— Не упрекайте меня! Моя вера в Анатолия была слишком глубокой… Вдруг — война. Я работала в лаборатории наркомата. Враг подходил все ближе. И вот выяснилось, что В. захвачен фашистами, что моя мать с Димой остались в плену. В опасности была и Москва…

— Опасность не миновала и теперь…

— Да, но в ноябрьские дни все было иначе. По первому же призыву я оставила лабораторию и вместе с другими пошла рыть окопы в Подмосковье, работала не покладая рук, уставала до смерти. Жизнь приобрела для меня новый смысл. Уже одно сознание, что я работаю во имя спасения родины, поднимало меня в собственных глазах. Я представляла себе полные слез глаза моего Димки, как будто слышала его голос, когда он с протянутыми ко мне ручонками звал: «Мама… мама…» Вспоминая Анатолия, я уже не чувствовала прежней ненависти к нему: если, думаю, в эти тяжелые дни и он приносит пользу родине, то господь с ним! Но одного я не выносила — когда мне пытались говорить комплименты, ухаживать за мной; я решительно просила оставить меня в покое.

— Решили всех отвергать, — улыбнулся Асканаз.

— Я несколько раз обращалась с просьбой послать меня на фронт, но мне почему-то отказывали. И вот фронт приблизился к В. Ну, а остальное вам известно. Жаль только, что бедняжка мама так и не дождалась победы!..

Нина вздохнула, словно освободилась от какой-то тяжести. Встав со стула, она пересела на маленький диван, крепко переплела пальцы и отсутствующим взглядом уставилась на прикрытую голубой материей лампочку.

Асканаз несколько минут молча глядел на Нину.

— Мне от всей души жалко вас, Нина Михайловна! — произнес он.

Нина с минуту продолжала молча смотреть в одну точку, а затем, как бы очнувшись, сумрачно взглянула на Асканаза.

— Вы жалеете меня? — обиженным тоном сказала она. — Неужели я дошла до того, что меня нужно жалеть!.. Нет, товарищ Араратян, я еще могу работать, я даже могу сражаться! Вот меня уже наградили медалью «За доблестный труд». Я еще многое могу сделать. Не надо жалеть меня. Меня надо понять!

Асканаз в душе сильно подосадовал на себя. Действительно, тут дело не в жалости.

Он подошел к Нине:

— Поверьте мне, Нина Михайловна, я вас понимаю.

Нина отняла платок от глаз, пристально взглянула в лицо Асканазу и промолчала.

Через несколько дней Асканаз снова посетил Нину. Нина рассказывала о Диме, но об Анатолии не было сказано ни слова. Когда Асканаз, прощаясь, поцеловал Нине руку, она с раскаянием шепнула:

— Вы уж извините меня! Ведь вы не обиделись в прошлый раз? Я знаю, вы человек великодушный.

Вместо ответа Асканаз снова поднес ее руку к губам.

Укладываясь спать, Нина долго думала об Асканазе. «Да, он понимает… Но и в его душе таится какое-то горе. Кто знает…» И, не придя ни к какому заключению, Нина уснула.

В конце апреля Асканаз уже окончил курсы. Денисов сердечно поздравил Асканаза и предложил ему готовиться к выезду на Кавказ. Денисову было поручено командование армией, действующей на Кавказском фронте. Асканаз же был направлен в Ереван как командир полка вновь формируемой армянской дивизии. Узнав, что Асканаз едет на фронт, Нина всполошилась.

— Я не могу больше оставаться в тылу, не могу! Попросите Денисова, чтобы и мне разрешили вступить в армию. Увидите, я пригожусь там! Не стану скрывать, мне хочется быть вместе с вами… Я не это хотела сказать, — хочу сказать, что вы меня понимаете…

И вот Нине разрешили выехать на фронт в качестве добровольца. Она должна была заведовать канцелярией штаба дивизии.

В первых числах мая Асканаз и Нина прибыли в Ереван.

Асканаз никого не известил о своем приезде. На станции он встретил одного из знакомых военных и в его машине поехал прямо к Шогакат-майрик. Когда машина уже подъехала к дому, Нина нерешительно спросила:

— А не лучше ли было бы поместить меня в части, Асканаз Аракелович?

— Успеем, а сегодня мы гости у моей названной матери.

Оторвавшись наконец от Асканаза, Шогакат-майрик увидела, что Маргарит приветливо говорит с вошедшей вместе с Асканазом красивой молодой женщиной. Ласково поздоровавшись с Ниной, она с доброй улыбкой спросила Асканаза:

— Поздравить тебя?

