Она видела как падал, сорвавшийся со стены развороченный остов экрана, слышала испуганные крики разбегающихся и грохот его падения. Еще она видела разлетающиеся в разные стороны осколки… Разлетающиеся осколки своей собственной маленькой жизни.

Эпизод XVI

Парочка двух молодых людей спускалась на эскалаторе вниз. Он был высокий и плечистый, она тоже…была пьяна. Он поддерживал её за талию, она — позволяла ему это делать. Оба качались… С боку проплывали светильники, сзади остался дежурный милиционер, а сверху их провожали всегда улыбающиеся рекламные дяди и тети… «Выход всегда есть!», — нашептывала им с одного из проплывающих над головой рекламных щитов смазливая, улыбающаяся мордашка в форме работника подземного вида транспорта. По-видимому, оттопыренный вверх холеный пальчик дамочки его и показывал, этот самый выход. Голубой фон, бегущие вверх ступеньки эскалатора на втором плане, смеющиеся глазки…

Поменяйте у неё на ручке положение двух пальчиков местами, указательный пригните, а соседний оттопырьте, и сразу же станет ясно, чего они смеется, её эти глазки и где он, собственно, этот самый выход находится. «Выход есть всегда, выход есть везде, — смеялась им вслед переодетая стюардесса, в жизни никогда не пользовавшаяся подобным видом транспорта. — Бесплатный вход, платный выход… За все надо платить, за выход — тем более. Еще не знаете? Ничего, — говорят её глаза, — скоро узнаете… Бесплатный вход, еще не всегда — выход! Может, вернетесь? Еще не поздно…» Загадочная улыбка на лице проплывающей мимо красотки… Ребята их не видят. Такие простые и понятные слова… Ребята их не слышат. Для кого они? Для уставших своих работников, начинающих слабо соображать под конец смены, или это указатель движения для самых тупых на свете пассажиров самого красивого в мире метрополитена?

— Я не могу ступить на эти движущиеся ступеньки, — пассажир в испуге хватается за своего соседа и останавливается. — Это очень опасно…

Влажные руки, вибрирующие глаза… Он видит себя уже скатывающимся с самого верха. Стучащие зубы, мокрые трусы, сломанная шея…

— Не бойся, — успокаивает его второй. — Они движутся только у тебя в голове. Как только на них становишься, они сразу же останавливаются. Я проверял, пошли…

— Правда?

— Не сомневайся.

— Ты уже по ним ходил?

— Ходить не надо, там другой принцип.

— Какой? — первый вытирает платком последней свежести вспотевшую лысину не первой молодости и начинает его сосредоточенно выкручивать. Он не верит… Его на зеленый свет переехала в детстве «скорая помощь». Больше он никому не верит. Убийцы в белых халатах носятся по городу в своих красивых машинках и давят маленьких детей…

— Не знаю, — второй был тем самым шофером, что его тогда переехал. Сейчас он его любит, его сердце разрывается от боли… Он не знает, как объяснить этому идиоту, что бояться ничего не надо. Что надо просто закрыть глаза и сделать первый шаг на…дорогу, совсем как в детстве. Главное, ничего не бояться… Скорая помощь прибудет вовремя!

— Лестница движется только у меня в голове, — убеждает себя первый. — Делаю шаг, и она останавливается. Как может остановиться guillotine, если он даже не знает принципа её работы?

Но до 1792 года принципа её работы вообще никто не знал, пока один врач до этого во Франции не додумался, и ничего… жили же как-то и без этого! Отрубленная Голова скатывается по ступенькам вниз. Прыг-скок, прыг-скок, прямо в корзину… Корзины нет, он ловит её руками, держит в руках и внимательно её рассматривает. Вот кто точно знает принцип работы… Какие красивые у неё глаза, такие глаза лгать не могут. Он им верит, гильотина не может сделать ему ничего плохого, он делает шаг…

Действительно, ступеньки эскалатора останавливаются, зато начинает двигаться все кругом… Голова начинает скакать по ступенькам. Теперь уже и он узнал принцип её работы, спасибо доктору…

Крыша так и едет, голова…так и прыгает. «Движение на эскалаторе связано с повышенной опасностью… Запрещается сидеть, бежать…» Неправильно! Если сидеть и смотреть только на ступеньки, то тогда все сразу становится на свои места. Ты движешься, а все вокруг остается на месте. Но здесь несчастного подстерегает другая опасность. Он может решить, что все это обман, и он никуда не поднимается, просто сидит где в подъезде на лестничной клетке, а думает, что едет на лифте. И вот тогда то ему и приходит на помощь эта дамочка с поднятым пальцем, улыбающаяся ему с проплывающего над ним плаката. Он видит эту надпись, что выход все-таки есть, видит её и видит у неё за спиной стоячий эскалатор. Эскалатор стоит, но выход все-таки есть, все движется! Какая гармония! — понимает он и сразу же успокаивается. — Как все-таки вокруг все правильно устроено, выход через зад, вперед-назад!!!

