Юноша вынул послание фараона, назвал условный пароль и передал пергамент в дрожащие руки олигарха. Тот не знал, что делать: верить или не верить? Задача выглядела очень сложной. Ошибись сейчас Ахирам и, он это отлично знал, не сносить ему головы. Но в то же время он чувствовал обострённым нюхом прожжённого политического интригана, что судьба преподносит ему великий шанс, который выпадает только раз в жизни. О такой поддержке он и не мечтал, когда просчитывал все многочисленные варианты будущего заговора. Олигарх быстро прочитал послание, встал, дёргая себя судорожно за рыжую курчавую бороду, и забегал по комнате. За свою долгую жизнь торгаша и политика он прекрасно усвоил, что без риска ни крупная торговая сделка, ни серьёзная политическая интрига не обходятся. Надо уметь рисковать. И Ахирам решился.

— Что ты хочешь, Дагон, за свою поддержку? — обратился он к пастуху.

— Землицы под виноградник, хорошее стадо овец, коз, волов, рабов для работы на земле и, конечно, золотишка... — пастух задумался и почесал свой косматый затылок, — целый мешок!

Ахирам мысленно улыбнулся: он готов был отдать половину всего, что имеет, а тут просили какую-то мелочь.

— Хорошо, по рукам! — олигарх пожал мозолистую ладонь пастуха. — Действовать нужно быстро, в самые ближайшие дни. Ты, Дагон, подготовь своих молодцев и вообще сидонский народ к будущим событиям. Не прямо, конечно, но исподволь. Пусти слух, что Керет хочет вместе с хеттским гарнизоном бежать из Сидона, а сам город отдать на разграбление врагу. Тайно свяжись с предводителями других отрядов и сговорись с ними о совместных действиях. Вот тебе золото на то, чтобы они были посговорчивей, а вот этот мешочек тебе для начала. Действуй, Дагон, решительно, но осторожно и поддерживай всё время со мной связь. Тебе долго у меня находиться не следуют, так что мы с тобой пока прощаемся. Пировать будем потом, после победы.

Ахирам на этот раз с искренним чувством обнял пастуха, даже не заметив исходившего от него запаха, который так его шокировал в начале беседы. Дагон уже направился к двери, как в неё вбежала молодая женщина с растрёпанными волосами и в одной алой тунике. Это была новая жена олигарха, родившая ему недавно сына, наследника, долго и с нетерпением ожидаемого. Старая умерла год назад, как поговаривали в народе не без помощи любимого супруга, оставив после себя трёх дочерей.

— Ты что, с ума сошла? Являешься сюда в таком виде, при посторонних-то людях? — нахмурился Ахирам.

— Керет завтра устраивает грандиозное жертвоприношение богам, — выкрикнула жена, не обращая внимания на слова мужа, — мы обязаны отдать на заклание своего сына![66]

Ахирам побледнел и покачнулся. Это был страшный удар.

— Мерзкий старик совсем сошёл с ума! — скрипя зубами, прорычал он. — Цепляется за последнюю возможность, вспомнил про старинные изуверские обычаи. Да, сама судьба говорит, чтобы мы не мешкали. Завтра всё решится! Дагон, будь готов завтра утром начать борьбу. Собери к храму половину своих людей и тех, кто тебя поддерживает. Другую половину сосредоточь вокруг хеттских казарм, блокируй их полностью. Действуй!

Повернувшись к жене, он обнял её и, погладив по голове, проговорил:

— Наш сын будет жив, не бойся. Завтра возьмёшь его и вместе с прислугой пойдёшь в храм, как будто мы смирились со своей участью. Повторяю, я не дам его в обиду. Но пойти в храм с ним ты обязана!

Всхлипывая, молодая женщина удалилась. Ахирам и Риб-адди остались одни.

— Ну, а нам, молодой человек, предстоит сегодня ещё много дел. Я отлучусь из дома, а ты отдохни и будь готов опять к ночной вылазке, слуги тебя накормят и отведут в покои. До вечера. — И олигарх вышел стремительной лёгкой походкой, которая не вязалась ни с его возрастом, ни с коротким и очень широким в плечах мощным грузным телом.

