Саруханяну не терпелось одернуть болтуна, но он не решился перед самым боем обижать бойца. И он ограничился тем, что наставительно сказал:

— Ну, кто в первый раз в бою, всегда считает, что только он и есть на свете… Все образуется, только не падай духом!

Последние слова Грачик сказал с особым ударением. Тартаренц не придал им значения, хотя он стремился к одному — установить по возможности близкие отношения с начальством и в первую очередь с Саруханяном.

Залегший чуть поодаль Ара, стискивая винтовку в руках, поглядывал на Габриэла, стараясь во всем походить на него.

— Габриэл-джан, ты мне скажешь, когда стрелять, ладно?.. До чего же мне хочется уложить хоть одного из этих проклятых! А то, знаешь, все же неловко: брат у меня — человек известный, это меня обязывает…

— Ты не горячись, Ара-джан! Главное — постарайся сохранить хладнокровие!

Страшный грохот заглушил его слова…

— Перемешались небо и земля! — завопил Тартаренц.

Лежавший рядом с ним Вахрам, по-видимому, вспомнил его разговор с Саруханяном и сердито крикнул:

— Что ты вопишь?! Вперед смотри, балда! — и прибавил пару нелестных слов по адресу Тартаренца.

Артиллерийская дуэль продолжалась довольно долго. Но постепенно к реву орудий примешался отдаленный рокот танков. Унан и Абдул особенно внимательно прислушивались к этому звуку, помня предупреждение Саруханяна. Уже можно было различить контуры танков.

Вражеские орудия и минометы усилили огонь, чтобы создать смятение в окопах переднего края. Возмущение на миг приковало Гарсевана к месту, когда он заметил, что некоторые из его бойцов открыли пальбу из противотанковых ружей. Танки были еще настолько далеко, что пули ПТР не могли причинить им никакого вреда, а противник, обнаружив, где расположены огневые точки переднего края, начал сильный ураганный обстрел; в облаках пыли и клубах дыма пропали из виду участки подразделений Саруханяна и Игната.

Тартаренц, услыхав приближавшийся грохот танков, начал палить, не высовывая голову из окопа, и его примеру последовал еще один боец. Кусая губы от гнева, Саруханян поспешил прекратить стрельбу, но противник уже использовал этот промах.

— Фиалка… — прозвучал в телефонной трубке укоризненный голос Остужко, — командир крепко сердится: твоя рота срывает выполнение задания! Тебе поручается любой ценой приостановить продвижение танков!

Оставив в КП помощника, Гарсеван, пригнувшись, побежал на участок отделения и, узнав, что огонь открыл Тартаренц, подошел к нему.

— Если не будешь подчиняться приказу, пристрелю на месте!

Тартаренц почувствовал, что Гарсеван способен привести в исполнение свою угрозу. Стараясь удержать судорожные подергивания побелевшего лица, он поспешил заявить, что готов в точности выполнить любое распоряжение начальства.

Немецкие танки приближались. Запыхавшийся Гарсеван забрался в щель и внимательно следил за их приближением. Да, хорошенькое положение… Значит, командир может счесть его виновным в срыве боевого задания… Он испытующе оглядел Саруханяна и Вахрама, Унана и Абдула, бросил хмурый взгляд в сторону Тартаренца. Грохот все нарастал.

— Огонь!.. Вот теперь огонь! — выкрикнул он во весь голос. На миг ему захотелось вырвать из рук Тартаренца противотанковое ружье и стрелять самому, но он сдержался.

Последовавший вслед за этим залп не остановил продвижения противника. Непрерывно стреляя из пушек и пулеметов, немецкие танки упрямо ползли вперед. Вновь прогремел залп бронебойщиков.

— Наконец-то! — свободно перевел дыхание Гарсеван. — Пригвоздили-таки один из танков!

Вслед за этим Унан меткой очередью подбил еще один танк.

На мгновенье танки остановились. Ливень пуль и мин обрушился на позиции. Игнат доложил, что выбыло из строя трое бойцов его отделения. Умолкла и одна из артиллерийских батарей.

Гарсеван с тревогой обнаружил, что иссякает запас патронов бронебойных ружей. Четыре танка, развивая скорость, катились прямо на них.

