— Ну, слава богу, не всё ещё потеряно, ты всё-таки можешь соображать, — вздохнул отец. — Именно ты и переправишься во главе большей части нашего войска и ударишь по Рамсесу, когда он устроит привал под городом. Но только не спеши, действуй по моей команде. Нужно дождаться, когда египтяне разобьют лагерь, выпрягут лошадей из колесниц и сядут отдыхать после дневного перехода, ведь они считают, что мы ещё очень далеко. Тогда и надо атаковать. Действуй стремительно, но не впопыхах. Дождись, чтобы пехота подтянулась за твоими колесницами, ведь ей нужно значительно больше времени для переправы через реку. Ну, в общем, сынок, ты справишься. Там, где не нужно думать, а надо просто действовать, причём очень решительно, тебе нет равного. Да помогут нам боги.

Отец и сын вскочили на колесницы и направились к войскам на просторную равнину на правом берегу.

Тем временем рассвело. Красный диск солнца поднялся на востоке. Вся степь вокруг города ожила. Густая трава засверкала росой, в небе запели жаворонки, над гладкой поверхностью воды заскользили ласточки, широко открывая клювы и отлавливая мошкару. На берегах реки теснились в низких местах олени, антилопы, буйволы, пришедшие на водопой. Звучал львиный рык. Царь зверей тоже зашёл напиться, а заодно и позавтракать, каким-либо неповоротливым оленёнком. В эту дикую идиллию вдруг вторгались люди, скачущие на колесницах вдоль реки. Недовольные дикие буйволы ревели, свирепо всматриваясь покрасневшими глазами в лошадей, несущих за собой деревянные двухколёсные коляски с людьми. Мимо них проносились испуганные антилопы, их можно было проткнуть коротким копьём прямо с колесницы, но воинам было не до охоты. В чёрных париках, со слоем пыли на обнажённых торсах египтяне внимательно вглядывались вдаль, где уже виднелись высокие стены Кадеша.

Когда первые отряды выехали на плоские верхушки холмов у города, вся окружающая равнина открылась перед ними. Противника нигде не было. На западе за узенькой речушкой, которая впадала неподалёку в Оронт, на возвышающихся холмах росли перевитые плющом и диким виноградом густые кусты земляничного дерева, лавра, мирта, фисташки и олеандра. Многие из них были покрыты пёстрыми цветами, от которых исходил густой сладкий аромат. Множество пчёл и шмелей вилось в воздухе, однообразно гудя. В колючих низкорослых дебрях спрятаться войско не могло.

На востоке же простиралась однообразная степь, освещаемая алыми лучами поднимающегося солнца, и высились серо-чёрные стены большого города.

— А ну-ка, подведите ко мне вон тех поселян, что гонят на водопой ослов, — приказал высокий худощавый командир сторожевого отряда своему подчинённому Кемвесу, сыну номарха Фив Меху.

Молодой фиванец быстро и бесцеремонно пригнал, как стадо баранов, не сходя со своей колесницы крестьян вместе с их ослами к командиру.

— Вы откуда сюда пришли? — спросил командир отряда, хорошо говоривший на финикийском, родственным всем западно-семитским языкам этого региона.

— Да, мы из деревеньки Хаджма, что вон там за холмами, — показал на север загорелой грязной рукой невысокий крестьянин в серой плоской шапочке на курчавой голове. — Идём в город продать кое-что из припасов, да несколько хурджинов вина. Но вот решили сначала напоить наших ослов. А вы-то, кто будете? Уж не слуги ли фараона, да живёт он вечно?

— А там, откуда вы идёте, хеттского войска нет? — спросил уставший командир отряда. Целый месяц беспрерывного движения и последняя бессонная ночь вымотали его окончательно. По его виду можно было сразу понять, что египтянину хочется одного — слезть с колесницы и прилечь где-нибудь в тенёчке.

— Да нет там никаких хеттов, — проговорил, услужливо улыбаясь, другой крестьянин с широким жирным лицом. — Вчера через нашу деревню купцы проезжали. Они нам сказывали, что хеттский царь Муваталли собрал огромное войско и ждёт вас у Алеппо. Это много дней пути туда, на север, — указал рукой разговорчивый крестьянин с подозрительно толстыми щеками.

