Эскалатор не работал. «Ну вот, что я сказал? — парень осторожно ступил на лестницу в ожидании подвоха. — Сюрпризы продолжаются. Сейчас доберусь до самого верха, а там… Нет, об этом лучше не думать. Все будет хорошо. В такое время, если бы он работал, то было бы странно, а так…стоит и пусть себе стоит. Я и ножками к воздуху вскарабкаюсь». Осилив несколько ступенек, Лорман вдруг развернулся и стал спускаться. «Зачем ходить ногами, если можно и проехать, — осенило его. — Поверну ручку в кабинке и все…Волшебная лесенка унесет меня к небу». Не унесла… Первая ручка — щелк, вторая ручка — щелк, третья ручка — щелк… Три лестницы и ни одна не работала. Облом…Лампочки горели, все мигало, ничего не работало… Зеленая лампочка, красная… Красный телефон, зеленый… Набирать нельзя, слушать можно. «Сейчас подниму трубку, — Лорман даже вспотел от напряжения, — и все… Все, к чертовой матери, закончиться. Алло, здравствуйте…» Тишина, ни гудков, ничего вообще… Он положил зеленую трубку и взял красную: пи-пи-пи…асисяй? «Любоф!!!», — проводка рвется, и аппарат со звоном врезается в стеклянное ограждение кабины. Треск… Нога зависла над плевком. Реальность?

«Двадцать восемь ступенек вверх, еще пять, еще шестьдесят три… две третьих пути пройдено, — Лорман остановился и посмотрел вниз. — Тридцать девять лет жизни! Двести тридцать девять лет жизни…Ужас. Сколько мне будет, когда я доберусь до верха? Целая жизнь…Бред, мне всего двадцать три…» Круглые белые фонарики на тонких ножках — аккуратненькие головки спускающихся вниз пассажиров… Светящиеся мозги!

Еще несколько ступенек и все. Уже видны турникеты. Еще чуть-чуть… Рывок, эскалатор дергается, ноги теряют опору, турникеты улетают вверх, ступеньки…мелькают в глазах и…смеющиеся белые шарики. Крик, боль… Эскалатор медленно, но все быстрее и быстрее движется вниз. Все работает! Музыка, тихая и спокойная льется из встроенных динамиков. Он ее не слышит.

Только мелькающие ступеньки и светящиеся белые лица. «…На ступенях эскалатора запрещается сидеть…» А кувыркаться по ступенькам можно? Лорман пытается зацепиться за что-нибудь руками и не может. Смех в зале! Шарики смеются, зрители довольны… Несчастный валится вниз и не может остановиться… Маленькая девочка играет в переходе на скрипке. Музыка…

Ну, вот и все…и нет больше мечты…

Все стало вдруг так ясно и понятно,

Что все вокруг, лишь отзвук пустоты…

В ушах звенящий, слабо и не внятно

Шарики срываются со своих тонких ножек и тоже начинают скатываться вниз. Железные пальчики впиваются в струны…

Чего хочу? Не знаю и мечусь…

А жизнь, что море — топит и спасает.

Я нахлебался вдоволь, но держусь,

За жизнь, которая меня не принимает.

Верх — низ, потолок — ступени, смычок — струны…

И, кто кого… И все ж она сильней!

Она, что космос — та же бесконечность.

А я уже загнал своих коней,

Еще лишь шаг…И дальше — только вечность!

Последний шарик скатился со ступенек и застыл возле распластанного на мраморном полу тела. Струны разорваны, музыка затихла, шарики разбились и погасли, человек…умер. Веселье закончилось. Метро устало и отдыхает, застывшие колеса механизма эскалатора остывают…Битое стекло, теплое машинное масло, холодное железо, слезы, рваные струны, кровь… Действительность? Плевок…