На этот раз Ахирам не воспользовался своими известными всему Сидону роскошными носилками, украшенными орнаментом из слоновой кости, золота и серебра, которые обычно несли на плечах двенадцать рослых рабов, а завернул своё толстое и ещё крепкое тело в поношенную серо-багровую линялую накидку, нацепил на голову круглую шляпу из войлока, скрыв драными полями также известное горожанам лицо, и в сопровождении всего только двух скромно одетых в выбеленные туники слуг направился к центру города, где в укреплённой цитадели обитал хеттский гарнизон. Однако, не дойдя буквально сотни метров до крепости, он свернул в переулок и оказался у калитки в длинной и высокой глинобитной стене. Ахирам, воровато оглянувшись, чтобы убедиться, не наблюдает ли за ним кто-нибудь из слишком любопытных посторонних, постучал медным набалдашником посоха в дубовые доски калитки три раза. Быстро, без скрипа калитка распахнулась. За стеной его явно ждали. Олигарх со своими слугами проскользнул в калитку и стремительно пошёл по дорожке небольшого сада, скрывающимся за высоким небрежно оштукатуренным дувалом. Вокруг цвели нежными розово-белыми цветами персиковые деревья, самозабвенно пели птицы, но Ахирам не замечал всего этого весеннего великолепия. Он торопливо взбежал по крыльцу и решительно распахнул высокую дверь из тёмно-коричневой древесины местного каштана, сплошь украшенную тонкой резьбой. Ахирам двигался в сумраке пустого дома уверенно и быстро, сразу было видно, что он уже не один раз бывал здесь. Его решительные шаги отозвались эхом под высокими сводами центрального зала, находившегося сразу за передней. В доме было тихо и пустынно. Пахло плесенью и сыростью, как всегда бывает в запустелых домах, где уже много месяцев никто не живёт. Ахирам свернул направо и толкнул рукой массивную деревянную дверь с медной ручкой в виде присевшей на ветку птицы. Он оказался в небольшой комнате. Ставни на двух окнах были наглухо закрыты. Только в щели между их деревянными дверцами проникали узкие лучи дневного света. Они прорезали полумрак и делили пространство покоев на три части. В углу у горевшего камина стояла неподвижная фигура, завёрнутая в бесформенное серое покрывало.

— Добрый день, принцесса, — почтительно склонился перед фигурой Ахирам, проворно сняв свой войлочный колпак, и на его рыжей, кудрявой шевелюре весело заиграли багрово-алые отблески огня. У камина стояла дочь младшего брата царя хеттов Муваталли — Арианна. Она прибыла в Сидон как невеста главы хеттского гарнизона Тудхали, павшего вчера на поле боя под стенами города от руки египетского фараона. Об этом одновременно горестном и славном событии хеттские воины по обычаям своей родины уже сложили песню, которую не одну сотню лет после легендарных ратных дел будут распевать отважные горцы центральной Анатолии. Ещё бы, погибнуть в честном бою от руки самого фараона египетского, разве это не завидная судьба для любого хеттского богатыря? Конечно, было бы гораздо лучше — поразить ударом меча или боевого топора владыку Нила, но это уже чудо из разряда не сбывающихся, во всяком случае для смертного, пусть и не простого, а царского рода. Хетты тоже верили в божественную сущность Рамсеса, а после боя, когда он играючи отправил на тот свет лучшего воина, сильнейшего богатыря всего Хеттского царства, уверовали в это ещё больше. Поэтому печаль воинов страны Хатти была светла, их предводитель славно жил и славно погиб в открытом бою с достойным противником. Дай бог такую судьбу каждому воину!

— Приветствую вас, Ахирам, садитесь, — показала принцесса на деревянные кресла, стоящие у камина, рукой, унизанной кольцами из золота и серебра.

На них ярко сверкнули даже в тусклом свете камина многочисленные драгоценные камни. Она сама первая присела, откинув покрывало с головы на плечи.

Ослепительная красота уже который раз поразила искушённого в женских прелестях олигарха. Ему показалось, что лицо в красноватом полумраке покрыто печальной грустью, как прозрачной вуалью.

— Приношу вам, принцесса, свои соболезнования по случаю гибели вашего жениха, славного, великого воина Тудхали, который так и не стал, к великому сожалению, мужем такой бесподобной красавицы, — вкрадчиво начал Ахирам, ещё раз склоняясь перед Арианной. Его кудрявые и очень густые волосы над крутым, выпуклым, как у барана, лбом опять тускло блеснули в багровых отсветах, от горящих с горьковатым ароматом можжевеловых и кедровых смолистых веток.