Помолчали. Похоже, Ансельм ждал, когда Хельга уйдет. Она набралась храбрости и снова заговорила:

— Помнишь, я рассказывала, как меня вывели из дома на сваях? Как оградили от колдунов, провели через чащу? Как вы думаете, кто бы это мог быть? Лесные? Или, может, Арзран? Ну, то есть Арво?

Он покачал головой.

— Арзрана тогда еще не было в Скогаре. Вряд ли он способен дотянуться через море.

— Я хочу пойти с тобой к Асдис, — сказала Хельга. — Может, она смогла бы сказать мне… Может, это она и помогла.

— А почему ты считаешь, что я собираюсь к ней?

— Ну как же! Ты, наверное, думаешь, не захочет ли Асдис расквитаться с Арво? Как она откликнется на вести о том, что Арво вернулся, набрался силы и снова подбирается к девочке рода Хеймо? А что будет, если Арво найдет ее, то есть меня? Нельзя ли как-нибудь заручиться поддержкой Асдис против Арво?

Хельга пыталась показать себя рассудительной, но сейчас ее доводы ей самой казались слабыми. Ансельм улыбнулся ей ласково и рассеянно, как ребенку, не вовремя пристающему с глупостями. Но заговорил серьезно:

— Человек, набравший силу, вряд ли останется человеком. Я думаю, Асдис намного опаснее колдунов, от которых ты спаслась осенью. Может, опаснее Арзрана. Я пока ничего не решил. А тебе нужно слушать отца. И ты не рода Хеймо, пусть в тебе и есть толика его крови. Идем ужинать, госпожа.

Он из-под руки посмотрел, туда, где пряталась за изгибом холма деревня Синяки.

— Ты видела курган?

— Да. Там, должно быть, погребен большой вождь. У нас ничего не знают об этом. И в деревне не знают, я спрашивала.

— Курган-то сложили новопоселенцы, Старый народ своих мертвецов хоронит по-другому. Хотел бы я знать, кто там погребен.

Ансельм двинулся прочь от озера, к дому Ларса, и Хельга пошла за ним.

Вечером она в обществе Раннвейг, Бауры и жены Ларса навестила капище. Молила богов об удаче для отца и о том, чтобы ей остаться здесь, хотя бы ненадолго. Но молила без сердца, зная, что просьбы ее недолжные.

Перед сном она спросила у Ларса:

— Сколько отсюда до Чистого?

— А зачем тебе, госпожа?

— Вдруг отец оставит нас здесь? Я прикидываю, успею ли посмотреть на эту Асдис и вернуться, пока не стает лед на реке.

— Лагман, по-моему, уже все решил, и не так, как я ему советовал. А добраться ты, может, и успела бы, если с проводником. Но измучилась бы. Вот если бы мы отправились к Озеру Ста Рукавов на лодках, как я предлагал, я бы показал тебе место, откуда до Чистого можно дойти за несколько часов, посуху. Показать показал, но не пустил бы. Не наше это дело, госпожа — связываться с колдунами. А вообще до того места два дня пути по реке.

«Если бы еще колдуны с нами не связывались», — подумала Хельга и спросила:

— А разве по лесу не ближе?

— Ближе. Но дольше.

Хельга нахмурилась, и Ларс пояснил:

— Через лес прямых дорог нет. Да, если честно, никаких нет, только охотничьи тропы. Надо переправиться через Комариху, а там идти на север, до гряды холмов. Местные называют ее Горы Аймо. Потом нужно свернуть на северо-восток и остаток пути забирать все восточнее и южнее. В общем, я бы, наверное, и сам там заблудился.

Во сне Хельга очутилась у подножия кургана. Отец обнимал ее за плечи. Рядом стояли Раннвейг с сыном и мужем, и лекарка Рагнхильд, и почему-то Аксель Серебряный со своей беременной женой Баурой. Тот Аксель, что остался защищать усадьбу. Вход в курган оказался раскопан, и за отвалами земли виднелась открытая дверь сруба. Хельга смотрела, как воины заносят в курган факелы, а потом отец легонько подтолкнул ее в спину и сам вошел следом. За ними шли другие, спины их смыкались преградой между Хельгой и волей. Внутри кургана открылась огромная зала, совсем как у них дома, только пустая и низкая: вместо крыши просевший под тяжестью земли потолок. Дверь закрыли и заложили засовом. Теперь сруб освещали только факелы. Люди разбрелись по зале, кто-то сел на пол. Хельге стало душно. Где дверь? Где? Неужели исчезла? Неужели отсюда не выбраться? Наконец она увидела дверь, метнулась туда, хватаясь за грудь, но Аксель Серебряный ее остановил:

— Ты что? Туда нельзя. Там Арзран!