Эпизод ХII

Плевок? Спокойное течение жизни на станции «Китай-город» закончилось в одну секунду, когда эскалаторы стали вытворять, что-то непонятное. Сначала дернулся и остановился один эскалатор. Затем его примеру последовал второй, но тот, правда, сразу же снова заработал, но только почему-то в обратную сторону. Третий же эскалатор, вообще, перешел на издевательский режим рывков и остановок. Первая ручка — щелк, вторая ручка — щелк, третья ручка — щелк… Удивление и легкое недоумение на лицах пассажиров постепенно сменялось тревогой и растерянностью. Смешки затихли, когда на третьем эскалаторе после второго такого рывка посыпались люди. Послышались крики и вопли… Кого-то уже затянуло под железные когти, а кто-то только еще кувыркался вниз. Остановка — рывок, рывок — остановка… Кто-то из пассажиров — те, что были помоложе, да половчее, успели ухватиться за тонкие ножки фонарей — солдатиков, освещающих шахту и забирались наверх, спеша поскорее соскочить с взбесившейся «лестницы», кто же оказался помедлительнее да понерасторопнее, все стали валиться вниз. Кто кувыркался, кто чудом смог остановиться и пытался уже подняться, а кто уже почти и поднялся, но снова упал сбитый с ног другим, не успевшим еще за что ни будь зацепиться бедолагой. Рывок — остановка, третья ручка — щелк, щелк, щелк…

Старенькая дежурная с обвисшими дряблыми щечками и в красной форменной шапочке трясущимися руками безуспешно пытается разобраться в своей кабинке с тумблерами управления, все без толку. Первая, вторая, третья ручки — выкл., ручка «авар. ост.» — вкл. Эскалаторы все равно работают… без ручек, сами по себе. Перепуганная насмерть тетка хватается за телефон, но тот, бывает же такое, особенно у нас, только сегодня сломался… «Соблюдайте спокойствие», — блаженно орет она в микрофон. Зачем? Все и так спокойны… Хали-гали, поехали! Визг, крики и стоны…кровь и сумасшедшие глаза.

Рита Рощина поднималась на втором, то есть среднем эскалаторе, когда тот вдруг «закапризничал» и решил крутиться по-своему, а именно, в обратную сторону.

— Во дает, — рассмеялись, стоявшие рядом с ней малолетки неопределенного пола и возраста. — Решил нас покатать, что ли? Стой, придурок, куда? Нам наверх надо…

Но «придурок», как будто их и не слышал, продолжая с нарастающим ускорением двигаться вниз. Рита в испуге сначала двумя руками схватилась за резиновый поручень, а затем и, вообще, опустилась на ступеньки. Светящиеся шарики мимо уже не проплывали, они просто уже пролетали у неё над головой. За какую то долю секунды эскалатор набрал такие обороты, что внизу люди с него уже не успевали соскакивать и падали, перегораживая собой проход и тем самым, становясь препятствием на пути других. С расширенными от страха глазами она смотрела на растущую, приближающуюся людскую кучу и понимала, что это конец. «Боже мой, — причитала она, — зачем же я снова сунулась в эту проклятую подземку, вчерашнего мне было мало, что ли?» Куча была совсем близко, когда обезумевшая дежурная еще раз, уже без всякой надежды, попыталась отключить взбесившуюся машину…

Режущий слух скрежет металла по металлу и… эскалатор резко остановился. Вторая ручка — щелк… Невидимая сила увлекла всех несчастных, остававшихся еще на дорожке людей вниз. Кто-то кричал, кто-то визжал, кто-то еще даже хватался за «солдатиков», срывая им головы, кто-то, как, например, Рощина, просто летел вниз, ломая шеи, руки и ноги…

На первой дорожке, на той самой, которая двигалась вверх, творилось то же самое, что и на двух соседних, только еще хуже. С неё люди, когда она после разгона вдруг решила остановиться, первая ручка — щелк, стали просто валиться вниз с самого верха. Крики стоны, проклятия…

И вот уже последний несчастный, а вслед за ним и белый шарик, скатились со ступенек на пол и замерли возле распластанных в немыслимых позах изувеченных тел. Для одних ужас уже закончился, для других — только начинался… Битое стекло, слезы, кровь, стоны… Крестики-нолики, прошлое, будущее, настоящее… время.

Время. Что это, вообще, такое? Вывернутое пространство, воздух в космосе или шестьдесят секунд в минуте, что это? Почему иногда минута ожидания граничит с вечностью, а прожитая жизнь с мгновением? Почему вся жизнь запросто умещается в секундном ролике, прокручиваемом в голове перед смертью, а минуте счастья порой и бесконечности мало. Время… Что мы, вообще, о нем знаем, кроме того, что стрелки движутся по кругу? Ничего…