Это немного помогает и сейчас.

По крайней мере я привожу в порядок мысли и даже пытаюсь выстроить какие-то новые планы с учетом всех вводных. Найти человека в огромном мире - все равно, что искать иголку в стогу сена, но даже это можно сделать. Вопрос лишь в затраченном времени и определенных сопутствующих материальных вложениях. Слава богу, со вторым у меня нет проблем, а время…

Я готов ждать.

Я умею ждать.

И я умею мстить тем, кто заставляет меня чувствовать себя ничтожеством.

Когда выхожу из такси и забегаю на крыльцо со спортивной сумкой на плече, вспоминаю лицо своей «любимой» первой учительницы» в тот момент, когда в наш класс прямо посреди урока зашли директор, завуч и полиция, потому что «появилась информация о том, что женщина пятидесяти лет, мать двоих детей и уважаемая учительница, занимается растлением малолетних».

Доказать ничего так и не смогли, но в школу эта старая вешалка больше не вернулась, а потом я узнал, что ее разбил инсульт - и последние пару лет своей никчемной жизни она провела в каком-то хосписе, справляя нужду под себя.

К Виктории поднимаюсь по лестнице - пробегаю пролет за пролетом, чувствуя, как кровь приливает к мышцам и наполняет их огнем. Открываю дверь своим ключом, переступаю порог.

Сука.

В ноздри сразу ударяет густой смрад курева и алкоголя.

Чуть не спотыкаюсь о валяющуюся посреди коридора пустую бутылку. Подталкиваю ее носком, чтобы увидеть этикетку. Это не просто дешевое пойло для «плебоса», это что-то такое, что я бы продавал исключительно с маркировкой «опасно для жизни». Еще одно доказательство того, что в человека можно ввалить кучу бабла, но от этого он не перестанет быть быдлом. Сколько раз я встречался с такими «внезапно разбогатевшими бывшими дворниками», и всех их объединяло одно - никто не умел пользоваться столовыми приборами, клал локти на стол, ставил неправильные ударения в словах и в винной карте выбирал какое-то убогое говно.

Виктория никогда не станет человеком, потому что генетически рождена быть плесенью.

Я отпихиваю бутылку к тумбе и продвигаюсь дальше по коридору.

Внутри закипает приятное предвкушение, пальцы сами собой сжимаются в кулаки.

Я предупреждал мартышку, чтобы она больше не смела пить и завязывала с сигаретами. Предельно четко и максимально доходчиво объяснил, что будет, если она ослушается моего приказа. Пообещал незамедлительные последствия, если вдруг она решит, что мои приказы только сотрясают воздух и не имеют к ней никакого отношения.

Значит, сегодня - сейчас - у меня есть железобетонный повод отыграться на ней за все то унижение, которое продолжает разъедать меня изнутри. И для этого даже не нужно ставить ее раком.

Виктория валяется на постели. Буквально.

Ее тело лежит поперек мятых простыней в уродливой позе раздавленного жука: руки и ноги раскиданы, комбинация уродливо задрана до самой талии, обнажая тощую жопу и пару белёсых растяжек на бедрах. На простынях грязные пятна - даже не пытаюсь понять, вино это или какая-то другая дрянь. На полу валяется перевернутая пепельница, окурки скурены до измазанного красной помадой фильтра. Рядом - еще одна полупустая бутылка. Судя по следам на горлышке и отсутствию в пределах видимости хотя бы чего-то, напоминающего стакан, Виктория не заморачивалась и пила по-гусарски.

Фу, блядь.

Нужно избавляться от этой мрази.

Она свою работу уже сделала, а в будущем для подобных нужд я найду более дрессируемое и молодое существо.

— Олег? - Я делаю шаг, наступаю на пробку от бутылки - и хруст заставляет Викторию встрепенуться. Она медленно, как змея, вытягивает голову на длинной шее и осматривается в поисках меня.

— Ты снова пила и курила. - Обозначаю свое присутствие холодным голосом.