— Никому не оставлять позиций! — раздался приказ Гарсевана. — Весь огонь винтовок и автоматов направить на пехоту противника!

Танки были уже совсем близко Гарсеван связался со своим помощником, приказал бросить против танков отделение резерва, одновременно сообщив Остужко о создавшемся положении.

Лишь небольшое пространство отделяло Гарсевана с бойцами от надвигавшихся танков.

Абдул швырнул гранату под ближайший танк, но она не разорвалась. Наступило мгновенье, когда трудно было определить, что происходит. Гарсеван приказал бойцам укрыться в щелях. Словно черные чудовища, танки с лязгом и грохотом перекатили через окопы. Видимо, немцы решили, что раздавили всех под гусеницами. Гарсеван, Унан и Абдул первыми приподняли головы — в соседнем окопе разгорелся рукопашный бой с немецкими автоматчиками. Гарсеван глянул назад: не прекращая огня, танки ползли ко второй линии окопов. Унан и Абдул одновременно швырнули связки гранат, и еще один танк замер на месте.

Саруханян выкарабкался из-под земляной глыбы, отряхнулся и стал ощупывать лежавшего рядом бойца.

— Левон… слышишь, Левон… Похолодел уже… Эх, жаль!

Он обернулся в другую сторону:

— Вахрам… Это ты, Вахрам?

Услышав слабый отклик, он радостно воскликнул:

— Вахрам, ты жив?

— Что-о?… — едва донесся голос.

— Говорю, жив ты?!

— Жив-то жив, да чуть дышу.

Вахрам с глухим стоном приподнялся и, выбравшись из щели, обернулся лицом к подбегающей цепи немецких автоматчиков.

У Тартаренца оставался один противотанковый патрон. Он прицелился и выстрелил, но пуля лишь оцарапала боковую броню танка. В эту минуту перед ним вырос немецкий солдат со штыком наперевес. Тартаренц от страха отпрянул назад, и немца свалил наземь стоявший рядом Вахрам.

Остужко, внимательно следивший за действиями роты Гарсевана, выслал на помощь ей взвод. Продвижение танков было остановлено. Бойцы Гарсевана или прикончили ворвавшихся в окопы фашистов, или отшвырнули их и принудили отойти на исходные позиции.

Во время передышки, когда Гарсеван собрал роту, Вахрам философски заметил:

— Ну, вот и прошел экзамен: даже танк на собственных головах прокатили! Вот теперь будем как следует сражаться.

— Молодец, Вахрам! — одобрил его Саруханян. — Недаром твой Гюмри переименован в Ленинакан: таких, как ты, молодцов, на фронт посылает!

Гарсеван сказал несколько похвальных слов отличившимся бойцам. На Тартаренца он поглядывал с раздражением, а тот с горечью думал: «Нет, так не годится. Хорошо еще, чудом спаслись сегодня, но ведь не каждый день бабка пироги печет!.. Еще один такой денек и не выбраться тебе живым, Тартаренц!.. А этот Гарсеван все про Ашхен поет, что чуть не жизнью ей обязан. А как на меня орал! «Уложу на месте!» Словно я собака».

Гарсеван по телефону доложил Араратяну о результатах атаки, но по тону командира полка понял, что радоваться пока нечему, и положил трубку с омрачившимся лицом.

Лицо Вардана Тиросяна было сумрачно. Несмотря на отдельные мелкие удачи, результаты дня не удовлетворяли его. Только что кончилось совещание; командиры и комиссары полков вернулись в части. Асканаза Араратяна комдив удержал у себя. Приподняв голову от карты, он сосредоточенно оглядел комполка.

— Так не может продолжаться. Командование фронта возлагает на нас большие надежды… А мы — вон, полюбуйтесь! — уже оставили населенный пункт на правом фланге! В батальонах — огромные потери… И Гарсеван Даниэлян и Остужко могли бы действовать лучше… Ты, конечно, подбодри их, но нужно поднять боеспособность. Видно, у нас еще не изжита семейственность…

— Это уже учтено, товарищ комдив.

— Герр генерал, — пренебрежительно выговорил Тиросян, — как видно, предполагает, что нащупал слабое звено. На свой аршин мерит! Рассчитывают поколебать нашу решимость… Разбрасывают листовки… сыплют обещаниями!..

— На моем участке им не удалось забросить листовки.