— Фараон не войдёт в город. Он пощадит всех сидонян и их имущество оставит неприкосновенным. Кто пострадал от войны, таким как ты, он возместит убытки и даже вознаградит, если они в решающий момент встанут на сторону тех, кто подпишет с ним мир, выгонит хеттов из города и станет верным союзником повелителя Египта. Вы ведь платили дань хеттам, а они не уберегли вас от нашего оружия. Фараон же прогонит воинов царя хеттов Муваталли из Финикии и никогда уже не даст в обиду ни один город этой страны, который стал верным его союзником. Тех же, кто будет поддерживать хеттов, ждёт печальная участь. Решайся, Дагон! Чью сторону ты примешь? — теперь уже юноша в упор смотрел на предводителя пастухов.

Тот отвёл глаза, вскочил и прошёлся по залу. В очаге дрова уже почти прогорели и груда малиновых углей начала покрываться серо-жемчужным пеплом, над которым плясали голубые сполохи огоньков. В квадратное окно, прорубленное в грубой каменной кладке над дверью, было видно светлеющее небо с погасшими звёздами.

— К кому ты идёшь? — резко обернулся к Риб-адди пастух.

— К Ахираму.

— Покажи мне послание к нему, оно должно бы у тебя.

Юноша протянул свёрнутый папирус с печатью фараона. Дагон с почтением повертел его в огромных руках и отдал назад.

— Я всё равно читать не обучен. Там написано то, что ты мне сейчас говорил?

— Да, только более подробно.

— Что ж, хорошо, — задумчиво протянул Дагон. — Я чувствую, что боги помогают нам. Если фараон выполнит всё, что обещает, это будет великим благом для всех нас, ну и для меня, конечно, — глянул искоса с чисто крестьянской хитринкой вождь финикийского плебса на посланца египтян. — Пойдём вместе к Ахираму. А то вы попадёте в лапы воинам Керета или хеттам, и тогда уж вам не поздоровится. Да и я хочу во всём убедиться сам и участвовать в разговорах с самого начала, а то эта продувная бестия Ахирам облапошит бедного пастуха, а заодно и фараона. Уж с кем-кем, а с ним нужно держать ухо востро!

Солнце уже вставало над горами, когда Риб-адди и Царбаал вместе с Дагоном и довольно внушительным отрядом пастухов с палицами и копьями двинулись по улицам Сидона к дому, вернее, роскошному дворцу Ахирама. Кругом всё напоминало о недавно отбитом с таким трудом штурме египетских войск. Прямо на земле лежали раненые, а рядом ещё не погребённые трупы. Слышались громкие стенания родственников убитых. Здесь же неподалёку на кострах варили пищу в котлах, и вокруг них собирались целые толпы голодных, оборванных людей. В основном это были пришлые из сельской глубинки, у которых не было даже крыши над головой. Люди были измождены до крайности. Городские и личные запасы продовольствия почти у всех уже закончились, в Сидоне царил голод.

— Вот до чего вы довели народ, — проворчал Дагон идущему с ним рядом Риб-адди.

— Я как раз и хочу их спасти, — ответил уверенно юноша. — Надо всего лишь выгнать вот этих забияк, — он показал рукой на проходящих мимо хеттских воинов, одетых в короткие туники серо-коричневого цвета, кожаные панцири с железными накладками, высокие давно не чищенные, слегка поржавевшие шлемы и короткие рыжие сапожки с загнутыми вверх острыми носами, — и подписать мир с фараоном. Тогда все будут сыты и довольны!

— Складно ты поёшь, парень. Стелешь мягко, но как бы нам потом спать жестковато не пришлось в могиле, — буркнул Дагон и почесал с хрустом свою длинную чёрную бороду.

Вскоре все подошли к широким воротам, обитым медными пластинами, надёжно закрывающим вход в усадьбу одного из самых богатых и влиятельных сидонцев — Ахираму. Предводитель пастухов начал стучать своей палицей в медные щиты. Звуки громовых ударов разлетелись по всей округе.

— Ого, эти зверюги в козлиных шкурах за Ахирама принялись! — послышался возглас из толпы, собравшейся у ворот. — Грабить, что ли, его собираетесь?

— Давно пора растрясти этого кровопийцу! Вы начинайте, а мы вам поможем! — закричала измождённая женщина в рваной тунике, размахивая худыми, дочерна загорелыми руками.

