К тому же разве в глазах кое-кого этот союз с Англией не был чересчур последовательным? Разве письма герцога Орлеанского, опубликованные в царствование Луи Филиппа, не обнаруживали постоянное восхищение политикой Лондона и даже преданность ей, хотя их мог беспрепятственно выражать принц, которого делало независимым его изгнание и мнение которого как частного лица имело лишь вес какого-то отдельного мнения? Но разве это восхищение и эта преданность не были опасными у короля, в руки которого целая нация, соперница Англии, вручила свои интересы и свою честь?
В той же речи прозвучала следующая фраза, успокоительная для тех, кто ничего так не желает, как быть успокоенным, и, при всем ее ободрительном тоне, встревожившая многих:
— Искренняя дружба, соединяющая меня с королевой Великобритании, и сердечное согласие, существующее между моим правительством и ее правительством, укрепляют меня в этой вере.
И действительно, их отношения прямо свидетельствовали о чувствах личной симпатии; это была скорее дружба короля и королевы, нежели союз двух великих держав.
Фраза в отношении среднего образования была встречена с большей благосклонностью: это было обещание не допустить возвращения во Францию иезуитов, растущую тень которых чьи-то зоркие глаза, возможно чересчур зоркие, уже видели на горизонте.
— Проект закона о среднем образовании, — заявил король, — отвечает требованиям Хартии в отношении свободы обучения, сохраняя при этом для государства власть над народным просвещением и возможность воздействовать на него.
Итогом этой речи стало свидетельство одобрения Палатой депутатов последовательной политики короля, выразившееся в том, что она оставила г-на Созе своим председателем.
Впрочем, сердечное согласие с Англией не замедлило омрачиться.
Желая утешить себя в своих европейских неудачах, Франция в ходе предыдущего года захватила Маркизские острова; на протяжении четырех тысяч льё Франция не имела в океане ни одной военно-морской станции, где ее корабли могли бы сделать остановку; ни одной якорной стоянки для китобойного промысла, составляющего столь важную часть торговли для наших западных, северных и восточных городов. По завершении этого захвата Франции было предложено взять протекторат над островами Общества. Чтобы осуществить эту новую оккупацию на столь далеком расстоянии, требовавшую значительных организационных расходов и издержек на оборону наших поселений, адмирал Руссен потребовал в 1843 году сумму в размере пяти миллионов девятисот восьмидесяти семи тысяч франков, которую Палата депутатов предоставила после горячих дискуссий, сократив ее до пяти миллионов.
Так что Франция обосновалась на Маркизских островах, распространив свой протекторат и свой внешний суверенитет на острова Общества; королева Помаре и местные вожди, именуемые таванами, признали этот протекторат Франции, представленный контр-адмиралом Дюпти-Туаром. Однако там, как всегда, бдила Англия, Англия, которая, помешав нам завладеть уголком Новой Зеландии, где мы сначала хотели основать наше поселение, отослала нас к Маркизским островам. Она бдила там не посредством своих военно-морских сил, своих послов и своих консулов, а посредством своих миссионеров.
Эти миссионеры, с досадой чисто национального свойства взиравшие на то, как французы захватили Маркизские острова и распространили свой протекторат на острова Общества, завоевали доверие королевы и подтолкнули ее к актам сопротивления.
Был поднят вопрос о флаге.
После установления протектората Франции над островами флаг протектората, то есть два соединенных флага, флага Франции и флага королевы, развевался над Таити.
Неожиданно королева возымела мысль поднять над своим дворцом особый флаг, ее личный флаг, который напоминал бы о ее суверенитете. Она подняла его, не известив об этом заранее своих французских покровителей, что в области дипломатии можно было счесть по меньшей мере серьезным неприличием.
Такого мнения придерживался адмирал Дюпти-Туар; он потребовал, чтобы новый флаг был спущен; поддержанная английскими миссионерами, королева отказалась сделать это. И тогда, сменив свою роль покровителя на роль завоевателя, адмирал Дюпти-Туар оккупировал 9 ноября 1843 года главный остров королевства.
