— Бунаков приказал ловить людей с отписками Щербатого, но не приказывал их грабить! — сердито сказал Пирогов. — Верните жилецкое платье людям!..

Князец Тондур надменно сказал:

— Скоро Федька Пущин соберет всех ясашных остяков и татар, мы пойдем в город слушать милостивые царские грамоты и раскатим по бревнышку дом Щербатого! А князя и его людей посадим в воду!.. И этих посадим!

— А вы спросите Бунакова, хочет ли он, чтоб вы государевых людей морозили и в воду покидали? Верните жилецкое платье! Иначе будет вам от государя опала!

Князцы сбились в кружок и стали совещаться.

Затем Соголбай сказал Пирогову:

— Платье и ружье отдаем! К Бунакову человек поедет, будем ждать, что скажет…

К Бунакову на санях Соснина и Заливина поехал толмач Дмитрий Новокрещен, с ним же отправился Пирогов.

Весть о поимке посыльных с бумагами Осипа Щербатого взбудорожила казаков.

После совета в съезжей избе у Бунакова был послан отряд под началом Ивана Чернояра. Всех пятерых пойманных остяками избили, холопов Щербатого оставили добираться до города своим ходом, а Соснина и Заливина привезли в съезжую и учинили допрос с рукоприкладством, кто им передал бумаги Щербатого, кто помогал выбраться из города… Ничего не добившись, постановили на другой день пытать их «и огнем жечь».

Однако поутру запертых в чулане съезжей избы Соснина и Заливина не оказалось. Казаки допытывались у хозяина дома Девятки Халдея, как они могли сбежать, но тот только твердил, что ничего не слышал, и как сбежали арестанты, ему неведомо. Ни казаки, ни хозяин дома не могли и подумать, что сбежали арестанты с помощью Бунакова. Вечером он послал денщиков Митьку Мешкова и Семена Тарского к Халдею. Пока Мешков бражничал с хозяином, Тарский тихо открыл чулан и выпустил Соснина и Заливина, которые по темноте схоронились в доме Щербатого.

По прибытии в город десятильник, сын боярский Григорий Пирогов, пришел к старой съезжей избе, чтобы исполнить поручение архиепископа Герасима и вручить богомольные грамоты о рождении царевича Дмитрия Алексеевича обоим воеводам и дьяку Ключареву. Но изба была запечатанной. Пирогов направился ко двору князя Щербатого. Но там его перехватили казаки Остафий Ляпа, Иван Чернояр, Тихон Хромой, Филипп Едловский, Филипп Петлин и другие и насильно повели к новой съезжей избе. Напрасно Григорий кричал, что он послан не к одному Илье, а к обоим воеводам и дьяку. Оказавшись перед Бунаковым, он сердито стал ему выговаривать:

— По государеву указу в городе должны сидеть два воеводы и дьяк, богомольные грамоты велено передать всем троим, а не тебе одному!..

— Меня выбрал весь город в воеводы одного, а Оське и Мишке до государевых грамот дела нет!

— То не по государеву указу! Надлежит быть всем вместе, а черному попу Киприану и всем белым попам велено петь молебны со звоном во здравие царской семьи!..

— Сказано, отдай грамоты Илье Микитичу, моль ты церковная! Не то получишь по сусалам! — подскочил к нему Ляпа и стал стягивать дорожный стеганый зипун. Обыскав десятильника, за пазухой нашли бумаги и забрали их.

— Приходи через час в Троицкий храм, отдашь мне при народе сии грамоты! — сказал Бунаков.

Однако, перед тем как направиться в Троицкий собор, Пирогов забежал к Щербатому и, когда Бунаков пришел из съезжей избы, к своему неудовольствию, увидел в храме Щербатого и Ключарева.

Неожиданно Пирогов достал из-за голенища сапога грамоту, протянул ее Щербатому и закричал:

— Вручаю государеву богомольную грамоту обоим воеводам и дьяку, как мне повелено!

К нему немедля подбежали Иван Чернояр и Остафий Ляпа.

— Ах ты, вор, к вору приехал и вору подаешь грамоту мимо Ильи Микитича! Мы тя на куски порвем, только выйди из храма!.. Илья Микитич всем городом избран на воеводство, и ему одному отдай грамоты!..

— По государеву указу, что к вам пришел, надлежит сидеть двум воеводам до прибытия новых воевод! Ежели отдам грамоты, одному мне будет поставлено в вину!

