— А ну, Гарсеван, что скажешь о наших союзниках? Как приняли тебя? Одним словом, расскажи о своих впечатлениях.

Гарсеван потер задумчиво лоб, глядя на деревья, шелестевшие вокруг палатки. Мхитар выжидающе смотрел на него.

— Встретился я там с одним сержантом. Как он радовался тому, что скоро вернется домой! Понимаешь сам: семья, детишки… До войны он был горняком, а в годы войны служил сапером. Ну, конечно, с таким человеком можно разговориться по душам, да и переводчик у нас был парень дельный. После того как потолковали мы о родных местах, о семьях, сержант мой почувствовал себя свободнее. Я и спрашиваю: «Как, мол, вы думаете устроить жизнь у себя? Мы вот вернемся, восстановим все разрушенное, построим новое… А вы как?..» Тут мой сержант — Томас его зовут — совсем мне доверился. Доверился — и открыл нам свое сердце. Оказывается, майор ихний говорил несколько дней назад: «Хорошо получилось, что Германию победили, но нехорошо, что русские вышли из войны не ослабленными. На поле битвы должны были остаться два трупа — Германии и России, но этот план не осуществился…» Рассказывал нам об этом Томас, и я видел, что сердце у него болит… Я и попросил передать ему, что все равно наши народы останутся друзьями, а этому майору история даст хороший урок. Утешал я его, а у самого сердце прямо горело: подумай только, что это за человек! Благодаря нам тоже победителем прослыл, а против нас козни строит… Во мне все кипело, но я сдержался, тем более что Томас рассказывал это в частном порядке. А майор этот… видели бы вы, товарищ Мхитар, как он вежливо вел себя с нами. Прямо в душу лез… Эх, чтоб ему!

Берберян нахмурился и заговорил, словно размышляя вслух:

— Наша победа, наши перспективы светлы. А притворно вежливый господин майор хотел бы на все навести тень… Но ты же помнишь Гарсеван, что говорится в народе: в конце концов тьма всегда отступает перед светом.

Дивизия, которой командовал Асканаз Араратян, получила приказ вернуться на родину — в Советскую Армению.

Один за другим батальоны со всем своим «хозяйством» грузились в вагоны и по намеченному маршруту выезжали домой. По распоряжению Асканаза первым же эшелоном выехал батальон Гарсевана Даниэляна: пусть народ поскорее увидит прославленного Героя Советского Союза с его не менее славными бойцами!

Всем уже было известно, что Мхитар Берберянна минуту не хотела отказаться от исполнения своих обязанностей — в дол и Ашхен дали друг другу слово, однако домой они ехали в разных вагонах: Ашхен ни гой дороге бойцам могла понадобиться ее помощь…

Асканаз ехал то в вагоне, то в своей машине. Там, где шоссе пролегало параллельно с полотном железной дороги, он садился в машину, опережал, медленно двигавшийся эшелон, высаживался на ближайшей железнодорожной станции и проверял положение в частях. Таким образом он всегда был в курсе того, какой жизнью живет каждый из батальонов.

Нежаркое солнце позднего лета заливало поля Украины, с которыми так сроднился Асканаз за годы войны. Он с радостью наблюдал за тем, как крестьяне собирали хлеб нового урожая, часто приказывал остановить машину у обочины шоссе, шел в поля. Мелькали загоревшие лица женщин и демобилизованных бойцов, еще не скинувших военные гимнастерки… После очередной проверки на одной из станций он приказал шоферу свернуть в Краснополье: в этот день эшелоны должны были простоять на путях дольше обычного: надо было запасти продукты для походных кухонь.

Асканаз пристально рассматривал знакомые улицы, с волнением вспоминая все, что связывало его с этим городом: Денисов, Алла Мартынова, Оксана…

Машина остановилась на скрещении улиц. Шофер обернулся к Асканазу: «Куда прикажете свернуть?»

Асканаз вначале намеревался проехать по улицам Краснополья и вернуться на станцию. Но теперь, когда он уже доехал до центра города, разве можно было не заехать к Оксане?..

— О, Асканаз Аракелович! — радостно воскликнула Оксана, протягивая руку посетителю.

С сияющей улыбкой она смотрела на гостя, но вдруг, словно вспомнив что-то, быстро спросила:

— А где же Ашхен? Я очень благодарна вам за то, что исполнили мою просьбу… — и, услышав гудок машины, выбежала из комнаты, не дожидаясь ответа.

