Когда Си-жэнь поведала ему свои мысли, Цзян Юй-хань был потрясен. Он больше не осмеливался принуждать свою жену, а стал еще более внимателен к ней, буквально ходил за ней по пятам, и Си-жэнь никак не могла найти места, где покончить с собой.
Дорогой читатель, судьба все предопределяет. Она не обходит ни грешного сына, ни неблагодарного сановника, ни честного мужа, ни целомудренную жену. Поэтому судьба Си-жэнь тоже была занесена в реестр.
Поистине, наши предки, побывавшие в «храме Персиковых цветов», о которых сложены стихи, правильно говорили:
В глубинах веков она все горевала,
что можно лишь раз умереть;
Но разве одна только сердцем скорбила
супруга правителя Си?
Но не будем рассказывать о том, как счастливо жила Си-жэнь. Сейчас речь пойдет о Цзя Юй-цуне, который был арестован по обвинению во взяточничестве и вымогательствах. Поскольку вышел указ государя об амнистии, Цзя Юй-цунь избежал тяжкого наказания и лишь был сослан в свою родную местность, а также лишен всех должностей и званий.
Отправив семью вперед к месту своего жительства, Цзя Юй-цунь в коляске со всем багажом, имея при себе лишь одного мальчика-слугу, отправился следом. Когда он добрался до «брода Заблуждений» на «переправе Стремительного течения», из небольшой соломенной хижины, стоявшей на самом берегу, вышел какой-то даос и почтительно приветствовал его. Цзя Юй-цунь узнал в нем Чжэнь Ши-иня и тоже почтительно ему поклонился.
– Как поживаете, почтенный господин Цзя? – осведомился Чжэнь Ши-инь.
– Святой наставник, ведь вы все-таки господин Чжэнь, – промолвил Цзя Юй-цунь. – Почему же при нашей прошлой встрече вы не признали меня? Я страшно тревожился за вас, когда услышал, что ваша хижина сгорела. Ныне, когда нам посчастливилось встретиться, я от всей души выражаю восхищение вашими высочайшими и глубочайшими добродетелями. Я же так и остался грубым и невежественным и потому нахожусь в бедственном положении.
– Прежде, когда вы занимали высокую должность и носили громкое имя, разве такой бедный даос, как я, мог заявить, что знаком с вами? – возразил Чжэнь Ши-инь. – И только во имя старой дружбы я осмелился сказать вам несколько слов. Для меня было совершенно неожиданным, что мы настолько разойдемся друг с другом. Однако богатство, знатность, удачи и неудачи в жизни не случайны. Мне кажется очень удивительным то, что мы с вами снова встретились! Отсюда недалеко до моей хижины. Если не возражаете, пройдем туда, побеседуем!
Цзя Юй-цунь с радостью принял приглашение. Они оба рука об руку направились к хижине, а мальчик-слуга с повозкой последовал за ними.
Когда они подошли к камышовой хижине, Чжэнь Ши-инь пригласил Цзя Юй-цуня войти и предложил ему сесть. Послушник принес чай.
Затем Цзя Юй-цунь попросил святого праведника рассказать, каким образом удалось ему избавиться от пут мирской суеты.
– В бренном мире все быстро изменяется, – с улыбкой сказал Чжэнь Ши-инь. – Вот вы, почтенный господин, пришли из области процветания. Разве вы не знаете, что там, в приюте неги и богатства, жил Бао-юй?
– Как не знать?! – воскликнул Цзя Юй-цунь. – Я слышал, будто он тоже вступил в буддийские монахи. В свое время я несколько раз встречался с ним, но не предполагал, что у такого человека, как он, хватит решимости навсегда порвать с миром.
– Здесь вы ошибались! – возразил Чжэнь Ши-инь. – У него удивительная судьба, и я давно об этом знал. Много лет назад, еще до того, как вы появились у ворот моего старого дома в переулке Жэньцин, почтенный господин, я уже встречался с Бао-юем.
– Как вы могли с ним встретиться? – вскричал пораженный Цзя Юй-цунь. – Ведь ваша родина так далеко от столицы!
– Нас давно связывало духовное знакомство, – сказал Чжэнь Ши-инь.
– В таком случае, святой наставник, вы, наверное, знаете, где сейчас Бао-юй? – продолжая удивляться, спросил Цзя Юй-цунь.