— Тот указ не прямой, а подменный! — крикнул Лаврентий Хомяков и схватил Пирогова за грудки. — Отдай грамоты Илье Микитичу!..

Вмешался Киприан:

— Оставьте грамоты у меня в алтаре, когда сговоритесь, тогда и приходите! Тут не место для свары!

После недолгого шумного спора так и порешили.

Целую седмицу каждый день Пирогов приходил к Бунакову и убеждал его принять грамоты вместе со Щербатым и Ключаревым. В конце концов Илья согласился. В первый день апреля, в день именин царицы Марии Ильиничны, в Троицком соборе Пирогов подозвал к Царским вратам Бунакова, Щербатого и Ключарева, и они все вместе дотронулись до грамот. Однако действо это прервали подскочившие к ним Кузьма Мухоплёв, брат Васьки Мухосрана, Лаврентий Хомяков и другие казаки.

— Гришка, тебе что было сказано, грамоты отдать Илье Микитичу! Видать, давно тебе бока не мяли! Так мы можем! — громко сказал Кузьма.

— Отдай Илье Микитичу! Или будешь гузно подтирать своими воровскими грамотами! — зло крикнул Хомяков.

Пирогов растерянно поглядел на Щербатого, взял грамоты и протянул их Бунакову.

— Ответите перед Богом и государем за свои поганые слова! — сердито сказал он, перекрестился и направился к выходу.

Бунаков отнес грамоты в съезжую избу, но распечатывать их не стал.

Апреля в 6-й день в Томск вернулись наконец-то «московщики» с Федором Пущиным. И город стал, как растревоженный улей. На улицах города, на базаре, в домах «московщиков» томичи услышали «многие дива» о московских событиях: о том, как черные люди и стрельцы побили бояр и дома их пограбили, о том, что государь то в вину им не поставил и никого не казнил из простых людей, а казнил притеснителей и разорителей, о большом московском пожаре, о том, что государь принял томских челобитчиков ласково и в вину им за то, что отказали Щербатому, не поставил и дал милостивые грамоты…

Грамоты же, привезенные Пущиным, прочитали в съезжей избе. Когда Захар Давыдов закончил чтение вслух, установилось долгое молчание, и наконец Бунаков разочарованно сказал:

— Почто напрасно, Илья Микитович? Государь нас принял, жалованьем и сукнами дорогими одарил, остякам милость оказал, Осипа убирает!..

— С Осипом и меня убирает! — мрачно сказал Бунаков. — Да еще на том дело не станет… Ладно, надо сход собирать, будем думать, что делать далее!..

Однако в душе Бунаков уже знал, что будет делать далее: исполнять по мере возможности царский указ. Потому велел денщикам взять несколько казаков и без шума арестовать Григория Подреза и отвести его не в съезжую избу, а в тюрьму Тем самым будет исполнен один из пунктов царского указа. Но тихо исполнить приказ Бунакова не удалось. Когда Григория вели за тюремный тын, он кричал, что коли его под арест, то вместе с Оськой надо посадить в воду и Федьку Пущина и Илью Бунакова. Однако в этот раз никто за него не вступился…

Сход же собрался в трапезной Богоявленской церкви через два дня. Кроме «московщиков» пришли подьячие, десятильник Пирогов, поп Борис и более трех десятков казаков.

Начал Бунаков:

— Федор Иванович, как так вышло, что, по вашим сказкам, на словах государь говорил одно, а в указе другое?.. Ужели не смогли донести государю простое дело, доказать измену Оськину?..

— Все челобитные наши и от служилых казаков, и от оброшных, и от пашенных государю подали и челом били, государь нам обещал словесно наказать Осипа, и указ о том был написан…

— Отчего же не тот указ пришел?..

— Не ведаем! — пожал плечами Пущин.

— Чаю, когда к печати грамоту понесли, там и переменили на Оськину руку! — подал голос «московщик» Васька Титов.

— Стало быть, облапошили вас! — сердито воскликнул Бунаков. — Мишка Куркин хвастался боярскими грабленными животами, по боярским дворам шастали, за делом не ходили, а безголовье Оське не привезли!

— Я с товарыщи поеду в Москву, мы по боярским дворам воровать не будем, подадим государю челобитье и новый указ привезем! — прокричал Остафий Ляпа.