Шофер с помощью Вахрама откинул капот машины и копался в моторе. В машине никого не было. Оксана бегом вернулась в комнату и с недоумением спросила:

— Ашхен не с вами?

— Садитесь, прошу вас, — мягко попросил Асканаз.

Придвинув стул, Оксана села и, положив руки на стол, выжидательно и немного настороженно взглянула на Асканаза.

— Значит, понравилась она вам? Славная, правда?

— Очень! В тот приезд я еле оторвала Аллочку от нее, не хотела отпускать…

— Ну, не только вы полюбили ее так сильно, — улыбнулся Асканаз. — Один человек полюбил ее так основательно, что не захотел отпустить совсем!

— Женился?

— Ну да.

Оксана перевела дыхание и невольно встала со стула. Мысленно она упрекала себя за эти расспросы. Однако, в сущности говоря, разве она не могла заинтересоваться судьбой знакомой женщины? Но почему же она так рада, что эта красивая молодая женщина вышла замуж?.. Оксана почувствовала неловкость, притворилась, что ей зачем-то нужно выйти из комнаты, и, вернувшись, переменила тему беседы.

Почти целый час Асканаз и Оксана говорили о пережитых испытаниях, обо всем, что тогда их тревожило и мучило…

Беседа приняла иное направление, когда со двора в в комнату вбежала Аллочка. Она тотчас же узнала Асканаза — по вечерам, укладывая девочку, мать рассказывала ей длинные истории о «храбром и добром дяде Асканазе, который помогает дяде Андрею прогнать злых фашистов».

Асканаз обнял Аллочку, посадил на колено к себе и, расцеловав в обе щеки, начал расспрашивать ее о школе, о прочитанных книгах.

— Дда… — ответила Аллочка. — Ччерез ддва ддня… у-уже нначнутся заннятия…

Аллочка была уже во втором классе, и, по словам матери, училась хорошо. При чтении Аллочка заикалась гораздо меньше, и это внушало надежду, что с течением времени речь у нее полностью может восстановиться.

Аллочка казалась чем-то встревоженной и все возвращалась к вопросу о том, что будет делать «завтра» дядя Асканаз.

— Ввот ддядя А-андрей, — открыла она тайну своей тревоги, — о-опять ушел ввоевать…

Асканаз знал, что Денисов переведен в Маньчжурию.

Аллочка сидела на коленях у Асканаза, а Оксана то выходила из комнаты, то вновь заходила, накрывая чайный стол. Каждый раз, когда она смотрела на Асканаза, сердце у нее щемило от тоски. Но когда взгляд ее падал на оживленное личико Аллочки, доверчиво поднятое к Асканазу, ей становилось легче. Девчурку угнетало то, что она подсознательно чувствовала себя осиротевшей. Она не переставала ждать отца, тетю Аллу, Миколу… Приезд Денисова, а затем Асканаза внушал девочке неясную надежду на то, что так же могут когда-нибудь вернуться и другие неожиданно исчезнувшие из ее жизни родные. Оксана понимала переживания девочки и страдала за нее. Душа Оксаны была надломлена, и она словно еще не нашла себе настоящего места в жизни.

Асканаз согласился выпить чаю вместе с Оксаной и Аллочкой. Когда он уже встал, собираясь уйти, Аллочка крепко обняла его за шею и с испугом спросила:

— Тты нне ппридешь к ннам ббольше?..

Оксану так взволновал и смутил неожиданный вопрос девочки, что она не расслышала ответа Асканаза. Проводив гостя, она вернулась с Аллочкой в комнату и почти упала на стул, с бьющимся сердцем повторяя: «Ну, почему, почему задала Аллочка этот вопрос?.. И какая я глупая — не простилась как следует! Может быть, снова пришлось бы ему проехать через Краснополье… или хотя бы попросить письмо написать! Хотя нет, едва ли…»

Асканаз поехал обратно на станцию проверить, нет ли каких-либо «ЧП». Но все обстояло благополучно. Асканаз поднялся в свой вагон, намереваясь прилечь и немного отдохнуть. Он представил себе тот момент, когда эшелон прибудет в Ереван: площадь Ленина, толпы народа, встречи с родными… ликование… Как радостно возвращаться с победой!