– Ведь Бао-юй – это «драгоценная яшма», – проговорил Чжэнь Ши-инь. – За год перед тем, как было конфисковано имущество во дворцах Жунго и Нинго, в день, когда Бао-чай отдалилась от Дай-юй, эта яшма покинула мир, дабы укрыться от бедствий и обрести единение. Таким образом, прежние узы разорваны, форма и сущность пришли к единству. Яшма еще раз проявила свою чудодейственную силу, высоко вознесла знатного юношу на экзаменах и соединилась затем с кем ей предназначено. Когда-то великие праведники Ман-ман и Мяо-мяо принесли эту необыкновенную яшму в мир смертных, а сейчас она уже исполнила на земле все, что ей назначила судьба, и оба праведника вновь отнесли ее на место, откуда она явилась. Там находится и Бао-юй.
Речь Чжэнь Ши-иня была настолько туманной, что Цзя Юй-цунь ничего не мог понять и лишь смутно догадывался.
– Вот оно что! – произнес он, кивая головой. – А я-то, глупый, не знал! Но если у Бао-юя такое удивительное происхождение, как могло случиться, что сначала он до такой степени заблуждался в чувствах, а потом вдруг столь же неожиданно прозрел? Растолкуйте мне, пожалуйста!
– Если я стану вам рассказывать, почтенный друг, вы, возможно, не все поймете, – улыбнулся Чжэнь Ши-инь. – «Область Небесных грез» – это обитель истинного и неизменного. А ведь Бао-юй дважды просматривал книги судеб и из них узнал, как найти туда путь. Так неужели после этого он мог не прозреть?! Если травка бессмертия ушла в мир праведников, разве могла чудотворная яшма не уйти туда же?!
Цзя Юй-цунь не совсем понимал слова Чжэнь Ши-иня, но расспрашивать его не решался, ибо знал, что небесные тайны Чжэнь Ши-инь разглашать не посмеет.
– С Бао-юем мне все понятно, – сказал он. – Но объясните, почему у нас в роду столько девушек, но у всех у них, начиная с государыни Юань-чунь, столь обычная судьба?
– Простите меня за грубость! – вздохнул Чжэнь Ши-инь. – Все девушки вашего рода явились в мир людей из мира чувств и моря грехов. С древнейших времен и поныне девушкам не только нельзя переступать границу того, что обозначается словом «разврат», но даже понятие, выраженное словом «чувство», не должно их касаться. Поэтому Цуй Ин-ин и Су Сяо не кто иные, как выразительницы мирских побуждений небожительниц, а Сун Юй и Сыма Сян-жу – самые большие грешники и словоблуды среди литераторов. О том, чем кончают люди, попавшие в сети чувств, всем известно, об этом можно и не спрашивать!
Дослушав до этого места, Цзя Юй-цунь потеребил усы и вздохнул.
– Скажите мне, святой наставник, – после некоторого молчания произнес он, – будут ли снова процветать дворцы Жунго и Нинго?
– Добрым посылается счастье, а злым – бедствие, – изрек Чжэнь Ши-инь, – таков неизменный закон! Обитатели дворцов Жунго и Нинго, которые творили добро, получили вознаграждение, а все те, кто чинил зло, понесли наказание. В будущем же, когда «расцветет орхидея и будет благоухать корица», к семье Цзя вновь вернется прежнее благополучие. Таков непреложный закон!
Цзя Юй-цунь опустил голову, долго думал, а потом, вдруг оживившись, воскликнул:
– Ну конечно! В семье Цзя есть внук по имени Лань – «орхидея», – который уже выдержал экзамены на цзюйжэня. Святой наставник, очевидно, вы его имели в виду, когда сказали: «Расцветет орхидея и будет благоухать корица»? И потом вы еще сказали, что яшма «высоко вознесет знатного юношу». Как это понимать? Или это означает, что во чреве жены Бао-юя сейчас находится младенец, который сделает стремительную карьеру, по быстроте своей равную галопу знаменитого коня Фэй-хуана?
– Все, о чем вы говорите, – дело будущего, – загадочно улыбнулся Чжэнь Ши-инь, – заранее ничего сказать нельзя.
Цзя Юй-цунь хотел задать еще один вопрос, но тут Чжэнь Ши-инь приказал накрыть на стол и пригласил его поесть.
После еды Цзя Юй-цунь хотел расспросить Чжэнь Ши-иня о своей дальнейшей судьбе, но Чжэнь Ши-инь, как бы угадав его намерение, вдруг сказал:
– Отдохните в моей хижине, почтенный друг! Я ненадолго отлучусь; одна нить связывает меня с бренным миром, но сегодня она прервется.