– Позовите ее родственников, пусть заберут ее и выдадут замуж, – распорядилась госпожа Ван. – А где Фан-гуань?

Фан-гуань приблизилась к ней.

– Эти певички, разумеется, самые распутные! – крикнула госпожа Ван. – В прошлый раз вам всем предлагали разъехаться по домам, но вы не захотели! Так нужно было вести себя посдержаннее! А ты вместо этого стала подбивать Бао-юя на дурные поступки!

– Я ни на что его не подбивала! – набравшись смелости, возразила Фан-гуань.

– Ты еще пререкаешься! – усмехнулась госпожа Ван. – Да я уж не говорю о других – ты своей приемной матери житья не даешь! Позовите ее приемную мать, пусть заберет эту дрянь! Пусть для нее найдет жениха, какого ей захочется! Вещи тоже отдайте ей!

Затем она распорядилась, чтобы ни одна из девочек-актрис, которых когда-то роздали в услужение барышням, не оставалась в саду – всех велено было отдать обратно приемным матерям и приказать им по своему усмотрению просватать девочек и выдать замуж.

Как только госпожа Ван отдала это приказание, женщины, считавшиеся приемными матерями девочек-актрис, бросились благодарить ее и кланяться, забрали девочек и, очень довольные, увели их к себе.

После этого госпожа Ван осмотрела вещи Бао-юя. Все, что казалось ей хоть немного подозрительным, она приказывала отложить, чтобы забрать к себе.

– Теперь все в порядке, – решила наконец она, – по крайней мере не будет сплетен… Вы тоже будьте осторожнее! – приказала она Си-жэнь и Шэ-юэ. – Если еще что-нибудь случится, я не прощу! Поскольку вас обыскивали, я в этом году вас больше тревожить не буду, но на будущий год всех выгоню, чтоб здесь стало почище!

Она отказалась от чая, встала и в сопровождении толпы женщин отправилась проверять служанок в других местах.

Но не будем забегать вперед и обратимся к Бао-юю. Сначала он думал, что госпожа Ван просто пришла устроить обыск у служанок. Он даже не предполагал, что его мать может так разгневаться. Но когда она повторила в точности то, о чем он говорил в интимных беседах со служанками, он понял, что теперь ничем не сможет помочь. Хотя он был огорчен и проклинал себя, что не может умереть тут же на глазах у всех, но, видя, как разгневана мать, не осмелился возразить ей ни слова. Когда госпожа Ван вышла, он проводил ее до «беседки Струящихся ароматов». Только здесь госпожа Ван обратилась к нему и строго наказала:

– Хорошенько учись! Смотри, скоро я займусь тобой!

Бао-юй направился домой, дорогой размышляя:

«Кто же проболтался? Откуда она знает все разговоры? Ведь никому из посторонних не известно, что у нас тут делается…»

Он вошел в комнату и увидел Си-жэнь всю в слезах. Да и сам он разве мог не расстраиваться, если выгнали его лучшую служанку? Бао-юй не выдержал, упал на кровать и разразился рыданиями.

Си-жэнь понимала, что он расстроен из-за Цин-вэнь, и старалась его утешить:

– Плакать бесполезно! Вставай, послушай меня! Цин-вэнь уже поправилась, она поедет домой и несколько дней спокойно отдохнет. Если ты на самом деле сильно привязан к ней, подожди, пока гнев госпожи утихнет, и попроси старую госпожу, чтобы она приказала вернуть девочку. Госпожа поверила чьим-то сплетням и сгоряча обошлась с Цин-вэнь слишком круто.

– Я все же не понимаю, какое преступление совершила Цин-вэнь! – воскликнул Бао-юй.

– Госпожа просто думает, что поскольку девочка красива, стало быть, она легкомысленна! Госпожа убеждена, что красивые девушки никогда не бывают серьезными, и поэтому у нее были подозрения насчет Цин-вэнь. Если бы тебя окружали только такие грубые и неуклюжие, как я, госпоже было бы спокойнее.

– Выходит, красавицы не могут быть серьезными? – спросил Бао-юй. – А разве тебе не известно, что среди красавиц древности было много серьезных и скромных?.. Но не в этом дело! Меня интересует, каким образом матушке стало известно о всех наших разговорах? Это самое странное! Ведь никто из посторонних не мог рассказать ей!..