— А ну, успокойтесь! Ещё не пришло время наступить на хвост всем этим богатеям. Но оно придёт, верьте мне, и я вас позову, когда наступит час справедливой расплаты. А сейчас у меня дело здесь, — самоуверенно ответил Дагон и спросил: — Вы-то чего здесь столпились?

— Да вот ждём, когда он там проснётся и продаст нам хоть немного еды, — сказал тощий высокий финикиец, одетый в дырявую тунику и прижимающий к себе одной рукой очень красивую девушку, ещё почти девочку.

— Я слышал, что Ахирам за прогнившее зерно, порченые финики и заплесневелую сушёную рыбу золотом берёт? — спросил пастух.

— Это точно, — махнул рукой его собеседник, — такие цены установил, что просто жуть.

— Так что же ты сюда припёрся? — грубо рявкнул Дагон. — У тебя золота хоть отбавляй?

— Какое у меня золото?! — опустил горестно голову финикиец, теребя свою редкую бородёнку. — Вот веду дочку продавать в рабыни Ахираму. Сердце разрывается, а что делать? У меня ещё трое дома голодные сидят, да жена, да отец с матерью старые.

Риб-адди взглянул на красивую девушку, которая с кротким видом смотрела куда-то в сторону. По её бледной щеке текла прозрачная слезинка. Юноша подошёл к мужчине, вынул кожаный мешочек и достал оттуда внушительного вида золотой слиток.

— Держи. Купи семье еды, а дочку побереги. Вот кончится осада, найдёшь ей жениха и ещё погуляешь на свадьбе. Такая красавица в невестах долго не засидится, — проговорил Риб-адди, стараясь казаться суровым и даже мрачным.

Финикиец в первое мгновение с удивлением уставился на скромно одетого молодого человека, потом судорожно схватил слиток, быстро спрятал его в свои лохмотья и упал на колени, целуя руку дарителю. Другую руку ему уже целовала девушка. Но тут уже вся толпа, их окружающая, кинулась к Риб-адди. Ползая на коленях, хватая юношу за тунику и руки, обезумевшие от голода люди кричали, молили, слёзно просили им тоже помочь. Только дубинки пастухов несколько утихомирили людей и отогнали в сторонку.

— Ты что, парень, с ума спятил, разыгрываешь тут из себя сказочного принца?! — заорал Дагон хриплым басом. — Да они нас тут в клочья разорвут, сюда весь город сбежится, прознав, что здесь один чокнутый золото раздаёт. Ведь сейчас они за плошку полбы мать готовы родную продать, уже который месяц с голоду-то пухнут, а тут на тебе, можно получить золотой слиток, за который Ахирам или ещё кто из богатеев несколько мешков зерна да рыбы отвалит.

— Спасите нас, возьмите под свою защиту, — упал Дагону в ноги только что осчастливленный юношей финикиец. — Они же всё видели, какое нам счастье привалило, я двух шагов с дочкой по улице не ступлю, как мне глотку перережут, а золото заберут. Спасите нас!

— Ладно уж, стой рядом со мной, бедолага, вместе со своей соплячкой, — проворчал Дагон и вновь обратился к юноше, наклонившись к его уху: — Вот теперь я уж точно знаю, что ты египтянин. Никакой сидонянин на такую глупость, как ты только что выкинул, неспособен. Надо же, в первый раз человека видит и сует ему кусок золота. Да по старым временам всё моё стадо не стоило того куска, что ты этому доходяге отвалил, — пастух ещё ближе наклонился к уху Риб-адди и прошептал удивлённо: — Если у вас даже такой молоденький чиновник, как ты, такой щедрый, так что же говорить о фараоне?

— Он тебя золотом осыплет. Ни ты, ни твой осёл не сможете поднять того золота, которым наградит тебя мой повелитель, если поможешь Ахираму одолеть Керета, выгнать из города хеттов и заключить с нами союз против них, — проговорил тихо, но уверенно Риб-адди. — К тому же ты сможешь со своими пастухами вступить в войско фараона и пойти с ним в поход на север, а там очень много богатых городов и селений. Военной добычи будет хоть отбавляй, а воевать вы, как все знают, умеете, да и о своей выгоде подумать не забудете. Вот и решай, Дагон, в чьём лагере нужно быть сейчас умному сидонцу, — подмигнул юноша.

— А ты парень не промах! — гаркнул пастух и хлопнул Риб-адди по плечу. Юноша чуть не упал носом в пыль дороги, так увесиста была рука славного предводителя сельского плебса.