Асканаз поспешил объяснить, что Нина его сослуживица и только. Шогакат-майрик хорошо знала Асканаза. Она покачала головой, бормоча: «Горе мне, не может забыть Вардуи… А девушка хороша, словно роза». Она сокрушенно оглядела Нину и решила относиться к ней со всевозможной заботливостью.

Маргарит, держа руку Асканаза, расспрашивала его о военной жизни.

— Ну, скажи нам что-нибудь утешительное, сынок! — обратилась к Асканазу Шогакат-майрик. — Скоро ли кончится… война? Только не успокаивай меня, как Вртанес!

— Для того чтобы война скоро кончилась, надо, чтобы мы лучше сражались. Ну, об этом поговорим потом. Ты, наверное, уже хорошо играешь, дорогая Маргарит? Надеюсь, при случае поиграешь нам.

— Вот и славно, Асканаз-джан, что ты приехал! — снова вмешалась Шогакат-майрик. — Как раз и обручим Ара с Маргарит!

— О-о, вот это новость! Ну, давай, Маргарит, поцелую мою невестушку в лоб! — И, обернувшись к Нине, Асканаз объяснил: — Маргарит — невеста моего младшего брата Ара. Матери хочется поскорее обручить их.

— Хороший вкус у вашего брата! — улыбнулась Нина. Узнав, кто эта девушка, которая так приветливо говорила с нею, Нина почувствовала облегчение и сама удивилась этому чувству.

Маргарит понимала, что Асканазу и Нине нужно отдохнуть. К тому же ей самой не терпелось поскорее сообщить о приезде Асканаза всем родным и друзьям. Наскоро попрощавшись, она помчалась к Вртанесу, а оттуда поспешила к Ашхен. Сияющая Шогакат-майрик окликнула соседку:

— Парандзем-джан, поздравь меня с большой радостью, порадуйся вместе со мной: Асканаз мой приехал! Дай бог и Зохраба моего так же увидеть…

— Да что ты говоришь?! — удивилась Парандзем и, вскочив с тахты, побежала обнять Асканаза.

— Родной мой, дай полюбоваться на тебя! Ни разу еще не видела человека, чтоб с войны вернулся!.. — и она гладила Асканаза по лицу, ощупывала его гимнастерку и пуговицы. — Не так уж сильны, значит, эти безбожники, как о них говорят! Вот увидела тебя, успокоилось у меня сердце. А Мхитар мой все о тебе, говорит. Ты ведь не скоро еще уедешь, родной мой? Ах, если б вы были вместе!..

— А где Мхитар?

— В Мхубе он сейчас.

— Может быть, и будем вместе.

Приблизившись к Нине и ласково проведя рукой по ее пушистым кудрям, Парандзем с сожалением проговорила:

— Ой, как спутались волосы у бедняжки… Ну, Шогакат-джан, берясь поскорее за ужин! А я пойду воду согрею…

И старушки захлопотали. Парандзем затопила баньку во дворе и повела туда Нину.

Пока Асканаз купался, старушки уселись рядышком на тахте, любуясь своей гостьей, которая расчесывала и сушила мокрые волосы.

— И как позволила тебе мать уехать? — пригорюнившись, спрашивала Парандзем. — Ну, что ты будешь делать на войне?

Нина улыбкой и движением головы показывала, что не понимает по-армянски. Она чувствовала, что нравится обеим старушкам, что им хочется задушевно поговорить с нею, и это радовало ее.

Когда Асканаз вернулся в комнату, Нина попросила его узнать, о чем спрашивала ее Парандзем. Асканаз спросил у Парандзем и перевел Нине:

— Она удивляется, почему вы поступили на военную службу.

Нина улыбнулась и ответила:

— Время теперь такое. Если б вы были молоды, вы бы тоже пошли на войну.

— Э-э, нет! — отмахнулась Парандзем. — Не у всякой женщины смелости хватит.

Вскоре Шогакат и Парандзем накрыли стол для ужина. Асканаз и Нина с большим аппетитом ели все, что им предлагали, а Шогакат-майрик то и дело вскакивала с места, чтобы предложить им какой-либо аппетитный кусочек.

Асканаз уже по дороге рассказал Нине о своих отношениях с семьей Шогакат-майрик, и Нине хотелось всех повидать.