— «Сдавайтесь в плен — и вы будете спасены!» — с насмешкой повторил он вслух и, взяв в руки красный карандаш, сделал несколько пометок на карте. — Пишите себе, пишите, — бумага все стерпит! — Он положил карандаш и вытащил из планшета пачку писем. — Ого, это от Поленова?! — воскликнул он и поспешно вскрыл письмо.
«Здравствуйте, Асканаз Аракелович! Еще в госпитале получил Ваше письмо. Спасибо за память. Сейчас уже здоров. Наш Сталинград — в огне. Днем и ночью в небе вой фашистских стервятников. Мне уже доверили роту. И мы бьем, и нас бьют. Фашисты — в доме номер тринадцать, а я по соседству. Говорят, что тринадцать несчастливая цифра, правда ли это, не знаю. Но во всяком случае мы всей ротой поклялись принести фашистам несчастье, — вот это правда. И принесем! Ну, пока до свидания, примите привет от Вашего Григория Поленова».
Асканаз подумал: «Всего одна стена отделяет их от врага…» Он достал открытку, хотел приняться за ответ, но телефонистка (это была Нина) сообщила, что его вызывает Остужко. Может быть, под впечатлением письма Поленова Асканазу было особенно приятно услышать голос Нины.
Голос командира батальона звучал на этот раз весело. Остужко сообщал, что удалось захватить «длинный язык» (он говорил о захваченном в плен немецком подполковнике). Асканаз приказал немедленно доставить к нему пленного. Он уже положил трубку, когда в землянку вошел Берберян.
Двое бойцов ввели в землянку гитлеровского подполковника. Одежда фашиста, длинный плащ с капюшоном, все было вываляно в грязи. Во время схватки подполковник заупрямился, и Игнату пришлось повозиться с ним.
Пленник откинул плащ, открыв китель, украшенный несколькими фашистскими орденами. Он недобрым взглядом оглядел Асканаза и как будто немного успокоился, заметив, что перед ним стоит равный ему по званию советский командир. По-видимому, фашиста сильно задевало то, что его захватили в плен рядовые бойцы во главе с простым сержантом.
Бросив мимолетный взгляд на Берберяна, он повернулся к Асканазу, поднял два пальца правой руки, поднес их к фуражке и также быстро опустил. То, что Асканаз не предложил ему тотчас сесть, заметно смутило пленного. Асканаз пристально, с головы до ног, оглядел подполковника, медленно взял со стола измятые листовки и перевел с них взгляд на пленного, который, возможно, был одним из авторов формулы о «слабом звене сопротивления», и пренебрежительно бросил листовки на стол.
— Ну, рассказывайте, — приказал Асканаз через переводчика. — Расскажите все, что вы знаете о планах штаба ваших мото-мехчастей, герр Отто Кейслер. Вы знаете, какие данные нам требуются.
Глаза у Кейслера расширились от изумления: он еще не успел назвать себя. До этого он со страхом поглядывал на советских бойцов. Теперь, поняв по тону Асканаза, что его жизни непосредственная опасность не угрожает, он принял надменный вид. Особенно приободрился он после того, как Асканаз предложил ему сесть. Бросив взгляд на переводчика, он заговорил, обдумывая каждое слово:
— Герр подполковник хочет, чтобы я говорил… Пожалуйста! Еще несколько наших ударов — и Сталинград падет. Ну, а насчет Кавказа… уверяю вас, совершенно напрасное упорство… Вам, армянам, в германском рейхе будет обеспечено место, если вы своевременно опомнитесь. Ведь от вашей дивизии скоро и следа не останется!.. И я вам искренне советую…
Асканаз взглянул на часы. Резко, не ожидая, пока переводчик сообщит пленному сказанное им, он прервал Кейслера и решительным тоном сказал по-немецки:
— Прекратите эту болтовню! Требую немедленного ответа о военной технике и плане предстоящих действий. Жду пять минут.
На Отто Кейслера произвело большое впечатление то, что советский командир, армянин, так чисто говорит по-немецки. Решительный тон Асканаза вызвал у него явный страх. Понимая, что упорствовать опасно, он быстро заговорил:
— Две мото-механизированные дивизии из Франции…
— Это старая история. Эти дивизии давно уже разгромлены под Малгобеком. Что-нибудь поновее — и правду, понимаете?!
