– Моему отцу очень хотелось бы, чтобы все выглядело пышно и красиво, – возразила Цяо-цзе, – но у нас нет денег, поэтому приходится на всем экономить.

– А разве у тебя мало вещей? – не унимался Ван Жэнь.

– В прошлом году у нас все описали, – отвечала девочка. – Какие могут быть вещи?

– И ты так говоришь? – сокрушался Ван Жэнь. – Ведь старая госпожа дала вам много своих вещей, их нужно продать.

Цяо-цзе сочла неудобным говорить, что эти вещи отец уже продал, а деньги ушли на расходы, поэтому она только сказала, что ничего об этих вещах не знает.

– О! Я все понял! – воскликнул Ван Жэнь. – Ты хочешь оставить эти вещи себе на приданое!

Цяо-цзе промолчала, но ей стало обидно, и она всхлипнула.

– Если хотите что-нибудь сказать, подождите нашего господина! – рассердилась Пин-эр. – Барышня еще мала, что она понимает!

– Вы все никак не могли дождаться, пока Фын-цзе умрет, чтобы стать полновластными хозяевами! – раскричался Ван Жэнь. – Мне ничего не нужно! Но устроить приличные похороны – дело вашей чести! – И разгневанный Ван Жэнь опустился на стул.

Цяо-цзе стало не по себе, и она подумала:

«Мой отец не бесчувственный человек. Когда была жива мама, дядюшка невесть сколько раз брал у нее деньги, а теперь еще так говорит!»

Чувство презрения к дяде наполнило сердце девочки.

Что же касается Ван Жэня, то он в это время ломал себе голову над тем, сколько денег накопила его сестра. Он знал, что имущество Фын-цзе тоже было описано, но разве в доме мало осталось добра?! Конечно, все родственники его сестры сговорились отвечать, что у них ничего нет, думал он, и эта маленькая тварь заодно с ними!

С этих пор Ван Жэнь возненавидел Цяо-цзе.

Цзя Лянь ничего об этом не знал, его мысли были заняты вопросом, где достать денег, и все дела он перепоручил Лай Да. Но в доме тоже требовались деньги, и Цзя Лянь приходил в полное отчаяние.

Видя, как волнуется Цзя Лянь, Пин-эр однажды позвала его и сказала:

– Не нужно так убиваться, второй господин! Поберегите здоровье!

– Какое там здоровье! – вскричал Цзя Лянь. – У нас нет денег даже на повседневные расходы, а как устроить похороны? И еще этот дурак привязался! Ну скажи, что мне делать?

– И все-таки не следует волноваться, – повторила Пин-эр. – У меня есть кое-какие вещи, которые, к счастью, не описали. Если вам нужны деньги, можете их заложить!

Цзя Лянь был очень тронут и с улыбкой сказал:

– Хорошо! Если так, у меня будет меньше хлопот! Как только у меня появятся деньги, я непременно тебе верну!

– Я ведь служанка вашей жены. Какие могут быть счеты! – возразила Пин-эр. – Самое главное, чтобы похороны госпожи были устроены как следует!

Цзя Лянь в душе был признателен Пин-эр. Он взял вещи, которые она ему дала, и заложил их. С тех пор он во всех делах советовался с Пин-эр. Цю-тун была этим очень недовольна и при всяком удобном случае говорила:

– Как только не стало нашей госпожи, эта Пин-эр вздумала возвыситься! Меня подарил Цзя Ляню его отец, а он чуждается меня!

Пин-эр не обращала на нее внимания, а Цзя Лянь, слушая, как ворчит Цю-тун, возненавидел ее и при случае всегда срывал на ней свой гнев.

Слухи об этом дошли до госпожи Син, и она часто ругала Цзя Ляня, однако он сдерживался и молчал. Но об этом мы не рассказываем.

Через десять дней состоялись похороны Фын-цзе. Цзя Чжэн, соблюдавший в это время траур по матушке Цзя, жил в своем внешнем кабинете. Компаньоны постепенно отошли от него, при нем остался только один Чэн Жи-син, с которым Цзя Чжэн часто беседовал.

– Не везет нашей семье, – говорил он Чэн Жи-сину. – Умерло подряд несколько человек, а моего старшего брата и племянника Цзя Чжэня отправили в ссылку. Состояние наше пошатнулось, доходов от поместий нет, и жить с каждым днем становится все труднее и труднее.

