— А вы помните такой случай? Когда мы как-то отдыхали на берегу речки, молодой артиллерист, увидев группу санитарок, громко крикнул: «Ой, палец мне прищемило колесом! Пусть самая молоденькая и хорошенькая сестричка перевяжет мне рану, а то плохо мое дело!» Тут наша Анютка, которая считала себя самой молоденькой и хорошенькой среди сестер, так и кинулась к нему со всех ног на помощь… А артиллерист заложил, руку за пазуху, смотрит на Анютку и улыбается, улыбается и спрашивает: «Скажи как тебя зовут?» Анютка сердится: «Зачем тебе мое имя, давай скорей руку, перевяжу!» А тот хохочет: «Душенька, говорит, прошла у меня боль, как только я тебя увидел! Встретимся после маневров, ладно?..» Залилась краской наша Анютка, бросилась назад… Ох, и веселые же парни эти артиллеристы!

При этих словах все расхохотались, а Андрей Федорович лукаво спросил:

— Как же это Алла: а тебя, значит, никто не позвал, ты никому не приглянулась?

— Нет, — хладнокровно отозвалась Алла, — мне не повезло. После того как ты однажды ошибся, счастье от меня отвернулось. Второй раз никто не ошибался.

Алла и Андрей Денисовы были женаты уже двадцать три года. Они встретились в трудные дни восемнадцатого года, когда Андрей был в рядах вновь созданной Красной Армии, сражавшейся с полками генерала Краснова на Дону. В этих боях Андрей был ранен, и если б не заботы Аллы, которая спрятала его в своем доме, его не было бы в живых. В эти тревожные дни они и полюбили друг друга и стали неразлучными на всю жизнь. Алла наравне с Денисовым несла все тяготы войны. Особенно трудно стало тогда, когда через год после брака у нее родилась дочь и она с ребенком на руках переезжала с места на место.

Денисов и после гражданской войны остался в рядах Красной Армии, прошел учебу в военной школе, а затем окончил академию.

Алла не расставалась с мужем; с течением времени все больше росла их взаимная привязанность, особенно за последние два года, когда их единственная дочь вышла замуж за военного и уехала с мужем на Дальний Восток. Денисов привык к повседневным заботам жены и не мыслил себе жизни без нее. А Алла Мартыновна считала, что если муж будет лишен ее забот, он не сможет полностью отдаваться своему делу, поэтому уход за мужем и заботы о нем считала своего рода общественной обязанностью.

Испытанные в молодости жизненные невзгоды оставили свой след на лице Аллы Мартыновны: глаза ее утратили прежний блеск, около висков пролегли тонкие морщинки. Видя мужа отдохнувшим и поздоровевшим, Алла радовалась и, одновременно, тревожилась, не зная, как сообщить ему о полученной телеграмме. Дочь сообщала в телеграмме, что поездка откладывается на месяц: мужу передвинули отпуск.

Но когда Алла сказала о телеграмме Денисову, тот спокойно ответил:

— Ну что ж, ждали два года, потерпим еще месяц.

…Ужин затянулся. Сидя рядом с мужем, Алла то и дело подкладывала ему на тарелку особо аппетитные ломтики поджаренной курятины. Оксана сидела напротив Асканаза и, поглядывая на него смеющимися глазами во время рассказа сестры о событиях лагерной жизни, мысленно говорила себе: «Так вот он каков, Асканаз! Недаром Алла так хвалила его — настоящий кавказец, высокий, черноволосый, с пламенными глазами».

С присущей ей непосредственностью Оксана сказала:

— А мой Павло без конца учится. Чего он так застрял в Москве?

Муж Оксаны Павло Остапенко был инженером-строителем; его послали в Москву освоить новые методы строительства мостов.

— «Век живи — век учись», правильно сказано, — философски заметил Денисов.

— Опять ты свое твердишь, Андрей Федорович, — рассердилась Оксана, теребя салфетку. — Откуда я знаю, в каком деле он совершенствуется — в строительном или в искусстве пленять девушек?!

Алла укоризненно посмотрела на сестру: ей не хотелось, чтобы Оксана говорила о муже таким тоном в присутствии Асканаза. Молча слушавший Оксану Асканаз решил придать разговору шутливый характер.

