Мелочи, кашу маслом не испортишь! Зато путь к сердцу покойника, наконец, был свободен! Маленький штришок — отгрызенная голова несчастного валялась в это время уже на полу и наблюдала за всем происходящим как бы со стороны, её это, как бы уже совсем и не касалось… Мгновение, и клыки хищника впились в грудную клетку того, что еще совсем недавно было человеком. Лязг зубов и рычание, чавканье челюстей и брызганье слюны, и все это… сопровождаемое еще и хрустом перегрызаемых человеческих костей.

Вакханалия продолжалась долго, минут тридцать, а может быть…и того больше. И, вот, наконец, насытившись, зверь выбрался из кабины и, оглядевшись, затрусил потихоньку туда, откуда пришел — подальше от этих камней и поближе к спасительному лесу или к тому, что от него осталось, если быть точным. Надо было отсюда выбираться, и чем раньше, тем лучше. Волк уже ни один раз видел, как рушились эти огромные сооружения и еще раз становиться свидетелем или даже участником этого грандиозного зрелища ему вовсе не хотелось. Земля гудела и давала ему знать об этом, и поэтому отсюда надо было убираться, пока еще это райское место не стало для него адским, а такой приличный ужин — последним…

Зверь несся по заснеженной дороге, а слева и справа от него уже трескалась земля и начинали сыпаться домики. Но он на это не обращал внимания. Первый поход в город оказался удачным, и даже очень. И волка совсем не расстраивало то, что сегодня ему достался лишь обледеневший худосочный труп, мясо из холодильника. Завтра, и он знал это, точно, ему повезет больше. Если есть холодное, то значит, где-то в этом скопище камней бродит и теплое мясо. Терпение и осторожность, и удача не заставит себя долго ждать!

Волк, еле касаясь своими огромными лапами заснеженного асфальта, уходил все дальше и дальше в ночь навстречу рассвету, оставляя за собой лишь

длинную цепочку следов, теряющихся где-то позади него в прошлом, во мраке черного города.

Волчица, будь она жива, сейчас бы ждала его на пригорке, волчица и несколько её подросших детенышей, ставших к этому времени уже сильными волками. Зверь взобрался на пригорок, обратил к луне свою клыкастую пасть и завыл. Завыл протяжно и страшно! Как может выть только одиночество…

Эпизод VII

Электрический ток в тоннель метрополитена не подается всего три часа в сутки, с двух часов ночи до пяти часов утра. Затем «первый временной», «второй временной» — специальные сигналы подачи напряжения для работающих бригад и ток пошел… Пора убираться! А если не успел, да еще и поезда дождался с выступающими на двадцать пять сантиметров с каждой стороны токоснимателями, то считай, что твоя песенка спета. Очень хорошо надо знать, где и как встать, чтобы сразу же не угодить под колеса…Коршун с Кудрявцевым не знали! Но они, ума хватило, и поезда не дожидались.

Пяти еще не было, когда они с облегчением покинули этот мрачный тоннель с редким рядом тусклых, покрытых изрядным слоем пыли ламп и выбрались на ярко освещенный перрон станции «Курская». Ничего, естественно, они там не нашли…и никого, в этом тоннеле… Был в одном месте крест помадой на стенке намалеван да мелом написано три буквы с изображением последнего, наверное, для совсем уже тупых, чтобы уже наверняка, вот и все находки. Стоило ли из-за этого ноги сбивать? Вряд ли!

Коршун злился, но старался этого не показывать. Время шло, а дело не двигалось. Они уселись прямо на перрон, свесили вниз ноги и закурили. Дым поплыл по станции…

— Ты раньше в метро курил? — спросил Алексей.

— А ты машинистом работал?

— Только пассажиром…

— Вот и я тоже…не курил, — Коршун улыбнулся. — Такое событие, а ты знаешь, совсем не греет… Сидим тут, смалим и хоть бы одна душа за нас порадовалась…

— Не говори, — Кудрявцева, похоже, это обстоятельство, что они сидят здесь и курят, тоже не очень то радовало. Он устал и хотел спать. И машина осталась на Таганской площади, снова туда тащиться и, вообще…все надоело.

— Шестой пошел, — Стахов посмотрел на часы и затянулся. — Ты где живешь?

— В Медведково, а что?

— Далеко забрался.

— Не дальше, чем ты…

— Я в Выхино.

— Где это?

