Сын Амона с удовольствием осушил свой кубок, нисколько не смущаясь тем, что пил воду из общей бадьи почти вместе с гнедой кобылой. На войне, как на войне! Этот закон фараон отлично знал, с детских лет привыкая к походному быту. Вообще-то в египетском войске лошади ценились намного выше людей. Ведь главной силой на поле боя были именно колесницы. От быстроты и мощи удара колесничного войска зависел обычно исход будущего сражения. А что можно ждать от заморённых лошадей? Поэтому-то на привалах поили и кормили прежде всего их, а потом уже людей. Недаром за боевого коня давали не меньше трёх здоровых и сильных рабов. Лошади, как очень умные животные, чувствовали бережное и даже любовное к ним отношение и не очень-то церемонились с пехотой, тем более, что их хозяева, надменные колесничие считали себя цветом египетского воинства. Это отношение к своей значительности передалось и их четвероногим друзьям. Оттого-то Рамсес, как и все колесничие в его войске, самолично проверил, как напоили его мощных и красивых белых скакунов, а потом уже уселся на раскладной стульчик отдохнуть под широкий светлый зонтик, который держал широкоплечий нубиец, а с двух сторон от фараона высшие сановники его двора стали усердно орудовать опахалами из страусиных перьев. Хотя эти вельможи сами только что соскочили с колесниц и все были в поту и пыли, успев только сделать по глотку воды, но они ни за что на свете не передоверили бы почётного права стоять рядом со своим божественным владыкой. Ведь это была высокая и очень прибыльная должность — носитель опахала с правой или с левой стороны от царя. Многие придворные из родовитейших семей Южного и Северного Египта готовы были отдать, что угодно, за честь прислуживать сыну Амона.

Фараон тем временем приказал денщику принести свитки с секретной перепиской и стал перечитывать послания своей возлюбленной принцессы Арианны и своего главного шпиона в столице хеттской империи Хаттусе — Риб-адди. Принцесса писала, а разведчик подтверждал это сведениями из своих источников, что хеттам удалось собрать огромное войско: целых двадцать тысяч человек. И, что было самое главное, Муваталли сумел вооружить своё воинство тремя с половиною тысячью колесниц. А если учесть, что на более массивных по сравнению с египетскими хеттских колесницах выезжало, как правило, в бой три человека: возничий, воин, вооружённый копьём и луком, и оруженосец, прикрывающий его щитом и одновременно орудующий дротиками или боевым топором в ближней схватке, то в хеттском войске было только колесничих десять с половиной тысяч. Больше, чем пехоты! Такого ещё не встречалось за всю древнюю историю могущественнейших государств Востока. Фараон покачал задумчиво бритой головой, овеваемой лёгким ветерком, пахнувшим морем и полынью, усердно нагоняемым двумя усердными и знатными опахалоносцами.

— Слава Амону, что я сумел собрать тоже двадцать тысяч воинов, — вслух подумал Рамсес. — Правда, колесниц у нас поменьше, но зато они более лёгкие и быстрые, да и наши лучники поискуснее хеттских и сирийских. Многие из волосатых и косматых громил-горцев, наводящих ужас на всех от Вавилона до Библа, будут пронзены стрелами ещё до того, как приблизятся к бойцам нашей первой линии. Но надо спешить. Пора вновь отправляться в путь, — приказал он громко, стремительно вставая. — Мы должны выйти к Кадешу раньше, чем хетты.

И колесницы фараона и его свиты вновь покатили по узкой, каменистой и пыльной дороге вдоль песчаного морского берега, о который с мягким шипящим плеском разбивались серо-зелёные волны. За авангардом, во главе которого по своей извечной привычке скакал нетерпеливый и всегда куда-нибудь спешащий Рамсес, опять заструился нескончаемый поток людей, лошадей, мулов, ослов, медлительных волов, тащивших большие четырёхколёсные телеги, с провиантом, оружием и прочим военным имуществом. А над всем этим скопищем людей и животных, растянувшимся на пару десятков километров, уже летали огромные орлы-стервятники и грифы, невозмутимо ожидая отстающих, изнемогающих от жары и усталости длинного пути. Птицы отлично знали, что в пустыне при таком длинном караване всегда выпадет случай поживиться свежей падалью. Но пернатые вестники смерти даже и не догадывались, какой роскошный пир ожидает их в сирийских степях под Кадешом!

В то время, когда фараон вёл своё войско по знойной пустыне Синайского полуострова, по дорогам и горным тропам Малой Азии текли многочисленные человеческие ручейки. Завёрнутые в длинные шерстяные плащи, в остроконечных войлочных и барашковых шапках хетты и их союзники шли по туманным ущельям и, ещё несмотря на конец весны, кое-где заснеженным и обледенелым горным кручам на юго-восток. Там в степях северной Сирии у городка Халпа[80] создавалось самое большое войско, которое когда-либо удавалось собрать хеттским царям. Муваталли серьёзно готовился встретить египтян.

А степи в это время жили своей бурной, хотя и короткой весенней жизнью. Пока в почве сохранилось достаточно влаги, а солнце не так нещадно палило, как это бывало летом, здесь всё цвело. Целые поля алого мака, сиренево-фиолетового шалфея, серебристого ковыля вперемежку с полынью, астрагалом и кустиками верблюжьей колючки с мириадами насекомых, вьющимися над этим ароматно пахнувшим разнотравьем, встречали очередной отряд хеттских воинов, только что спустившийся с гор Малой Азии. Это было войско, направляющееся из горных областей Тавра, где раскинулась богатая и не забывшая ещё былой независимости от хеттских царей область Киццуватна. Ею уже много столетий правил род Пудухепы, жены младшего царского брата — Хаттусили. Он сам возглавлял своё воинство, ведя его к Халпе, где расположился основной лагерь царя хеттов.

В авангарде независимых горцев, выполняя роль передового сторожевого отряда, следовало несколько колесниц и пара десятков пеших воинов в коротких кожаных юбках, бронзовых, чешуйчатых панцирях и железных, круглых, остроконечных шлемах. В отличие от остальных хеттов, они имели коротко подстриженные бородки. Причём пехотинцы так быстро передвигались на своих волосатых мощных ногах, что им могли бы позавидовать архары, горные бараны их родины. Воины порой начинали обгонять колесницы, запряжённые крепкими, вороными, поросшими густой шерстью лошадьми, зло косящими по сторонам красно-белыми глазами. Тогда возницы начинали, смеясь, подхлёстывать своих коньков. Те наддавали ходу, но и пешие горцы не уступали. По степи слышался мощный топот лошадиных копыт и человеческих ног. В разгар этого самопроизвольно возникшего соревнования перед глазами коней и людей вдруг пронеслась стайка оленей, среди которых было несколько беременных самок. Животные промелькнули рыже-коричневой молнией, стремительно обогнув авангард, и исчезли среди красных и фиолетовых холмов. Видно было, что они от кого-то убегают. Через несколько мгновений из степи выскочило пять колесниц и ринулось прямо на воинов, двигающихся по дороге, явно стремясь бесцеремонно прорваться сквозь их строй в погоне за оленями. Но не тут-то было! Отряд вооружённых горцев — не какой-то торговый караван, состоящий из купчишек, который можно походя разметать по степи, как ворох сухих осенних листьев.

— К бою, противник справа! — приказал глава отряда, широкоплечий крепыш с красными щеками.

Колесницы и пешие воины в мгновение ока развернулись вправо, и приблизившихся охотников встретил ровный строй острых длинных копий. Пехотинцы встали в довольно внушительную фалангу, а по её краям замерли колесницы, готовые в любой момент по команде старшего ринуться в атаку. Незадачливые любители охоты притормозили.

— Эй, вы, козлиные морды! А ну живо пропустите наследника престола, принца Урхи-Тешуба, — пьяно покачиваясь в своей колеснице, закричал старший сын хеттского царя невысокого роста, в роскошном позолоченном панцире и в ало-пурпурном плаще.

— Ничего с тобой не сделается, Урхи. Объедешь наш строй стороной, а не то получишь от козлиных морд такую оплеуху, что полетишь кувырком прямо до своего городка — Хаттусы, где ты являешься наследником престола. У нас же есть своя княжна и повелительница Пудухепа и её муж Хаттусили. Мы не ваши подданные и тем более не слуги, а равноправные союзники и сносить оскорбления от хамов из Хаттусы не намерены, — громко и спокойно ответил румяный крепыш, сжимая в руке короткий дротик и готовясь метнуть его в ближайшую колесницу. Обращаясь только к своим воинам, он тихо добавил: — Этого пьяного дурака не трогать, а всю его свиту можете резать как баранов!