Двое спустились вниз. Поезд уже ждал их. Они вошли и двери закрылись. Военный махнул рукой и поезд тронулся…

«Военный махнул рукой, и больше их никто не видел, — усмехнулся Сорокин, доставая запись из видеомагнитофона. — И больше их никто не видел… Скажи спасибо своему папочке за свое счастливое детство. Папу то любишь? Любишь, любишь… А как он тебя любит… Это он тебя и отправил туда, что теперь и сам найти не может. Волнуется вот, житья мне не дает, а все из-за тебя, красивой такой. До эксперементировался…! А все-таки я тебя нашел, милочка! Молодец Ющенко, хоть и хохол, а нашел таки… Я было сомневаться начал, а он…смотри, взял тебя, да и нашел. А отец то как твой обрадуется, — Сергей Иванович даже глаза закрыл от удовольствия. — Родную кровиночку на тот свет собственными ручками… вот радости то будет. Единственную дочь угробил сам, а любимую женушку отдал на растерзание своему лучшему офицеру. Семейка, твою… Коршуна жаль, конечно. Хороший был хлопец, жаль, нервы не выдержали, а так… свой чекист был под боком. Кого теперь мне подсунут в соглядатаи после этого? И майора этого жалко, что про казачка так вовремя мне напел, хороший крот был, стоящий… Жаль его сливать будет Смирнову, но… — Сорокин прищелкнул языком, — Чем то надо жертвовать. Столько всего навалилось, черт…»

Ход его мыслей прервал один из охранников, появившийся черной тенью в проеме открытых дверей. Появился и застыл…

— Ну, что там еще? — Сорокин с кассетой направился в сторону стоящего в углу на тумбочке небольшого сейфа.

— К нам гости.

— Кто еще? — Сорокин открыл толстую дверцу сейфа, намереваясь положить туда кассету.

— Военные, — сказал охранник. — Говорят, что за вами приехали.

— За мной? — хозяин поднял на него удивленные глаза.

— Да, говорят, что если сами не откроем ворота, то они нас живьем брать будут.

— Так и сказали?

— Типа…

— Значит, выхода у нас нет? — Сорокин тяжело опустился на кожаный, зеленого цвета, диван и потянулся к бутылке с водкой.

— Почему же, — тень улыбнулась. — Можем и шарахнуть… Скажем потом, что приняли их за бандитов, первый раз что ли…

— Еще пришлют, — налитая рюмка полилась в горло. — С ними в войну играть бесполезно, дорогой мой. Потом так шарахнут, что от моего дома одни гвозди останутся, про обитателей, вообще, лучше не высказываться…

— Так, что…открывать?

— Зови, голубчик. Только скажи, чтобы внизу подождали, нечего следить в хате. Сам выйду…

Сергей Иванович налил себе еще рюмку и тут же выпил. Выпил и закурил… Приятный дым дорогой сигареты поплыл по комнате, в голове слегка заиграло… Он подошел к окну и взглянул на улицу. Большие, железные ворота уже отворили и зелено-пятнистые гости по одному просачивались во двор. Зазвонил телефон.

— Да…

— Дают Вам пять минут на сборы, Сергей Иванович…

— А потом?

— За «потом» они не отвечают…

— Так и сказали?

— Так точно.

— Ладно, не будем тратить зря время, — Сорокин вернул трубку телефона на место. — Будем собираться…

Художника, писавшего портрет молодой графини, поймали ровно через неделю после её похорон в маленьком городишке на западе империи, Слониме, кажется… Граф так и не вспомнил его точного названия, но ему это и не надо было. Главное, что убийцу его дочери поймали, еще немного бы и все… Птичка бы улетела и ищи её потом свищи по всяким Европам там и Америкам. Не улетела… Успели таки дверцу захлопнуть. Художника, остановившегося на ночлег в «Золотом клопе», взяли графские люди прямо из постели какой то дико визжавшей проститутки. Взяли совсем голым, в прямом и переносном смысле, бриллиантового колье обнаружено при нем не было, как и денег, впрочем, тоже. Обыск номера тоже ничего не дал… Колье не было, но и продать он его тоже не мог. И времени было мало, чтобы дельце обстряпать, и впечатления он не производил обеспеченного человека, так…рвань заморская. В карманах было только-только на дорогу. Добраться до Парижа и утопиться…