— Пригород Люберец…

— Не москвич, значит, — сделал вывод Алексей.

— У нас хоть медведи по городу не ходят, — тут же нашелся Коршун.

— Здесь ты прав, — кивнул Алексей. — На днях одного зеваку загрызли…

— Сибирь матушка…

— Куда уж нам до юга.

— Юго-востока, — поправил его Коршун, — если уж быть совсем точным.

Докурив, ребята стали нехотя подниматься. Первым на ноги встал младший и подал руку начальнику. Коршун от помощи не отказался. Эскалаторы еще не работали, и наверх подниматься пришлось пешком, ступенька за ступенькой, медленно-медленно…

— Что дальше? — спросил Кудрявцев, когда они оказались на верху и сделали по первому глотку утреннего кислородного коктейля процентов на восемьдесят состоящего из смока, а может и того больше, судя по видимости.

— У меня телефон разрядился, — вздохнул Коршун.

— У меня тоже.

— Езжай домой, — сказал он. — К десяти на работу…

— А ты?

— Я на работе посплю.

— Не дадут.

— Думаешь?

— Знаю.

— Тогда я тоже махну домой, — передумал Коршун, — хоть душ приму да немного сосну.

— Сосни, сосни, — Алексей заложил руки за голову и потянулся, разминая кости. — Пару часов нам с тобой не помешает.

Однокомнатная квартира в старой девятиэтажке встретила его открытой дверью и пустой распитой на столе бутылкой водки. Самих гостей, правда, в квартире уже не было, пошли за второй, наверное… Коршун собрал со стола мусор и выбросил его в ведро, вместе с переполненной пепельницей и грязными бокалами, которые не спасло даже их хрустальное происхождение. Еще десять минут ушло на то, что бы убедиться, что в квартире все цело и ничего не пропало. Затем, скинув с себя рубашку и стянув брюки, он залез в ванную, и включил холодный душ. Несколько минут холодного блаженства, и усталость стала постепенно отступать. Теперь еще пару часов сна и, вообще, все будет нормально. Коршун улыбнулся: «Как все-таки мало надо в этой жизни хорошего, что бы почувствовать себя нормально!»

Скоро он уже спал, укрывшись простыней и зарывшись носом в подушку. Сто двадцать минут были в полном его распоряжении. Будильник был заведен, мобильный телефон подключен к зарядному устройству, а ПМ предусмотрительно снят с предохранителя и положен под подушку. Засада была снята, и он знал об этом, иначе чего бы он сюда приперся, но все равно…чем черт не шутит, береженого, как говориться, и бог бережет.

Он видел, как остался лежать там, в самом низу с проломленной головой, но, что удивительно, ему совсем не было себя жалко… Поднимаясь все выше и выше по шахте выложенного деревом колодца вверх к квадратику голубого неба, сияющего над головой, он все сильнее и сильнее чувствовал прилив такого блаженства, такой навалившей на него волны счастья, окатившей его и забравшей, и теперь поднимающей его туда…наверх…к этому кусочку неба, что все страхи пережитые им до этого казались теперь такими смешными и нереальным, такой ерундой по сравнению с надвигающейся на него вечностью, что про них и вспоминать даже не стоило… Война закончилась, и он победил. Душа радовалась и рвалась на свободу. А как ему было хорошо и легко лететь, и кто бы только знал!

Страшная ночь закончилась, монстры остались в черных подвалах подземелья. Он посмотрел вниз и увидел, как кровожадные упыри рвали на куски его тело, его бывшее тело… «Уроды, — на его лице появилась легкая улыбка, — я то вот он, твари безмозглые, куда вы смотрите?» И одно чудище, будто его услышав, вдруг оторвалось от пиршества и задрало вверх голову, впившись в него своими кровавыми, горящими ненавистью глазами. Кровь в глазах, кровь на клыках и кровь на когтях…Смерть, упустившая свою жертву! Сердце замерло. Сейчас оно, это пышущие огнем исчадие ада, бросится за ним вдогонку и тогда уже…ему точно из его когтей не вырваться. А до спасительного голубого квадратика, он только усилием воли заставил себя оторваться от этого, следящего за ним страшилища и посмотреть наверх, еще было так далеко… И снова страх, и дикий рык, и изрыгающееся ему в вдогонку, пожирающее все вокруг огненное пламя из оскалившейся пасти чудовища. И никакой…совсем никакой надежды на спасение!