Вспомнила, как той ночью, когда мы провожали Блэйда на другой берег, я еле держалась, чтобы не разреветься. Поскольку было известно, что къярд точно сможет преодолеть половину реки, брат вошёл в воду верхом на белом Давосе и поплыл, преодолевая стремительное течение и держа коня за шею.

Я, кусая губы и заламывая руки, стояла на берегу вместе с матерью и братьями, которым, судя по их внешнему виду, было безразлично, переплывут они или нет.

И вдруг, примерно на середине, освещенной полной луной, реки, они исчезли из поля нашего зрения, резко уйдя под воду. А где-то в глубине всколыхнулось что-то огромное и жуткое. По воде от середины реки прошла огромная волна, докатившаяся почти до наших ног. Я ахнула и забыла, что нужно дышать, боясь представить, что же может быть под водой и какого оно должно быть размера, чтобы не только плыть против течения, но и поднять волну такого размера.

Через пару минут, показавшихся мне вечностью, Блэйд вынырнул из воды чуть дальше, чем был. Один. И быстро поплыл, продолжая свой трудный путь, наперерез течению.

Инглот настолько широк, что никому из нас не было видно то, что происходило на другом берегу, к тому же, полная луна как раз спряталась за огромной тучей и темнота вокруг стала практически непроглядной.

И вскоре я не выдержала затянувшегося напряженного молчания и нетерпеливо спросила:

— Он доплыл?

Виктор глянул на меня сверху вниз и снисходительно и произнёс:

— Вероятно. На нас парные артефакты, поэтому, о его гибели я узнаю первым. А раз жив — значит доплыл.

Уже тогда я должна была понять, что Виктор отправил Блэйда в Терра-Арссе с надеждой на то, что он найдёт меч, но и, не собираясь сильно расстраиваться, если младший брат не вернется.

Однако сейчас он хотел восстановить для него мост, чтобы помочь попасть обратно в Терра Вива. Зная Виктора, подозревала, что что-то тут нечисто, и дорого отдала бы за то, чтобы разгадать его коварные планы, только куда уж мне соревноваться с ним в умении плести интриги. Ему в этом не было равных.

Сегодня я появилась в голубиной башне как раз вовремя — почтовых птиц ещё не было, значит, скоро они должны были появиться.

Устроилась поудобнее на деревянной скамье у окна, чтобы ждать с комфортом, но почти сразу же подскочила на ноги и подошла ближе к одной из голубиных жердей, на которой, среди отдыхающих птиц-почтальонов, устроилась самая настоящая, огромная черная ворона.

И откуда она здесь взялась? Птица сидела, примостив голову под крыло, как ни в чем не бывало. Вороны писем не приносят, поэтому и в почтовой башне ей явно было не место.

— Кыш! — Категорично заявила я, махнув в сторону вороны рукой, но она никак не отреагировала, продолжив невозмутимо восседать на жерди. — Кыш, говорю! Пшла вон! — Добавила я громче, но подходить ближе опасалась — вдруг еще клюнет. — Надо же, какая невоспитанная ворона, — проворчала я, поняв, что наглая птица, кажется, намеренно меня игнорирует.

Но она вдруг подняла голову и пронзила меня внимательным взглядом маленьких блестящих глазок.

— Это ты невоспитанная девчонка! — Произнесла ворона слегка хрипловатым голосом, больше похожим на мужской, на чистейшем террском наречии. — В таком возрасте порра бы уже отличать воррону от ворррона. Это, между прочим, совершенно рразные биологические виды! Не воррона, а во-рон! Во-рон! Поняла, дурррья твоя голова?

Я замерла на месте, глядя на, как оказалось, ворона. Да еще и не просто ворона, а ворона говорящего. Картина, действительно, была необычной, но разговаривать так со мной я позволять не собиралась.

— Кем бы ты ни был, попрошу разговаривать повежливее, знаешь ли, — произнесла я, разглядывая птицу. С виду — обычный ворон, ничего примечательного, а каким-то непостижимым образом он умудрялся произносить слова.

— Ну и кто же ты такая, чтобы я прроявлял вежливость, после того, как ты обозвала меня воррроной, да еще и невоспитанной в пррридачу? — В тон мне отозвался мой неожиданный собеседник.

