…И только вой ветра и пронизывающий все тело холод, конский храп и занемевшие, вцепившиеся в уздечку пальцы окоченевших рук, мрачное небо и забивающий глаза снег… Шпоры в ребра и лишь бесконечное: «Но-о, пошел, но-о…» Всадник на черном, взмыленном, не смотря на холод, коне и следом волк, большущий и черный, словно изгибающаяся тень, преследующая добычу… Еще немного, осталось еще чуть-чуть… Конь хрипит, копыта тонут в глубоком снеге, силы на исходе…
— Но-о, бестия… — орет всадник и его острые шпоры снова впиваются в конские ребра. Ржание, хрип и обезумевшие черные конские глаза… Конь не выдерживает и заваливается всей своей массой в снег. Человек оказывается под ним, нога его намертво зажата тяжелым конским крупом. Конь пытается подняться, но этим только еще больше ухудшает дело, ногу уже не вытащить. Всадник кричит, то ли от боли, то ли от злости, но его конь, снова на ноги встать уже не может. Загнал черный всадник коня, загнал до смерти… Конь больше не ржет и не хрипит, его большие умные глаза смотрят на хозяина с последней мольбой о помощи. Человек поднимается и отряхивается. Белый парик с треуголкой валяются в снегу, ветер рвет его длинные темные волосы, снег слепит глаза, мешая смотреть. Все и вся на этом свете сейчас против него, даже его конь…Но и это еще не все, человек оборачивается и видит, что волк, следующий за ними тенью почти всю дорогу, их уже почти догнал…
Всадник достает мушкет и стреляет. Хлопок выстрела, пламя, дым, ствол привычно дергается вверх. Звериная пасть привычно смыкается на его горле…
— Ну-с, что здесь у нас?
Странный вопрос, чужой голос… Коршун пристально всматривается в незнакомое лицо человека и не может его узнать. Спокойные умные глаза, мелкая сеточка морщин вокруг них, седая бородка клинышком, белая шапочка, вкрадчивый тихий голос… Доктор Айболит, только злой… «Причем здесь он? — Коршун пытается понять и не может. — Где я? А где полковник?»
Юную графиню отпевали в маленькой церквушке, приютившейся рядом с графским дворцом. В самой церкви людей было мало. Только подкошенный горем граф да самые близкие родственники. Горе, свечи и лики святых окружали присутствующих, запах смерти и ладана…
— Прими Господь рабу свою, вновь представившуюся, — читал батюшка на распев молитву. — Отпусти ей все грехи её совершенные и несовершенные… Да откроются Врата для неё небесные, да прибудет она в Царствие твое вечное…
Доктор взял за запястье безвольную руку больного и нащупал пульс, затем большим и указательным пальцем раздвинул веко и заглянул в его черный расширенный зрачок, сначала в один, затем в другой.
— Ну-с, молодой человек, что вы нам скажите хорошего?
— Молчит, — Коршун слышит другой голос, принадлежащий второму Айболиту. — Все время молчит…
— Не расстраивайтесь коллега, — старик оставляет руку больного. — Для этого нужно время… А когда его только поместили к нам, что он рассказывал?
— Ничего, — ответил второй. — Он не воспринимает действительность…
Забили колокола, мамки запричитали, люди стали креститься… Гроб с покойницей поплыл по головам…Белое восковое лицо, черный гроб. Смерть, холод… Снежинки падают на строгое, величественное лицо покойницы и…не тают. Порыв ветра и черные розы, до этого укрывавшие мертвое тело, уже с него сорваны и летят под ноги… Черные лепестки, колючие стебли… Одна из роз попадает Коршуну прямо в лицо. Колючки сильно царапают щеку и впиваются в губы, он пытается от цветка избавиться, но…
Плохой знак — мертвый цветок в руках. Не тот ли, кто его сейчас держит, будет следующим? Белый снег и красные, растоптанные розы… Кровь на щеке, кровь на снегу… Красное и белое, красное и…черное! Похороны…
— У него в кармане нашли вот это, — молодой показывает старому изрядно помятый тетрадный листок бумаги с рисунком.