– Я здесь уже несколько лет, – отвечал Чэн Жи-син, – и за это время убедился, что у вас в семье каждый старается жить в свое удовольствие, а когда все стремятся вытянуть деньги из семейной казны, приходится залезать в долги. Вам пришлось немало расходоваться на старшего брата и на господина Цзя Чжэня. Кроме того, вы вынуждены были дать властям денег, чтобы они разыскали грабителей. Почтенный друг, если хотите, чтобы у вас в доме был порядок, поручите присмотр за домом доверенному человеку. Всех нечестных людей выгоните, честных – оставьте! Вам нужно рассчитаться с долгами, постарайтесь найти на это средства! Ведь у вас есть сад – с него можно получить немало доходов! Почему вы не пошлете людей присматривать за ним? Вас несколько лет не было дома, а за это время мошенники успели наделать такого шуму, что никто в сад не решается войти! Я предлагаю проверить всех слуг и тех, которые не подходят, – выгнать! Это самый разумный выход из положения.

– Эх, приятель, ты многого не понимаешь! – вздохнул Цзя Чжэн. – Я не только на слуг, но и на собственного племянника не могу положиться! Если даже я их проверю, разве мне удастся за всем присмотреть?! К тому же мне приходится сейчас соблюдать траур, и не хватает времени на все, да и домашними делами я никогда не занимался и не разбираюсь в них.

– Друг мой, вы слишком гуманны, – заметил Чэн Жи-син. – Если бы такое положение создалось в другой семье, там первым долгом спросили бы с управляющих. Если б вы это сделали, я уверен, что через пять-десять лет ваше состояние поправилось бы, тем более что ваш родственник является начальником одного из уездов и может вам помочь.

– Неудобно вытягивать деньги у родственников, – заметил Цзя Чжэн, – лучше уж самим быть бережливее! Я боюсь, что у нас многое из имущества числится только по описи.

– Вы совершенно правы, – отозвался Чэн Жи-син. – Потому я и говорю, что вам нужно все проверить!

– Ты, наверное, что-нибудь знаешь!

– Может быть, и знаю, но сказать не могу, – отвечал Чэн Жи-син. – Управляющие у вас хитры, всегда сумеют оправдаться.

Цзя Чжэн уловил скрытый намек в словах Чэн Жи-сина и со вздохом проговорил:

– Начиная с деда у нас в семье все были гуманными людьми, и никогда никто не притеснял слуг. Но сейчас мне кажется, что эти люди с каждым днем все более портятся! Наверное, слуги заметили, что я бестолков и только пытаюсь изображать из себя всезнающего хозяина, и смеются надо мной?!

Пока они разговаривали, вошел привратник и доложил:

– Господин Чжэнь из Цзяннани.

– Что это вдруг господин Чжэнь приехал в столицу? – удивился Цзя Чжэн.

– Я его спрашивал об этом, – ответил слуга, – он говорит, что удостоился высочайшей милости и восстановлен в должности.

– Ладно, – прервал привратника Цзя Чжэн, – проси его!

Привратник вышел и пригласил приехавшего войти.

Этого господина Чжэня – отца Чжэнь Бао-юя – звали Чжэнь Ин-цзя, по прозвищу Ю-чжун; он был потомком заслуженного сановника, уроженца Цзиньлина.

Когда-то он поддерживал родственные отношения с семьей Цзя, но потом провинился по службе, и у него было конфисковано имущество. Однако государь вспомнил о заслугах Чжэнь Ин-цзя и приказал вернуть ему наследственную должность, а самого его потребовал в столицу на аудиенцию. И вот сейчас господин Чжэнь, зная о смерти матушки Цзя, приехал, чтобы совершить жертвоприношения покойнице.

Цзя Чжэн, соблюдавший траур, не мог выйти встречать гостя за ворота и ожидал его у входа в свой кабинет.

Как только господин Чжэнь увидал его, горе его смешалось с радостью. Поскольку во время траура нельзя было совершать церемоний, обычно положенных при встрече, он только взял друга за руку, рассказал ему о невзгодах, которые ему пришлось испытать, и после этого они оба уселись, как полагается гостю и хозяину.

Затем подали чай, и беседа продолжалась.

– Когда же тебе пришлось видеть государя, дружище? – спросил Цзя Чжэн.

– Позавчера, – отвечал Чжэнь Ин-цзя.

– Я уверен, что повелитель был очень щедр и милостив и ты получил от него хороший указ, – продолжал Цзя Чжэн.

– Да, милость повелителя нашего необъятна, – сказал Чжэнь Ин-цзя.