Все остальные обступили ее, загомонили, и от этого шума она проснулась. И поняла, что шумят в общей зале.

Хельга прислушалась. В зале о чем-то спорили, перебивая друг друга. «Аксель Серебряный!» — перекликались несколько голосов.

Хельга надела платье и выскочила из-за занавески.

Огонь в среднем очаге жарко горел, в зале толпились люди. Здесь были и мужчины Ларсова дома, и отцовы воины. У очага сидел Аксель Серебряный — не случайно, выходит, снился! Голый, только с плеч свисает чья-то накидка; мокрые волосы торчат дыбом. И с ним еще несколько человек, незнакомых Хельге, тоже голые, с мокрыми головами, распаренные, как из бани.

Отец обнял Хельгу.

— Ну вот, разбудили госпожу, — сказал Аксель. — Давайте меньше кричать, а то разбудим и мою Бауру.

Хельга удивилась: почему он не показался жене сейчас? Неужели думает, что сон для нее важнее вестей о его спасении? Она так горевала о нем. Красавица Баура, троюродная сестра Хельги, души не чаяла в Акселе. В конце лета в доме лагмана сыграли их свадьбу, и сейчас Баура носила под сердцем ребенка. Ей первой надо бы узнать, что Аксель выбрался.

Отец отвел, усадил Хельгу на широкую лавку у стены, осмотрел с тревогой, словно ей прямо сейчас грозила опасность.

— Ну, дочь, нам придется расстаться. И, видно, надолго. На наших людей напали. Часть перебили, часть загнали в болота. Выбраться на ту сторону они не смеют, а сюда пути не знают. Я нужен там. И Грегер нужен, и Ларс. Если я не вернусь — не горюй. Встретимся у Ста Рукавов, ты отправишься туда по реке. Слушайся Ларса. Я оставляю здесь, с вами, Акселя. Он ранен. Позаботьтесь о нем, а он позаботится о вас.

— Но Аксель же держал усадьбу! — сказала Хельга. — Как он выбрался?

— Он расскажет. Будь умницей, дочь. Иди сейчас к себе, успокой Раннвейг, если проснется. Прощай на всякий случай. Постарайся сохранить людей. Я надеюсь на тебя.

Он поцеловал ее и пошел к остальным, не оборачиваясь.

Хельга вернулась за занавеску, совершенно оглушенная вестями. Раннвейг спала, обнимая сына. Хельга смотрела на них и постепенно успокаивалась. Что ж, она остается, как и хотела. Боги рассудили по ее воле. Теперь главное не отступать.

В общей зале переговаривались теперь тише, и в многоголосом говоре мало что можно было разобрать. Люди собирались в дорогу.

За отца она больше не боялась. Отец делает что должен, а у нее тоже есть дело. Она помолилась за него: чтобы он перешел болота, чтобы добрался до конунга, чтобы вышел победителем из всех передряг. А потом велела себе спать.

Утром Хельга первым делом решила расспросить Акселя. Тот сидел в обнимку с Баурой. Раньше Хельга и подойти к ним не посмела бы: Аксель был из тех сильных и красивых людей, о ком она не смела даже мечтать. Хельга знала, что никогда такой мужчина не полюбит ее ради нее самой, ради ее тела, взгляда, улыбки. И завидовала Бауре. Она и Раннвейг завидовала. А вот Ренате — нет. Потому что по сравнению с Ренатой и Раннвейг, и Баура были несчастными дурнушками. И ни у Раннвейг, ни у Бауры не было Кьяртана. Сейчас же Хельга подсела к влюбленной парочке без чувства вины за то, что вторгается в их мир.

— Расскажи, как ты выбрался, — велела она Акселю. — Мы не надеялись тебя увидеть.

Баура неохотно отвела от мужа счастливый взгляд и сказала:

— Я молила богов, и боги меня услышали! Теперь все будет хорошо.

Аксель как-то рассеянно посмотрел на Хельгу, поморщился.

— Этой ночью меня сильно ударили по голове, госпожа. Я еще плохо соображаю.

Рассказывал он невнятно, шептал в волосы Бауры. И по-прежнему обнимал ее. Хельге даже показалось, что он прикрывался женой как щитом. Она устыдилась, что мучает раненого, но не отступилась. Не одному Акселю плохо. Время сейчас тяжелое, даже полубоги не справляются…