– Вы слышали? – сказала служанкам Фын-цзе. – Ни слова о том, что второго господина Бао-юя собираются женить! Если проговоритесь, берегите свою шкуру!

– Девочка моя, – сказала ей матушка Цзя, – с тех пор как ты стала болеть, ты не очень обращаешь внимание на то, что происходит в саду. А я советовала бы тебе быть повнимательнее! Я имею в виду не только нынешний случай, а вообще все безобразия, как, например, в позапрошлом году, когда прислуга пьянствовала и играла в азартные игры! Старайся держать людей построже! Я же вижу, что они во всем беспрекословно подчиняются тебе.

Фын-цзе поддакнула. Потом все еще немного поболтали и разошлись.

С тех пор Фын-цзе стала часто появляться в саду. Однажды в «саду Роскошных зрелищ», неподалеку от «острова Водяных каштанов», она увидела старуху, которая что-то бубнила себе под нос.

Фын-цзе неслышно приблизилась к ней. Старуха заметила ее, когда она была уже совсем рядом, вытянулась и поспешила поклониться.

– Ты о чем бормочешь? – спросила Фын-цзе.

– Госпожи приказали мне присматривать за цветами и фруктами, – отвечала старуха, – я делала это очень старательно, но пришла служанка барышни Син Сю-янь и обозвала меня воровкой!..

– Почему? – удивилась Фын-цзе.

– Вчера я взяла с собой мою Хэй-эр, чтобы она здесь поиграла, – стала объяснять старуха, – и случайно девочка забрела в дом, где живет барышня Син Сю-янь. Я велела Хэй-эр уйти оттуда. А сегодня утром я услышала от служанок, будто у барышни Син Сю-янь что-то пропало. Я спросила их, что пропало, а они стали обвинять меня в краже.

– Если они даже обвинили тебя, все равно не нужно сердиться, – проговорила Фын-цзе.

– Этот сад принадлежит господам, а не служанкам, – возразила старуха. – Как можно терпеть, чтобы эти девчонки называли нас ворами?! Не они нас послали присматривать за садом, а госпожи!

– Не ворчи! – вспылила Фын-цзе и плюнула ей в лицо. – Вы здесь присматриваете, и если у барышни пропала какая-нибудь вещь, с вас и следует спрашивать! Ишь разболталась! Позвать сюда жену Линь Чжи-сяо, пусть она прогонит эту старуху!

Девочка-служанка бросилась было исполнять приказание Фын-цзе, но в этот момент появилась Син Сю-янь и с улыбкой сказала:

– Не нужно! Ничего особенного не случилось. Да и дело прошлое.

– Не вмешивайся, барышня, – возразила Фын-цзе. – Как бы там ни было, нельзя позволять этим бабам распускать язык!

Глядя на взволнованную женщину, которая бросилась на колени, умоляя Фын-цзе о прощении, Син Сю-янь решила пригласить Фын-цзе к себе, чтобы упросить ее простить женщину.

– Таких людей, как эта старуха, я давно знаю! – бушевала Фын-цзе. – Кроме меня, они не признают никого!

Син Сю-янь упрашивала ее успокоиться и даже заявила, что во всем виновата ее собственная служанка.

– Ладно! – бросила Фын-цзе старухе. – Ради барышни Син я прощаю тебя.

Лишь после этого женщина поднялась с колен и низко поклонилась Фын-цзе и Сю-янь.

– Что же ты все-таки потеряла? – спросила Фын-цзе у Син Сю-янь, когда старуха ушла.

– Ничего особенного – старую красную кофту, – отвечала Сю-янь. – Я велела своей служанке поискать, она не нашла, и ладно. Но девчонка настолько глупа, что имела неосторожность спросить об этом у старухи, а та обиделась. Служанку я отругала, так что все кончено и упоминать о таком пустяке не стоит.

Фын-цзе оглядела комнату, затем окинула Син Сю-янь пристальным взглядом: девушка была одета в сильно поношенный ватный халат, и Фын-цзе подумала, что в нем должно быть холодно. Одеяла, лежавшие на кане, были тонкими. Матушка Цзя подарила Син Сю-янь кое-какие вещи, девушка ими не пользовалась, и все они, аккуратно сложенные, лежали на столе.

Это заставило Фын-цзе проникнуться еще большим уважением к Сю-янь, и она сказала:

– Вообще-то, кофта – пустяки, но сейчас холодно, и в ней тебе было бы теплее. Почему ж ты не требуешь, чтобы служанки ее разыскали? Эти девчонки совершенно обнаглели!

Вскоре Фын-цзе отправилась дальше, а затем вернулась домой. Здесь она позвала Пин-эр, велела ей принести телогрейку, крытую ярко-красным заморским крепом, шубку, крытую дымчато-сосновым шелком, бирюзового цвета юбку, расшитую бисером, синюю курму, подбитую беличьим мехом, завернуть все это и отнести Син Сю-янь.

