— Всю военную технику и оборудование крепости в полном порядке сдать нашим представителям!
— О, да, да, конечно!
— Весь гарнизон в полном составе, со всеми солдатами и офицерами, сдается в плен!
— Да, да…
Пока солдаты и офицеры крепостного гарнизона под конвоем вооруженных бойцов колоннами выходили из ворот укреплений, Асканаз Араратян писал рапорт командиру корпуса:
«Захвачены — свыше пяти тысяч пленных, восемь железнодорожных эшелонов военных трофеев, шестьсот автомашин, сто пятьдесят один пулемет, крепостные орудия, автоматы и винтовки, мотоциклы…»
* * *
Из всех районов Берлина шли к центру советские части.
Все громче взмывало к небу грозное «ура», заглушая слабеющий орудийный гул: противник был уже поставлен на колени. Вот достигли центра германской столицы ветераны Отечественной войны, нанесшие первое поражение гитлеровским захватчикам на подступах к Москве. Стремились к центру города героические сталинградцы, беспримерный подвиг которых круто повернул весь ход войны. Стекались на центральные площади самоотверженные защитники города Ленина!
К рейхстагу устремились и бойцы дивизии Араратяна.
Заметив гордо реявший под куполом здания алый стяг, Ваагн весело обратился к Гарсевану:
— Ну и молодцы наши! Смотри-ка, уже подняли знамя…
— Шевели ногами, поговорить успеем после! Не видишь, что ли, скоро и пробраться нельзя будет!
В центре города, на улицах, на площадях — объятия, возгласы и поцелуи. Встречались старые знакомые, которые и не надеялись встретиться… Когда это было — год, два, три года назад? Сражались вместе, страдали, тяжело переживали отступление… Некоторые были ранены, попали в разные части, потеряли друг друга, нашли себе новых товарищей. И вот здесь, в Берлине, где гордо развевается сотканное усилиями и кровью миллионов победное знамя, — здесь нашли друг друга фронтовые друзья.
Асканаз крепко обнимал Шеповалова.
— Довелось встретиться, Борис Антонович!
— Безгранично рад тому, что и вы здесь с вашей дивизией, Асканаз Аракелович! Увидеть старого друга в такой день — это большая радость!
Шеповалов оборвал речь, внимательно глядя на подходившего к ним генерала:
— Да ты ли это, Остужко?..
Трое генералов смотрели друг на друга, смотрели с теплым чувством боевого содружества, которое понятно лишь тем, кто на протяжении ряда лет сражался плечом к плечу, стремясь к победе всей душой и ведя за собой тысячи на беспримерные подвиги.
— Помнишь, Асканаз Аракелович, лес, тылы врага, партизан?.. — снова заговорил Шеповалов.
— Помню все, как сейчас! Хорошие были парни, сражались и оружием и верой!
— Некоторые из них здесь, в Берлине, — вмешался Остужко.
— Я тут многих надеюсь встретить, — кивнул Шеповалов.
Условившись с соратниками свидеться вечером, Остужко собрался было уходить, но, заметив кого-то, весело воскликнул:
— А вот и он, тут как тут!
— Разрешите обратиться, товарищи генералы? — послышался бас, и к улыбавшимся генералам подошел военный со знаками различия майора.
— Как бы ты ни менялся, видишь, сразу тебя признал! — радостно сказал Остужко. — Только что вспоминали тебя, Поленов!
— Да и мы, товарищ генерал, всегда вспоминаем вас всех! Глянул я на вас, — ну, извините, словно три богатыря!
— Отставить богатырей! Ты мне вот что скажи: язык-то, язык у тебя на месте?
Поленов понимающе улыбнулся:
— Язык у меня не на месте был, когда дела у нас плохо шли. А теперь, если и случится что не так сказать, понимают как следует.
Остужко и Шеповалов распростились и ушли вместе. Григорий Поленов вопросительно смотрел на Асканаза.
— Ну как, виделись? — спросил Асканаз, отлично понимавший, что означает взгляд Поленова.
— Точно так, товарищ генерал!
— Немного подавленной выглядела в последнее время… Не захотела ехать в тыл. В санбате сказали, что выходят ее. Я и не стал настаивать.