Что это? — Айболит берет в руки рисунок и начинает внимательно его рассматривать — Звезда какая то…
День 5, эпизод 3
Эпизод III
— Мам, привет, это я, — пропела в трубку Лика и напряженно застыла в ожидании. Пауза длилась долго, бедная успела состариться, пока в трубке что-то послышалось.
— Да…
— Мам, это я, Лика.
— Кто?
— Лика, кто? — растерялась та. — Извините… я хотела бы поговорить с Еленой Сергеевной Смирновой, её можно позвать к телефону?
Голос был точно материн, но может быть, Лика и ошибалась, поэтому она и попросила позвать именно свою мать.
— Я слушаю.
— Мам, это я, ты что меня не узнаешь?
— У меня нет дочери, извините…
И лишь длинные гудки в трубке, являющиеся прямым тому подтверждением.
Лика снова набрала номер рабочего телефона.
— Девушка, что вам надо? — услышала она в трубке такой родной и такой далекий теперь голос. — Я вам еще раз говорю, что у меня никакой дочери нет и никогда, к вашему сведению, не было…
Лика похолодела.
— Это Смирнова Елена Сергеевна?
— Да.
— Институт…
— Да, да, да, — на том конце провода, похоже, начинали нервничать. — Еще вопросы есть, девушка, мне некогда?
— Девушка? — Лика удивленно уставилась в окно ничего невидящими глазами, возвращая трубку на место. — Допрыгалась…
Слезы навернулись на глаза, мысли застряли в горле, икота сделала первые шаги в попытке выбраться наружу…
— Как же так? — моргала она ресничками. — Мама, ты чего это?
Она тут же хотела позвонить отцу, но сразу же передумала. Решив, что если уж здесь ей организовали такой прием, то там…и говорить не о чем. Вместо этого она решила позвонить Лорману и сорвать на нем всю свою злость.
— Алло, — услышала она в трубке.
— Здравствуйте, Лормана можно…
— У нас такие не работают.
— Извините…
— Ничего…
— Ой, одну минутку, — быстро затараторила она, испугавшись, что связь сейчас прервется.
— Да, я вас слушаю, — говоривший с ней была сама вежливость, не то, что мама.
— Это представительство немецкой компании…
— Нет, вы ошиблись.
— Извините, — Лика отключилась и тут же стала набирать его домашний номер. Там его тоже не оказалось, то было занято…то никто не подходил, одно издевательство, короче. Лика в сердцах бросила трубку.
— Скотина, — разозлилась она, — даже номер телефона своего не оставил. Я, кажется, тебя люблю, — передразнила она его в слух, — Отморозок! Такое было настроение, все опошлили…
Следующий звонок был к Ритке.
— Алле, привет, — обрадовалась она, услышав подругу.
— Привет, а Риты нет дома.
— Тьфу ты, Машка, ты что ли?
— Да, — еле слышно откликнулась та сонным голосом.
— Спишь, что ли?
— Просыпаюсь, — Лика по голосу поняла, что та сейчас зевает.
— А Ритка где?
— Скоро будет…
— Передай ей, что я звонила и хотела бы встретиться с ней. У меня столько новостей, со мной такой улет приключился, ты себе не представляешь?
— У меня тоже…
— С моим не сравнишь. Ты сегодня в кабак идешь?
— Скорее всего, нет, чем да…
— Жаль…
— По телефону расскажи.
— Нет, по телефону не интересно, мне надо ваши глаза видеть, когда я буду рассказывать…
— Как хочешь.
— Ну ладно, спи дальше, не буду тебя грузить. Пока, целую…
— Пока.
Она хотела еще перезвонить в деканат, но не стала этого делать, решив, что лучше сходит завтра и все там уладит. Не такой уж там был и вопрос серьезный, чтобы еще и из-за него себе нервы портить. Она включила музыку и закружилась по комнате. «Ну и что, — рассуждала она, — что случилось то? Подумаешь, дома не ночевала, что же теперь убивать меня за это? У меня дочери нет, и никогда не было! Мать, называется… А то, что её кровиночка чуть в подземелье не загинула, так это уже и не считается? Лучше, что бы пропала там, да? А все-таки, что там случилось? Вот дура, с Машкой трепалась и не спросила. Может, у них тут конец света был, а я ничего не знаю. Пойду перезвоню…»
Но перезвонить она не успела. Та сама позвонила.