Однако эта ссора, вспыхнувшая между адмиралом Дюпти-Туаром и королевой Помаре, имела давние корни.
Еще в 1836 году оскорбительное отношение, проявленное к нескольким французским поселенцам, в особенности к г-ну Лавалю и г-ну Каре, апостольским миссионерам, вызвало необходимость отправки к Таити военного корабля, чтобы поддержать требование французского правительства о немедленном удовлетворении.
Господин Дюпти-Туар, в то время всего лишь капитан фрегата «Венера», выставил обязательными условиями выплату трех тысяч долларов в качестве возмещения за ущерб и отдание чести французскому флагу.
Вследствие этих переговоров, ведшихся с позиции силы, было заключено соглашение между г-ном Дюпти-Туаром и королевой Помаре, в силу которого с французами, проживавшими на Таити, должны были обходиться как с наиболее благоприятствуемыми иностранцами.
Спустя четыре года после этих событий, происходивших в 1838 году, французы, проживавшие на Таити, подали новые жалобы против королевы и ее старших вождей: неприкосновенность жилища нескольких французов была нарушена, их земельную собственность захватили, их домашнюю обстановку и деньги похитили, их самих без всякого суда заключили в тюрьму, а одного из них даже убили.
На сей раз контр-адмирал Дюпти-Туар рассердился всерьез: он заявил королеве и ее вождям, что, не доверяя более их слову, требует в качестве ручательства будущего поведения таитянского правительства в отношении Франции денежную сумму в размере десяти тысяч пиастров. Контр-адмирал угрожал, что в случае, если эта сумма не будет предоставлена, он намерен оккупировать остров и зависимые от него поселения.
Именно тогда протекторат над островами Общества был предложен Франции королевой и местными вождями и 9 сентября 1842 года одобрен г-ном Дюпти-Туаром; 28 апреля 1843 года французское правительство утвердило установление этого протектората.
Губернатором новых поселений и королевским комиссаром при королеве Помаре был назначен капитан первого ранга Брюа.
Мы видели, как вследствие очередного нарушения договора контр-адмирал Дюпти-Туар оккупировал в ноябре 1843 года острова Общества.
Дело в том, что флаг, поднятый королевой Помаре, на самом деле не был ее личным флагом, флагом ее народа или флагом ее старших вождей: этот флаг, подаренный ей английскими миссионерами и украшенный короной, являлся геральдическим штандартом, который она никогда не объявляла своим.
И потому адмирал написал королеве следующее письмо:
«Вы хотите иметь флаг, флаг Ваших отцов? Хорошо. Вы хотите, чтобы он был того или другого цвета? Хорошо, я согласен. Возьмите тот флаг, что был у Вас в момент заключения договора. Вы хотите другой? Пожалуйста, это не имеет значения. Дайте мне знать о его размере и цвете. Я стану отдавать ему честь как знаку Вашего суверенитета. Но что касается флага, полученного Вами от англичан, флага, являющегося символом независимости от нашего протектората, флага, куда английские советчики поместили корону, о значении которой Помаре не догадывается и которая в Европе является знаком преобладания и суверенитета, то, хотя Вы его и отстаиваете, это не Ваш флаг и не флаг Ваших отцов; это флаг Вашей прихоти, это флаг Англии, явно или скрытно, и такой флаг я не потерплю».
Это означало говорить гордо, это означало говорить так, как устраивает Францию, но не так, как устраивало короля и его министров; и потому правительство открестилось от действий адмирала Дюпти-Туара. Перед Англией извинились, английским миссионерам выплатили вознаграждение за убытки, на островах Общества был восстановлен обычный протекторат, и Франции плеснули новое унижение в ту горькую чашу обид, какую великие нации уготавливают нациям второстепенным.