— Насколько мне известно, инженеры — люди добропорядочные. Они гораздо более увлекаются проектами, чем девушками, чего нельзя сказать о поэтах и артистах.

— Ох, мой Павло ни одному из них не уступит в этом отношении! — покачала головой Оксана.

— Оксана убедилась на своем опыте… — лукаво поддел Денисов.

— Потому-то и неспокойна, что убедилась! — защитила сестру Алла и обратилась к Асканазу, чтобы переменить разговор. — А как ваша невеста? Разве она не тревожится, когда вы отсутствуете?

— И очень хорошо, если тревожится: это доказывает, что действительно любит! — вмешался Денисов.

И Алла и Оксана заметили, как омрачилось лицо Асканаза. Он наклонился к Алле и сказал на ухо несколько слов. Алла неожиданно вскочила с места, притянула к себе голову Асканаза, поцеловала его в лоб и снова села. На глазах у нее блеснули слезы.

Ни Денисов, ни Оксана ни о чем не расспрашивали и старались переменить разговор, когда в комнату вбежали Микола и Аллочка в сопровождении молодой девушки, которая встретила Денисова и Асканаза у калитки сада.

Эта девушка, которую звали Марфушей, была родственницей мужа Оксаны. Она была одета в вышитую украинскую сорочку и юбку, на шее у нее висели длинные мониста. При взгляде на лицо Марфуши невольно приходило на ум выражение «кровь с молоком»; улыбка не исчезала с ее лица: казалось, что она так и родилась — с улыбкой.

Марфуша поставила на стол вазы со свежей черешней и земляникой, принесла двинские абрикосы, которые в дороге изрядно помялись. Не дожидаясь, пока ей положат фрукты на тарелочку, Аллочка схватила со стола абрикос и откусила его. Несколько капелек сока пролилось на ее платьице. С упреком покачав головой, Оксана осторожно вытерла платье и положила ей на тарелку несколько плодов.

Асканаз вспомнил просьбу Наапета — говорить всем, кого он будет угощать, что абрикосы выращены в Двине. Но воспоминание о Вардуи не располагало к рассказу о том, где растут абрикосы. Появление детей отвлекло его от горьких мыслей. Через несколько минут Аллочка так освоилась с Асканазом, что уселась к нему на колени. Погладив его по щеке, она шепотом сообщила ему о том, что ей хочется еще абрикосов. Оксану тронула эта доверчивость девочки, и гость показался ей еще более симпатичным. Выбрав абрикос для девочки, Асканаз спросил, ходит ли она в школу. Чисто выговаривая слова по-украински, Аллочка сообщила, что с первого сентября она будет ходить в школу имени Шевченко, а двадцатого августа ей исполнится семь лет. Желая похвастаться своими знаниями, она с гордостью сообщила и о том, что уже умеет читать.

— Это я ее выучил, — поспешил заявить Микола.

— И вовсе не ты, а мама! — вздернув носик, воскликнула Аллочка.

— Ну, а стихотворение какое-нибудь знаешь? — спросил Асканаз, лаская ее кудрявую головку.

Девочка ответила не сразу. Она взглянула на мать и тетку, потом искоса посмотрела на Миколу: очевидно, она не очень ладила с братом.

Оксана с материнской гордостью любовалась дочуркой.

— Скажи дяде, кем ты хочешь быть, — подбадривала она.

— Артисткой! — воскликнула Аллочка.

Спрыгнув с колен Асканаза, она подбежала к матери и зашептала ей на ухо.

Мать что-то сказала Марфуше, и та увела Аллочку в соседнюю комнату. Заметив, что Асканаз повеселел, Денисов и Алла Мартыновна с улыбкой переглянулись.

Через несколько минут вернулась Аллочка, держа за руку Марфушу. Девочка была одета в длинное, доходившее до пят белое платье; длинные распущенные волосы были перехвачены алой лентой.

Со своей неизменной улыбкой Марфуша объявила:

— Выступает артистка Алла Павловна Остапенко. В программе — Пушкин и Тычина.

Все зааплодировали, Микола буркнул: «Начинается!» — и уселся поудобнее, чтоб видеть каждое движение младшей сестренки.

Маленькая «артистка» довольно уверенно начала декламировать: