Когда меня не будет Когда меня не будет, когда меня не будет, народ меня забудет, забудет навсегда. Но никогда не будет, когда меня не будет, и голос мой разбудит проспавших навсегда. А что они проспали? То, что они пропали. Все языком трепали, хватились – нет страны. Стянули их планету, а их самих-то нету, и дрыхнут – хоть бы хны. Когда нас всех не будет, когда нас всех не будет, народ себя забудет, забудет навсегда, но никогда не будет, когда нас всех не будет, и кто-то вновь разбудит проспавших без стыда. 2009 Журфаковка Дорогой Тамаре Яковой, столько раз выручавшей меня просто взглядом из зала. Это тоже талант. Ах, как жарко бежать, и жара какова, и горит под ногами земшар, если это бежит журфаковка на стихи, как бегут на пожар. А бывает потом, что в замотанности, нету места в душе для стихов, нету места в душе для молодости, только тягостный груз пустяков. Но одна есть на свете журфаковка, что живет и грустя и шутя, то печальная, как журавушка, то светящаяся, как дитя. Она ходит как будто по лезвию, беззащитная в мире совсем, незаметно спасая поэзию, не написанную никем. 2009 2010 Сглаз Там, где любовь напоказ, там и сглаз. Сглазили, сглазили, сглазили нас. Я неподвижен. Вздохнуть нельзя. Тяжче булыжин стали глаза. Кто эта женщина надо мной? Мне она быть не может женой, ибо она еще так молода, а от меня — вот-вот ни следа! «Кто ты? Не лги мне, что ты жена». «Если ты хочешь — я не она. Я твоя дочь. Я пришла помочь». «Дочь у меня когда-то была, но, не родившись, она умерла. Дашенькой мы называли ее, наше невыношенное дите… Боль раздирает меня в глубине: Ты мне не дочь. Не поможешь ты мне». «Стой, ты не должен сейчас умирать! Если ты хочешь – я твоя мать. Если ты хочешь – твоя сестра, Только тебе умирать не пора. Что быть женой? Это сглаз отвести. Стать тебе всеми, кто может спасти!» 31 января 2010 Вторая встреча с хемингуэем Он так похож был на Хемингуэя. А после я узнал, что это был Хемингуэй. «Встреча в Копенгагене» (1960) Поколений потерянных стольких потерянный прародитель восседает за стойкой опять, а вот выпить не может в родной «Флоридите». Упекли его в бронзу. Он лишь для туристов приманка здесь, на острове лозунгов, смуглых красавиц и манго. И потеряна им, недошедшая до Сталинграда, чтобы русским помочь, подло преданная Интербригада. «Измы» рушатся. Это жестоко, сеньора История, но справедливость капризна, Никакого не надо нам «изма», за исключением гуманизма. Здесь, на яхте «Пилар», он дежурил у волн, где фашистская мина на мине, и они еще плавают в чьих-то мозгах, недовыловленные в мире. Ну, а что же такое с тобой, — компаньеро Эухенио? Ты устал. Но усталость смертельная от вдохновения — это все-таки жизнь, а не гибельное отдохновение. И решиться непросто, но все же однажды решись ты стольким антифашистам притворным с презрением шваркнуть: «Фашисты!» Если это и есть так с издевкой осмеянная «хемингуэевщина», надо сделать свой выбор и встать против кодла хамеющего! Я подсел к Хэму в баре полвека назад, в Копенгагене, увидав, как он шел чуть вразвалку, с повадками капитанскими. Он тогда заказал, как я помню, лишь русскую водку в настроенье хорошем, как будто взорвал он чужую подлодку. А вот я промолчал. С ним не чокнулся. Вместе не выпил. Боже мой, почему мы не чувствуем чью-то нависшую гибель? И шепчу я: «Что с вами? Быть памятником бросьте. Вы, живой, так нужны. Что ж вы прячетесь в бронзе?» 31 января 2010 Белорусинка Памяти моей белорусской бабушки Ганны Евтушенко из деревни Хомичи Калинковичского района |
