Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Твоя щека

Дай мне той пушкинской морошки, —
я тоже ранен тяжело.
Щекой, горящей на морозе,
прижмись ко мне, чтоб все прошло.
И вдруг прошли все наши ссоры,
и я не знал тебя такой,
чтоб ты могла бы сдвинуть горы,
лишь прикоснулась бы щекой.
Ну вот, и я опять попался.
О, вовсе не твоя рука,
где обручальное на пальце, —
решила все твоя щека.
О, если бы от войн и бедствий
спасало все материки
живое, чистое, как в детстве,
прикосновение щеки…
2007

Баллада о пятом битле

«Однажды в Гамбурге мне попалась книжка стихов Евтушенко. Ее мне послала моя подружка. Мы ждали выхода на сцену. Я читал вслух. С тех пор эта книжка стала частью нашего реквизита. Это то, что мы любили, искусство. Я уверен, что это нашло отражение в нашей музыке и стихах».

Пол Маккартни, «Антология Битлз»

Это была первая поездка битлов в 1964 году в континентальную Европу и вообще их первая «загранка». Книга, оказавшаяся у них в руках, была моя первая книга на английском языке, вышедшая в издательстве «Пингвин Букс» в 1961 году, «Станция Зима и другие стихи», выдержавшая несколько переизданий и через полвека опять переизданная там же, но уже в серии «Мировая классика». Я, по совпадению, был в Италии, когда они выступали в Риме. Билеты достать было почти невозможно. Однако молодой тогда фабрикант пишущих машинок, а сейчас компьютеров Роберто Оливетти пожертвовал мне свой билет, и я описал в стихотворении все происходившее в зале. Конечно, мне и в голову не приходило, что битлы читали мои стихи перед открытием занавеса для поднятия настроения. Об этом я узнал только много лет спустя, когда евтушенковед Ян Германович нашел интервью Поля Маккартни и подарил его мне. Нечего и говорить, как я был счастлив, потому что мне нравилось то, что они делали.

В желтой субмарине,
в желтой субмарине
четверо мальчишек-англичан
флотский суп варили,
черт-те что творили,
подливая в миски океан.
В общем, шло неглупо
сотворенье супа
из кипящих музыкальных нот,
и летели чайками
лифчики отчаянно,
и бросались трусики в полет.
Рык ракет был в роке.
Битлы всей Европе
доказали то, что рок – пророк.
Спицы взяв и шпульки,
мамы-ливерпульки
свитера вязали им под рок.
Ринго Старр, Джон Леннон
чуть не на коленях,
умоляли зал: «Be kind to us!
Нам не надо столько
воплей и восторга.
Мамы так хотят послушать нас!»
Но ливерпульчата
словом непечатным
не посмели обижать людей.
Если уж ты идол,
то терпи под игом
обо-жа-те-лей!
А одна девчонка —
битловская челка,
от стихов моих сходя с ума,
начитавшись вволю,
подарила Полю
по-английски «Станцию Зима».
Стал искать Маккартни
на всемирной карте
станцию мою карандашом,
где я уродился,
как в тайге редиска,
и купался в речке голышом.
Вот мне что обидно —
вроде, пятым битлом
по гастролям с ними ездил я,
да вот не успели —
вместе мы не спели!
Но сегодня очередь моя!
Я во время оно
обнял Йоко Оно
над поляной Джона
в Сентрал Парке города Нью-Йорк.
Носом субмарина
к Джону ход прорыла
и прижалась, чуть скуля, у ног.
Ангелы не скажут,
где сегодня вяжут
мамы, вновь над спицами склонясь.
Им важнее, право,
дети, а не слава.
Мамы так хотят послушать нас!
Знают наши мамы:
все могилы – шрамы
нашей общей матери – Земли.
В желтой субмарине,
в желтой субмарине,
в желтой субмарине
с битлами друг друга мы нашли!
2007

Автограф Феллини

Fiori di zuchine, non ancora fritti[15],
были вымыты бережно
                                      в крестьянском корыте,
и поджарены потом на оливковом масле,
и язычки огня
                        прыгали на них
                                                 и гасли.
А женщина, готовившая fiori di zuchine,
была не крестьянкой —
                                       актрисой,
                                                    лукавой по-арлекиньи,
и она перевертывала fiori
                                         с боку на бок
по рецептам своих итальянских бабок,
чтобы они сияли,
                            как золотые стружки
с топора родителя Пиноккио в столярушке…
Эту женщину звали Джульетта Мазина,
и она щебетала, как птичка,
                                              и не тормозила,
пока Он, может, самый великий на свете мужчина,
наслаждаясь,
                      прихлебывал
                                         «Брунелло ди Монтальчино»,
и особым —
                   влюбленно-насмешливым зреньем
любовался Джульеттой,
                             как собственным лучшим твореньем.
Я в палящую полночь пошел искупаться,
он меня упреждал:
                               «Questa notte e fredda, pazo…»[16],
когда меня судорога прихватила,
в море прыгнуло в брюках,
                                  поплыло ко мне мировое светило.
И когда захлестнули смертельные волны-игруньи,
Федерико
                вонзился,
                                как будто когтями,
                                                          ногтями в икру мне
и меня на себе выволакивал, будто младенца,
по-отцовски рыча:
                              «Pacienza, Eugenio, pacienza!»[17]
Целый год или два,
                                чтоб ударами с ног не свалили,
задирая штанину,
                 показывал я
                         пятиточечный этот автограф Феллини.
Потому нас, наверно, к большому искусству так тянет,
что спасает оно даже болью,
вонзенными в душу ногтями,
и дарует нам радость,
                но вовсе не хочет людей провести на мякине,
как джульеттины
                             нежные fiori di quelli zuсhine![18]
2007
вернуться

15

Еще не поджаренные цветы дзуккини (итал.).

вернуться

16

Эта ночь слишком холодна, ты что, чокнутый… (итал.)

вернуться

17

Терпение, Эудженио, терпение… (итал.)

вернуться

18

Цветы этих тыкв.

33
{"b":"682120","o":1}