Кейслер видел, что изворачиваться бесполезно. «Слабое звено сопротивления» оказалось таким же организованным и осведомленным, как и остальные. Он кашлянул, попросил папиросу у Берберяна и, запинаясь, подробно рассказал обо всем, о чем его спрашивал Асканаз.
Асканаз терпеливо слушал пленного, поглядывая на часы. Подходил к концу короткий осенний день. Асканаз велел вызвать Саруханяна и распорядился:
— Отправить пленного под сильным конвоем в штаб армии!
* * *
С КП полка Асканаз Араратян уже свыше двух часов руководил разгорающимся сражением. Из батальонов поступали тревожные донесения. Не останавливаясь перед огромными потерями, фашисты бросали в бой все новые и новые части. Высота Лысая уже дважды переходила из рук в руки, и теперь ею снова завладела рота Гарсевана. Особую тревогу внушал Асканазу центральный участок, на котором действовал батальон под командованием совсем недавно назначенного майора Суреняна. В этом батальоне было много новичков, впервые участвовавших в бою. Врагу удалось вытеснить его из передовых окопов. Асканазу пришлось сосредоточить огонь артиллерии на тылах противника, чтобы, подавив большинство его огневых точек, восстановить обороноспособность батальона.
Асканаз сообщил по телефону в дивизию о создавшемся положении и на требование начальника штаба любой ценой удержать в своих руках высоту заверил, что его полк ни на пядь не отступит от занятых позиций. Две роты он держал в резерве: характер боя подсказывал, что в течение дня можно ожидать еще много неприятных сюрпризов.
Асканазу стало известно, что на правом фланге, в окрестностях города Орджоникидзе, противник предпринимает новые и новые атаки, но сопротивление советских войск не позволяет ему завладеть городом, представляющим собой ключ к Закавказью. Асканаз понимал, что прорыв на участке его полка означал бы для противника возможность зайти в тыл защитникам города Орджоникидзе.
С утра моросил мелкий дождик, не прекратившийся и к полудню. Не опуская бинокля, Асканаз осматривал поле боя. Столбы пыли и размельченной земли, вздымаемые снарядами и минами, временами закрывали все поле зрения.
Раздался телефонный звонок, и связной со встревоженным лицом передал трубку Асканазу. Говорил майор Суренян.
— Противник предпринимает новую танковую атаку. У нас вышло из строя шесть бронебойных ружей. В ротах большие потери…
Он перечислил потери в составе и технике и добавил:
— Прошу подкрепления свежей ротой и противотанковым оружием.
Асканаз хотел ему ответить, но заметил, что телефон уже не действует. Не теряя ни минуты, он вызвал Саруханяна и приказал передать командиру резервной роты распоряжение — немедленно отправиться на помощь батальону Суреняна. Группе петеэровцев также было приказано сразу же отправиться на угрожаемый участок. Командиру роту связи Асканаз приказал любой ценой восстановить связь и отправил по батальонам необходимые распоряжения через связных.
Разгорелся один из тех жестоких боев, во время которых нередко теряется различие между передовыми и резервными позициями. Сплошь и рядом бойцы отдельными группами доходили до тылов противника, точно так же как отрядам противника удавалось пробиться в тыл советских войск. Одной такой прорвавшейся группе фашистов удалось перерезать провода, соединяющие КП полка с КП его подразделений. Пока взвод боролся с проникнувшим в тыл противником, несколько отважных связных нащупывали обрывы провода и восстанавливали связь.
Нина, охваченная тревогой, выбежала из блиндажа и присоединилась к группе связных, искавших места повреждения. Заметив среди связных Вахрама, Нина удивилась:
— А ты каким образом очутился здесь? Ведь ночью ты был в батальоне…
— Ого… — отозвался Вахрам, пораженный ее осведомленностью. — А ты откуда знаешь?
— А я многое знаю… да и вижу многое!
Накануне осколком снаряда повредило три пальца на левой руке Вахрама. Но как только сестра перевязала рану и боль немного утихла, Вахрам попросил, чтобы его оставили в части. Он по-прежнему ловко брил бойцов, орудуя правой рукой, а также неповрежденными большим пальцем и мизинцем левой. Сейчас, с катушкой провода на спине и кусачками в руках, он помогал Нине.