Подтаскиваю поближе кресло, но так, чтобы между ним и кроватью была хотя бы пара метров, иначе ужасная вонь просто вывернет наизнанку мой изнеженный желудок. Сажусь, мысленно воображая, как буду «учить» ее послушанию. Прикидываю, что для этого можно использовать, и как бы между делом вынимаю из шлеек ремень. У него не очень тяжелая пряжка, но зато гладкая выделанная кожа, перетянутая широкими стежками. Вопреки всеобщему мнению, именно такие ремни причиняют гораздо больше боли, чем старые армейские «батины» с пряжкой-звездой. По части порки я точно специалист, потому что все это испытал на собственной шкуре.

Виктория продолжает барахтаться, нелепо переворачиваясь сначала на один, потом - на другой бок. Я молча взвешиваю ремень на ладони и просто жду, пока она, наконец, откроет глаза и попытается сесть. Широко раскидывает ноги, как будто мне есть дело до того, что она без трусов. Нет, определенно, трахать это тело я вообще не смогу - у меня на нее тупо не встанет даже чтобы она просто отсосала. Да и зачем размениваться на полумеры, если можно получить гораздо большее удовольствие?

— Привет, - пьяно и спросонья булькает мартышка. Убедившись, что ее промежность не производит на меня никакого впечатления, хмыкает, одновременно дергая плечом, и запихивает между ног подол комбинации. - Прости за беспорядок. Я… не ждала гостей.

Большую часть слов она произносит через икоту, каждый приступ которой лично для меня похож на попытку проблеваться. Морщусь.

— Это для меня? - Виктория тупо хихикает, разглядывая ремень в моей ладони. Сует палец в рот, очень нелепо изображая кокетку. - Я была очень плохой девочкой.

— Ты пьяна, - еще раз спокойно констатирую очевидное. - Ты не плохая девочка, Виктория, ты - бухая грязная свинья, о которую даже жаль пачкать ремень.

Кстати, это действительно так, потому что я люблю этот бренд и мне нравится этот ремень за его универсальный светло-серый цвет, но, когда закончу воспитательный процесс, от ремня придется избавиться, потому что даже самые термоядерные чистящие средства не смогут вытравить с него мартышкину вонь.

— Вот! - неожиданно громко кричит Виктория - и я морщусь от слишком резкого звука. Тычет пальцем мне в лицо и как-то странно смеется. Наверное, именно такие звуки издает старый тюлень, если попытаться затолкать в его глотку пандус для прочистки канализационных труб. - Вот и у Макса было такое же лицо!

Упоминание его имени мгновенно размораживает мою злость, которую до этого момента я неплохо контролировал и даже сконцентрировал в определенное русло. Но как только мартышка его произносит - в башке словно срабатывает особенный триггер.

Как по щелчку, вскакиваю из кресла, подлетаю к ней и, щедро замахнувшись из-за головы, наношу первый удар. Особо не целюсь. Бью просто по ней, поперек, через плечи и грудь.

Громкий щелчок «припечатанной» ремнем кожи разливается по моим слуховым каналам как сладкая музыка.

— Макс?! - Я едва узнаю в этом скрежете собственный голос. - До сих пор не можешь выкинуть его из головы?!

Бью еще раз - и только после этого Виктория как будто просыпается и начинает истошно визжать, хаотично махать руками и пытаться прикрыться подушкой.

Сука!

Все они суки, потому что бегают за ним, словно течные бляди!

— Прекрати! - орет Виктория, когда я заношу руку для следующего удара. - Я не думаю! Я просто…

Ухмыляюсь, слизывая проступившую на губах слюну. Вот что делает пара крепких «затрещин» - уверен, никогда в жизни мартышка не была более трезвой, чем сейчас.

— Я встретила его! Просто случайно встретила! - Мартышка отползает дальше и дальше и, наконец, с громким шлепком заваливается с края кровати.

Я опускаю руку.

Позволяю своему мозгу сконцентрироваться на ее словах.

Она встретила Сабурова.

— Когда? - Я снова полностью владею своим голосом. - Где и когда ты его встретила, Виктория?

Она называет место, называет дату и даже время. Плевать, по какой причине так трепетно хранит в своей голове всю эту информацию. Пусть течет на него сколько угодно - мне плевать. Главное, что сейчас ее слабость мне на руку.

Я хорошо знаю тот район.

Там много новостроек, много отличных ЖК, и там даже живут несколько моих партнеров по бизнесу. Не самых «толстых», но уверенных и постоянных, которых я держу на случай очередного глобального финансового пиздеца.