Я не сдержала улыбки. Ворон оказался не из тех, кто лезет за словом в карман. Картинно выпрямилась и, как полагается моему статусу, повеличественнее задрав вверх подбородок, заявила:

— Перед тобой ее Высочество Стасилия Рейн Ана Вива — принцесса вивианского королевства, — впервые вынуждена была представляться подобным образом.

Обычно, те с кем я встречалась, уже заранее знали, кто я и их представляли мне. Поэтому мое представление ворону показалось мне столь нелепым и комичным, что я, не удержавшись, улыбнулась.

— Не наследная, — склонив голову слегка на бок и внимательно глядя на меня, добавил ворон. — Забыла добавить, что не наследная, — повторил он, отчего улыбка моя быстро угасла.

Возможно, он хотел меня этим обидеть, возможно, указать на мое место, но в любом случае, цели не достиг.

— Не наследная, — легко согласилась я, выдерживая его внимательный взгляд.

Спустя пару мгновений молчания, ворон, кажется, ожидавший иной реакции, сменил гнев на милость:

— Ну что ж, пррринцесса, а перед тобой сам Люциус Терркано Хрравани Коррко, — величественно проговорил ворон в ответ, ничуть не смущаясь присутствия моей высокопоставленной персоны.

— Корко? — Переспросила я, услышав в его имени знакомое слово. — Это часть имени моего отца. Его звали…

— Знаю я, как его звали, — невежливо перебила птица. — Елеазарр Охтарр Коррко Вива. Корррко — значит «ворон» на синдарине. Вороны живут много лет, а Елеазарр был запоминающимся и перрспективным пррравителем, хоть и недолго.

При упоминании об этом мне стало грустно. Хоть я почти не помнила отца и давно пережила утрату, мне бы очень хотелось, чтобы он бы жив и правил Терра Вива вместо Виктора. Отогнала печальные мысли подальше и перевела тему:

— Можешь называть меня Ана — у нас в королевстве принято называть всех третьим именем.

— Можешь звать меня Люциус Террркано Хравани Коррко, — насмешливо ответил мой собеседник, а я хмыкнула.

Надо же какой нахал. Но каким-то непостижимым образом он мне понравился.

— Что ты забыл в почтовой башне, Люцик? — Заявила с усмешкой.

А ворон издал непонятный крякающий звук, выражающий не то удивление, не то недовольство.

— Что бы я здесь не забыл, это не касается любопытных местных прринцесс, которые суют свои прррелестные курррносые носы куда не просят.

— У меня не курносый нос! — Уверенно заявила я, оказавшись почему-то уязвленной именно этой частью фразы. — Не хочешь говорить — не говори, сиди себе на своем голубином насесте, — решила я проявить гостеприимство и отвернулась к окну, заметив, что к нему приближается почтовый голубь.

Люциус мне не ответил, а почтальон вскоре влетел в узкое окно на противоположной стене и опустился на специально предусмотренное место. К его лапке была привязана синяя коробочка.

Я аккуратно заглянула в неё, не отвязывая, слегка отпарив магией воды печать, чтобы не вызвать подозрений, и выяснила, что это послание для Виктора от управляющего из Глиндала, который сообщал, что налогов в этом месяце собрано катастрофически мало. Если так пойдёт и дальше, скоро жители будут голодать.

Печально. Глиндал всегда был одним из наиболее прибыльных городов: в нем располагался вивианский порт, он был связан торговыми путями с Лок Арденом, а жители могли рыбачить, чтобы добыть пищу. Если и Глиндал обнищал, то о маленьких поселениях вроде Истари и говорить нечего.

— Послушай, пррринцесска, а то, чем ты занимаешься, вообще законно? — Подал голос ворон со своего голубиного насеста.

А я фыркнула и отмахнулась от него, решив не отвечать на язвительные выпады. Тем более что приближался следующий голубь-почтальон и следующая коробочка. Надо же — эта серо-синяя, вот и письмо из Лимерии. С нетерпением открыла так же, аккуратно отпарив магией край печати.

— Любопытной Гхаре на базаре нос оторррвали! — На распев произнес Люциус, но я так спешила удовлетворить свое любопытство, что снова проигнорировала его.