Командир отряда, не всматриваясь особо в лицо говорившего, соскочил на землю и приказал Кемвесу:

— Отправляйся назад и доложи фараону, что у Кадеша войск противника нет. Местные жители сообщают, что царь Муваталли находится в Алеппо со всем своим войском. Да поживей, Кемвес, у тебя самые сильные лошади в нашем отряде, ты быстрее всех назад обернёшься. Мы тут пока немного отдохнём, а заодно понаблюдаем за городом.

— Прошу отведать нашего вина, достоуважаемый, — затараторили крестьяне, снимая полный бурдюк со стоящего рядом осла. — А какой у нас сыр и лепёшки, во рту тают! Отведайте, командир, уважьте бедных крестьян. Ведь мы впервые видим столь высокопоставленных подданных самого фараона, да здравствует он вечно!

Кемвес, уезжая, видел, как его начальник с милостивой улыбкой удобно устраивается на кошме, а перед ним суетятся гостеприимные поселяне.

Задремавший после обильной трапезы с вином командир сторожевого отряда проснулся от того, что кто-то больно пнул его в бок. Старый воин зарычал, как цепной пёс, которому наступили на лапу, и открыл глаза, чтобы жестоко покарать виноватого в бесцеремонном хамстве, но тут же чуть не умер от ужаса. Над ним стоял сам фараон собственной персоной, разъярённое лицо которого не предвещало ничего хорошего.

— Ты почему разлёгся здесь, когда я тебе приказал осмотреть все окрестности вокруг города? — прогремел голос божественного повелителя, и его священная нога вновь пребольно пнула простёршегося.

— Мы всё кругом осмотрели, мой повелитель, здравствуй ты вечно, — замолил о пощаде воин. — Да и местные жители сообщили, что хетты находятся под Алеппо.

— А почему от тебя вином пахнет? — принюхался Рамсес.

— Крестьяне угостили, о ваше величество, я и выпил совсем чуть-чуть, только рот промочил.

— То-то от тебя разит, как из бездонной амфоры, — проговорил недовольно фараон. — А где эти щедрые крестьяне, которые накачали тебя, глупого, вином?

Но гостеприимных поселян как ветром сдуло! Только были видны в отдалении их спины.

— Задержать немедленно и доставить ко мне, — приказал Рамсес, прохаживаясь по холму. Под его сандалиями расползались вязкие, белые куски свежего овечьего сыра и хрустели поджаренными корочками белые лепёшки.

— Хороши крестьяне: уминают белые лепёшки, какие только вельможам есть пристало, да пьют дорогие вина, — проговорил фараон, подняв валявшуюся глиняную кружку и понюхав плескавшуюся на дне красную влагу. — Благодари богов, что тебя, дурака, не отравили.

Вскоре под ноги фараону уже бросили двух крестьян, завёрнутых в серые, пыльные плащи.

— Кто вы такие? — спросил Рамсес на финикийском языке.

— Мы бедные крестьяне из деревушки Хаджма, — проговорил человек с толстыми щеками и бегающим испуганным взглядом. — Идём в город, несём кое-что на продажу на рынок, сегодня в Кадеше базарный день.

— Что-то для бедного крестьянина у тебя морда слишком жирная, — проговорил фараон, суровея и темнея лицом. — А ну, покажи-ка руки.

Его собеседник протянул ладонями вверх трясущиеся от испуга руки. Они были белыми, мягкими и без единой мозоли.

— Так, так, — протянул Рамсес. — Ну-ка, — обратился он к своим телохранителям, высоким стройным нубийцам. — Врежьте ему посильнее палками по пяткам, а если это не развяжет язык, начните вырывать ногти на руках и ногах. В общем делайте, что хотите, но он должен сказать мне правду.

Засвистели палки, в ответ раздались нечленораздельные жалобные вопли. Но когда появились бронзовые клещи и чернокожий детина, раздувая ноздри и жмурясь от удовольствия, начал с мясом выдирать ногти на руках толстяка, фараон услышал уже вполне разумные слова:

— Не надо больше, пощадите, я всё скажу! Нас послал навстречу вам Муваталли, царь хеттов. Он приказал сказать, что хеттские войска далеко, у Алеппо...

У Рамсеса внутри всё похолодело.

— А где на самом деле Муваталли и его войска?

— Они здесь, рядом за городом, — показал рукой, с указательного пальца которой капала кровь, толстяк.