– А ты разве остерегаешься? Как только войдешь в азарт, – начинаешь болтать что попало, невзирая на окружающих. Я тебе подаю украдкой знаки, все это видят – только ты один ничего не замечаешь.

– Но почему, зная обо всех наших проделках, госпожа не выгнала ни тебя, ни Шэ-юэ, ни Цю-вэнь? – не унимался Бао-юй.

Си-жэнь такой вопрос застал врасплох, она долго молчала, опустив голову, а затем сказала:

– И в самом деле! Как это госпожа забыла о нас? Ведь мы тоже иногда допускали неосторожные шутки. Наверное, она сейчас занята другими делами, но, когда освободится, определенно постарается избавиться и от нас.

– Ведь ты добродетельная девушка, изгнанных служанок воспитывала ты, за что же тебя должны наказывать? – возразил Бао-юй. – О Фан-гуань я не говорю, она чересчур уж дерзкая, вечно задирает других и сама нажила себе неприятность. Что касается Сы-эр, то это я повредил ей. Все началось с того дня в прошлом году, когда мы с тобой поссорились и я позвал ее на разную мелкую работу в комнатах. Все видели, что я отношусь к ней хорошо, и, как часто бывает, стали опасаться, как бы она не отняла у кого-либо из вас места. Вот почему они постарались оклеветать ее, чтобы ее отсюда убрали. Однако Цин-вэнь!.. Ведь она занимала в доме такое же положение, как ты, она тоже с детства прислуживала старой госпоже, и хотя она красивее других служанок, но никогда никому не становилась поперек дороги. Она непосредственна и бойка на язык, однако я никогда не замечал, чтобы она кого-нибудь обидела. Видимо, ты права – она пострадала только из-за того, что слишком красива!

Бао-юй снова залился слезами.

Си-жэнь задумалась над словами Бао-юя. Ей показалось, что он подозревает, будто она донесла обо всем госпоже Ван, поэтому она сочла неудобным продолжать утешать его и со вздохом сказала:

– Небо все знает! Сейчас все равно не установишь, кто мог наговорить, так что плакать бесполезно!

– Она же с детства была избалованной, никогда ей не приходилось терпеть невзгоды, – горько улыбнулся Бао-юй. – А сейчас орхидея расцвела, а ее бросили свиньям! Она несправедливо обижена, тяжелобольна, вдобавок у нее нет ни родного отца, ни любящей матери, есть только старший брат, да и тот пьяница! Разве сможет она прожить у него месяц или хотя бы полмесяца? Нет, больше мне ее никогда не увидеть!

При этой мысли ему стало еще тяжелее.

– Ты словно тот человек, который «чиновникам позволяет разжигать целые костры, а простому человеку запрещает зажечь даже лампу»! – улыбнулась Си-жэнь. – Стоит нам произнести неосторожное слово, ты заявляешь, что это может принести несчастье, а сейчас, когда Цин-вэнь ушла, ты начинаешь сам говорить вещи, способные накликать беду. Что все это значит?

– Никакую беду я на нее не накликаю, – проговорил Бао-юй, – нынешней весной было предзнаменование…

– Какое предзнаменование?

– На райской яблоньке ни с того ни с сего засохла половина цветов, – рассказал Бао-юй. – Я сразу понял, что должно произойти несчастье, и теперь оказывается, что это предзнаменование касается Цин-вэнь.

– Мне не хотелось говорить, – засмеялась Си-жэнь, – но я не могу удержаться: ты стал суеверен, как старая бабка. Ну разве может культурный человек говорить такие глупости?!

– Что ты понимаешь! – вздохнул Бао-юй. – Не только травы и деревья, но и все живое в Поднебесной, обладающее чувствами и разумом, подобно человеку способно подавать вещие знаменья. Для примера можно привести можжевеловые деревья перед храмом Кун-цзы и траву тысячелистник на его могиле, кипарисы перед кумирней Чжугэ Ляна[17], сосны на могиле Юэ Фэя…[18] Все они обладают душой, и время не старит их. Когда в мире начинается смута, они засыхают, когда наступает спокойствие, они расцветают вновь. Так было неоднократно за многие века их существования. Поэтому к таким явлениям следует относиться как к вещим знамениям! Но можно привести и менее значительные события. Неужели гортензии у беседки Шэньсян, построенной в честь Ян Гуй-фэй, или вечнозеленые травы на могиле Ван Чжао-цзюнь не являли знамений?.. Почему же в таком случае наша яблонька не могла быть связана с судьбой человека?