чувствую будто кто-то по локоть залез ко мне в душу, знатно покопался внутри, перевернув всё вверх дном, и уходя плюнул.

— Это не значит, что певчий не проклят или не заговорен.

— Сырник, — раздраженно протянул Балдур. — Не начинай, ты прекрасно знаешь моё отношение ко всем проклятьям, заговорам и прочей чепухе.

— Но они существуют, — настаивал аури.

— Балдур поправил ворот плаща, ощущая легкий озёрный бриз. — Существуют духовные ритуалы, которые частично усложняют жизнь, но никак не влияют на будущее и уж точно не меняют твою судьбу. Опять же, потому что даже самые мощные из них категорически запрещены к практике и караются как Ликом, так и нами. Максимум что икоту на день наложат или будешь дуть в портки пару часов, ничего такого, что могло длиться месяцы и никто бы не заметил и не почуял.

— Только вот если весь день икоты или позор от того, что взрослый мужик ссытся как младенец, не заставит тебя совершить ничего необдуманного и для жизни рискованного, то да. Ты прав, никак не влияет на будущее и судьбы. — Тут же парировал Сырник.

— А, иди ты к чёрту. — Ядовито бросил стервятник. — Ты прекрасно понял, что я имею в виду. Люди так устроены, Сырник, мы есть кто мы есть. Всё, что понять разумом не можем, или просто его не хватает, сразу называется проклятьем. Другое, что беседой или пятерней в зубы не решается, охотно дается имя «Заговор». Иногда нечто случается просто потому, что причина на лицо. Посмотри на это место, старик говорил, что здесь когда-то был золотой век, но даже золото померкнув, иногда играет солнечными зайчиками. Ни век, ни год, и даже ни день был покрыт золотом, как говорил старик. Эта деревня не проклята, как и её жители, и никогда не была.

— Сам иди к чёрту, Балдур. — Фыркнул аури. — Насколько помнится это ты спросил мое мнение, жаждал узнать, что же я почувствовал, а когда услышал слова неприятные, которые не сходятся с твоей точкой зрения, так сразу морду морщить стал.

— Погано мне, — произнес человек, с ноткой извинения в голосе, которая прозвучала чересчур агрессивно. — Что-нибудь еще?

Оба замолчали. Нависла противная тишина.

— Возможно, когда певчий проспится, он сможет пролить свет на то, что здесь происходит. Аносты даже и самые дурные знаниями блещут, а этот если не врал, еще и наград нахапать успел.

— Или мы ничего спрашивать не будем, а просто переправимся на ту сторону, — возразил Стервятник. — Тот, что пьёт и трезвым последний раз был лишь при рождении, меня совершенно не волнует. Нам нужно переправится на тот берег Янтарного и искать Гривастых, или ты забыл уже об обещании Серому? С каких это пор тебя волнуют холопы и их проблемы? Если хочешь, можешь оставаться, и разбирайся с их проклятьем пока не успокоишься, я тебя на обратном пути заберу, посмотрю, что получилось.

Сырник ничего не ответил, лишь фыркнул и безадресно выругался. Он спрыгнул с поручня и гордой походкой отправился внутрь. Балдур прикусил нижнюю губу. Вновь невесть откуда взявшейся порыв злости, что вырвался будто гром с небес, взял вверх над здравым смыслом. Балдур никогда не отрицал своей человечности и не стыдился своих эмоций, но они всегда были его выбором, его решением. Мужчина вновь протянул руку к небесам в надежде и сжал кулак.

— Всё еще пытаешься схватить? — из-за спины раздался женский голос и мягкие, практически бесшумные шаги.

Он не ответил, перевёл тему разговора.

— Как твоя спина? Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, чем твой разум, ¾ избегая прямого ответила, произнесла Мира.

Она поравнялась с человеком и взглянула на космическое тело. Она ощущала, что Балдур чувствует себя неудобно. Ему не хотелось говорить, и он словно съеживался, но при этом продолжал тянуться к ней.

— Есть мысли по поводу Регины? — спросила она в надежде перевести его разум в абсолютно другое русло.

— Совершенно никаких. Я не стану тебе врать, Мира, тем более и смысла нет. Я не вижу выхода из нашей ситуации. Обещание, данное Серому, словно насильно вырвалось из меня в тот день с остатками здравого разума. Регина, да и что уже там, все Гривастые, когда услышат, сначала на смех поставят, а потом прирежут, на всякий случай, чтобы не повадно было.

Балдур расстегнул пуговицу рубахи и взглянул под неё. Поверх рельефного тела тускло светилось узорное изображение, оставленное волком, прямо рядом с широким шрамом. Стервятник нахмурил брови и посмотрел на небо.

— Вероятно, прямое жертвоприношение Гривастых не понадобится. Возможно, есть другой способ, — Мира не стала дожидаться вопроса человека и продолжила. — Певчий этой деревни оказался аностом, и если он не врет про свои степени и награды, то возможно прямого ответа не даст, но направит по нужному пути.

— Метка Лика, — совершенно безразличным и безэмоциональным голосом сказал он. — Даже аносты со своими степенями в миллион лет не разберутся в ней.

Она почувствовала, как он подходит ближе и крепко обнимает её сзади. От него пахло меланхолией и злостью, но он прижимал её всё сильнее и сильнее, закрывая на тысячи замков. Он поцеловал ее в шею, она улыбнулась.

— Твоё дело собирать, Стервятник, а анализировать дух и его колдовство оставь мудрецам.

Он ничего не ответил, лишь вдохнул запах её волос и прошелся носом вокруг лаурена.

«Возможно, она права, быть может и есть средство». Балдур мало понимал в духе, он не мог его почувствовать, попробовать, ощутить эйфорическое прикосновение к душе, но он был знаком с ним. Стервятник воспринимал его как старого приятеля, с которым можно встретиться, побеседовать на изрядно изъезженные темы, читая мысли друг друга, и разойтись по своим делам. Он не понимал его, но был с ним знаком.

Чем чаще они беседовали, тем больше человек осознавал, что суть духа дикого, Личьего понять, и уж тем более приручить, невозможно. Лико мыслит иначе, оно видит иначе, оно дышит иначе. В нём смешивается хаос и порядок, сцепляясь в бесконечном танце духовного творения. Оно говорит с богами и являет их волю на мир живых. Такой дух невозможно развеять, а идти против метки Лика, значит идти против воли богов.

— Подождем пока певчий проспится, и утром у него всё узнаем. Есть причина почему мы выжили, Красный Стервятник, — продолжала она, поднимая раскрытую ладонь к небу. — Есть причина почему ты выкрикнул те слова и спас всем нам жизнь. Я не возьмусь гадать волю богов, но мне кажется, кто-то тайком, с долей маленького интереса, одним глазком наблюдает за тобой.