— Я ведь писал… прошу прощения… чтобы мне в целости-сохранности вручили. Вот и получилось, как по-писанному!
— Ну, желаю счастья!
— Спасибо, товарищ генерал! Если разрешите, сформулируем так: раз наше знамя развевается здесь, можно уже подумать о том, чтобы навести порядочек в семейной жизни!
— Без всякого сомнения! — засмеялся Асканаз.
Пожав руку Асканазу, Поленов удалился. Взглянув на здание рейхстага, Асканаз заметил бойцов и командиров своей дивизии. Вот и Гарсеван Даниэлян: осматривает выщербленную осколками стену и что-то бормочет себе под нос…
Гарсеван еще раз окинул внимательным взглядом стену, взбирающихся на нее со всех сторон бойцов и офицеров, спешивших прибавить к надписям и свои имена. Выбрав наконец подходящее местечко, он окунул кисть в ведерко с краской и крупными буквами написал на стене:
Гарсеван — уроженец села Двина,
Дошел от Еревана до самого Берлина!
Глава пятая
СВЕТ И ТЕНИ
Ашхен лежала в палатке, раскинутой в лесу. Легкий ветерок майской ночи доносил холодное дыхание Эльбы и веял свежестью в лицо Ашхен. Она спала глубоким сном. Хотя количество раненых теперь уменьшилось, но она дежурила накануне в санбате, а до этого очень устала во время марша от Берлина до берегов Эльбы. Поэтому она без возражений подчинилась приказу начальника санбата о полном отдыхе в эту ночь.
Ветер шевелил упавшую на лоб прядь волос. Ноздри Ашхен чуть вздрагивали во сне, лицо выражало тревогу. Если бы не эхо только что отгремевшего сражения, эта молодая женщина, охваченная беспокойным сном, могла бы показаться притаившейся в лесной глуши сказочной феей.
Именно эта мысль и мелькнула у Мхитара Берберяна, когда он заглянул в палатку. Палатка была снаружи хорошо замаскирована. Он зажег карманный фонарик и осторожно направил тонкий луч на лицо спящей, смотрел минуту, другую, сделал шаг вперед, намереваясь окликнуть Ашхен, но остановился, хотя весть, которую он хотел сообщить Ашхен, давала ему право нарушить ее сон…
За несколько минут до этого был получен приказ перебросить часть на берег Эльбы. Проходя мимо того участка леса, где находился санбат, Мхитар поддался желанию повидаться с Ашхен. Наклонившись над нею, он почувствовал на своем лбу прикосновение ее волос и тихо позвал: «Ашхен…», но тотчас же отступил на шаг.
Ашхен открыла глаза, рукой провела по лицу и, увидев Мхитара, вскочила со словами:
— Слушаю вас, товарищ комиссар.
— Победа, Ашхен! — послышался его ликующий голос.
Они обнялись и расцеловались. Лишь теперь, почувствовав биение сердец друг друга, поняли они, как ждали этого дня и какую силу придавала им вера в наступление этого дня.
Ашхен выбежала из палатки. По дороге к реке она обнималась со всеми встречными сестрами, врачами, бойцами. У всех на устах было заветное слово «победа».
По приказу Асканаза Араратяна весь личный состав дивизии собрался на митинг на берегу Эльбы.
Медленно вставало утро 9 мая 1945 года. Лучи восходящего солнца, отражаясь в водах Эльбы, освещали лица воинов, пришедших с берегов Аракса. Стоя в рядах работников санбата, Ашхен сияющим взглядом обводила всех: все лица казались родными, дорогими сердцу.
Царило торжественное молчание. Командир дивизии поднялся на импровизированную трибуну. На его лице читалось выражение горделивой радости, и Ашхен не сводила взгляда с его лица, неслышно шепча: «Ах, если б Вардуи была жива… С каким волнением ждала бы его!.. Хотя нет, она была бы здесь, с нами…».
Вся обратившись в слух, она слушала Асканаза, который говорил о том, что гитлеровская Германия подписала акт о безоговорочной капитуляции.
— Великая Отечественная война советского народа, — сказал он, — завершилась победой… Гитлеровская Германия поставлена на колени… Народы мира будут свободно дышать!..