Несмотря на то что Фын-цзе быстро уняла старуху, которая ворчала на Син Сю-янь, на душе у девушки было неспокойно, и она думала:

«Здесь у меня так много сестер, но никого из них прислуга не осмеливается оговаривать, лишь меня, несчастную, все обижают. И зачем только это увидела Фын-цзе!»

Как раз в то время, когда она была погружена в печальные размышления и глотала слезы, вошла Фын-эр, которая принесла ей одежду в подарок от Фын-цзе. Син Сю-янь ни за что не хотела принять его.

– Госпожа наказывала передать вам, – говорила Фын-эр, – если одежда покажется вам старой, она через некоторое время пришлет новую.

– Поблагодари свою госпожу за доброту, – отвечала Сю-янь, – только скажи ей, что я не смею принять от нее столько вещей взамен одной утерянной кофты. Забери все обратно и поблагодари от меня госпожу! Мне достаточно ее внимания – оно дороже всяких подарков!

Она отдала Фын-эр узел с одеждой, и девушке не оставалось ничего иного, как уйти.

Через некоторое время Фын-эр явилась вместе с Пин-эр. Сю-янь выбежала им навстречу и предложила сесть, но Пин-эр сказала:

– Наша госпожа заявляет, что вы слишком нас чуждаетесь!

– Не чуждаюсь, а просто мне неудобно принимать подарки, – отвечала Син Сю-янь.

– Госпожа говорит, что если вы не примете эту одежду, значит вы недовольны ею или решили пренебречь вниманием госпожи. Она предупредила меня, что, если я принесу подарки обратно, она нас не простит.

Сю-янь покраснела и смущенно улыбнулась:

– Ну, если она так сказала, я не смею отказаться.

Затем она предложила девушкам чаю.

Когда Пин-эр и Фын-эр вышли от нее, им повстречалась старуха из семьи Сюэ, которая, завидев девушек, остановилась и поздоровалась.

– Ты куда? – спросила у нее Пин-эр.

– Наша госпожа послала меня справиться о здоровье всех почтенных госпож, их невесток и барышень, – отвечала старуха. – Только что я была у вашей госпожи и справлялась о вас, но госпожа сказала, что вы ушли в сад. Вы идете от барышни Син?

– Как ты догадалась? – удивилась Пин-эр.

– Я только что слышала, что ваша госпожа и вы совершили доброе дело, которое не может не вызвать у людей чувства признательности, – сказала женщина.

– Идем к нам, посидим, – улыбаясь, предложила ей Пин-эр.

– В другой раз, – отвечала женщина. – Сейчас у меня дела!

Старуха ушла, а Пин-эр возвратилась домой и рассказала Фын-цзе о разговоре с Сю-янь.

Но это не столь важно.

В доме тетушки Сюэ и так были неприятности из-за Цзинь-гуй, а тут еще вернулась из дворца Жунго служанка и рассказала, как тяжело живется Син Сю-янь. Тетушка Сюэ и Бао-чай не могли удержаться от слез.

– Барышне Сю-янь приходится сильно страдать, и все потому, что мы не можем взять ее к себе из-за истории со старшим братом, – сказала Бао-чай. – Спасибо еще, что сестра Фын-цзе так добра! Однако и мы должны быть внимательнее к барышне Сю-янь – ведь она принадлежит к нашей семье!

В это время вошел Сюэ Кэ.

– И с какими только людьми водился мой старший брат, – возмущенно проговорил он. – Ни одного порядочного человека! Все подлецы! Разве кто-нибудь из них беспокоится о Сюэ Пане?! Только и приходят разнюхать, как у Сюэ Паня дела и не удастся ли что-либо сорвать с него! Два дня я их сам выгонял, а отныне хочу приказать привратникам, чтобы они даже не докладывали, если кто-нибудь из этих негодяев явится!

– Наверное, опять Цзян Юй-хань и его друзья? – спросила тетушка Сюэ.

– Нет, Цзян Юй-хань не приходил, – отвечал Сюэ Кэ, – это другие…

Тетушка Сюэ расстроилась:

– Мне кажется, будто у меня нет сына. Если даже его помилуют, он для меня потерян. Ты приходишься мне только племянником, но я вижу, что ты умнее Сюэ Паня, и отныне всю жизнь буду полагаться на тебя. Но ты должен стремиться стать настоящим человеком. Кроме того, семья девушки, за которую тебя просватали, очень несостоятельна. Родители выдают дочь замуж лишь в надежде, что зять окажется дельным и способным и сумеет прокормить жену. Но если барышня Син окажется такой же дрянью…