Влажный платок двигался по его лицу, и ему было так хорошо, что он даже себе и представить не мог, что может быть так хорошо. Кто бы мог подумать, что это так приятно, когда за тобой кто-то ухаживает, пусть даже и эта вздорная девчонка.

Она стояла перед ним, вся такая пахучая и соблазнительная, и так близко… Так близко, что ему показалось, что он слышит как бьется у неё сердце! Но он ошибался, это не её сердце, а его собственная кровь стучала ему в виски, затуманивая сознание и парализуя волю. Лика еще что-то щебетала, но он её уже совсем и не слышал. Теперь он хотел только одного, чтобы все это поскорее закончилось и не дай бог, приблизиться ей к нему еще хотя бы на один сантиметр, позора не оберешься. Но она взяла, да и приблизилась, как бы случайно, то есть, взяла и сделала то, что должен был сделать он в подобной ситуации, и чего он, в этот момент, боялся сделать больше всего на свете. И…ничего страшного не случилось. Гром не грянул и потолок не обвалился и он, а это, пожалуй, было самое главное, не упал в обморок. И самое удивительное, что его руки, до этого висевшие как плети, сами вдруг, взяли да и сцепились у нее на талии. Сцепились и очень осторожно притянули к себе, а губы, когда ей голова оказалась совсем рядом, как бы случайно коснулись ей щеки. И, о чудо, она не отстранилась… Только перестала вытирать его лицо и «изумленно» так на него посмотрела типа: «Что вы себе позволяете, молодой человек?..» А потом… Потом он почувствовал, что весь дрожит и её влажные, мягкие губы касаются его, вторые сутки уже не бритой, щеки! А затем случилось то, что и должно было случиться — их губы, наконец-то, встретились… Лика просунула свои руки под его и, обхватив его, прижалась к нему еще сильнее всем телом. Играть в недотрогу и изображать из себя скромницу необходимости больше не было. Первый, самый трудный, да и самый, пожалуй, приятный шаг на встречу друг другу был сделан…Два бугорка с набухшими сосками уперлись ему в грудь и он услышал, и теперь уже по настоящему, как бьется её сердце. И он, больше не в силах сдерживаться, взял да и поднял её на руки и закружился вместе с ней в темноте узкого, подземного коридора.

— Сумасшедший, — прошептала она, обхватив его шею и согнув в коленках ноги. — Ты меня уронишь!

— Ни-за-что! — так же шепотом ответил он, окончательно понимая, что эта «заноза» теперь может делать с ним все, что захочет и, что самому главному следователю страны теперь до него, вместе со своей иномаркой, как до луны.

— Товарищ полковник, — в дверь морга просунулась стриженая голова его личного водителя, двадцатилетнего, веснушчатого сержанта, — товарищ полковник…

— Что тебе? — Смирнов недовольно обернулся. Тележка с трупом последней из четырех, покончившей с собой, женщины, выкатилась только наполовину и остановилась. Показались только ноги и живот несчастной, а все остальное осталось в морозильнике. И патологоанатом не спешил себя утруждать дальше, пока ситуация не прояснится, руки ведь не казенные.

— Вас к телефону, — сказал водитель.

— Я занят, — бросил полковник и отвернулся. Врач принялся выкатывать тележку дальше.

— Говорят срочно, — не отставал водитель.

— Пусть перезвонят на мобильный, — Смирнов совсем разозлился непонятливостью водителя.

— Вас попросили подойти к тому телефону, товарищ полковник, — упорствовал тот.

— Кто? — разозлился Смирнов. — Кто там просил меня подойти. Что там могло еще сегодня случиться?

— Не знаю, — совсем не по военному ответил сержант. — Мне не докладывали.

— Хорошо, — буркнул полковник. — Сейчас иду.

Врач принялся возвращать тележку на место, а Смирнов, тем временем, вышел из морга и направился по зеленому коридору на улицу к своей черной «Волге», где его и ждала включенная трубка телефона. «Что за срочность? — продолжал он злиться он на ходу. — Что еще за секретности?»

— Да, — рявкнул он в трубку, усаживаясь на переднее сидение автомобиля, — полковник Смирнов слушает.

— Саша, это Фурсов, — услышал он в трубке знакомый голос генерала. — Извини, что я тебя отрываю от дел…

— Ничего, — тон полковника явно подобрел. Они были с Николаем давними друзьями. Вместе учились, вместе потом в одной дыре начинали служить, вместе попали в Афган, и вместе обмывали его генеральские погоны.

— Дело в том, — на другом конце провода повисла пауза. Генерал, похоже, никак не мог найти слов, чтобы выразить свою мысль дальше.

— Ну что, что ты тянешь? — Смирнов вдруг не на шутку разволновался. Генерал еще ничего не сказал, а он уже понял, что что-то случилось. Причем, случилось, что-то очень страшное, иначе бы он сейчас не мычал в трубку, подбирая слова. — Что-то с Ликой? — выдавил он из себя.

— Нет, — генерал снова замолчал. — Саша, мужайся…

— Да что, что такое?! — закричал он, не выдержав, в трубку. — Что ты там тянешь кота за хвост, говори, давай!

— Лену…убили.

Полковник откинулся на спинку сидения, а трубка так и осталась лежать у него в руке. Пип-пип-пип…

Перестав кружиться и вернув девчонку на землю, Лорман, все еще никак не мог расцепить свои руки, сцепленные у неё за спиной.

— Все, все, хватит, — уперлась она ему в грудь руками, пытаясь вырваться. — Вот разошелся…

— Извини, — опомнился тот, отстраняясь. — Это не я…

— Просто…идти надо, — сказала она. — Все-таки мы с тобой загулялись, ты не находишь?

— Угу, — смущенно буркнул он, отыскивая лучом света брошенный где-то здесь свой портфель. «Дьявол меня дернул её целовать, — сокрушался он про себя. — Теперь еще подумает, что влюбился…»

— Ты сердишься?

— С чего это…

— Не знаю, наверное, мне показалось, — девчонка снова приблизилась к нему на недопустимое расстояние. — Не злись, если б ты мне не нравился…

— Вот еще…

— Ну и правильно, — развеселилась Лика. — Так им и надо!

— Кому? — не понял Лорман.

— Им, кому же еще! Не будут в темноте целоваться…

Веселый смех ребят ворвался в узкое, сплющенное подземное пространство и устремился по коридору к единственному открытому выходу. Ребята двинулись следом. Через несколько минут светлый проем увеличился на столько, что стали видны даже люди, снующие туда-сюда по перрону, и отчетливо слышен грохот прибывающих и убывающих пассажирских электропоездов. Скоро свет, проникающий оттуда сюда, был уже такой, что Лорман даже выключил свой фонарик за ненадобностью. Еще немного, и ребята, перешагнув порог двери, ступили на перрон метрополитена.

Ступили, да так и застыли в недоумении. Только что полная жизни, гремящая вагонами, сияющая неоновым светом станция встретила их полной тишиной, пустотой и…темнотой.

Эпизод XVI

Елена Сергеевна, накрытая с головой белой простыней, лежала в своей палате. Дверь палаты была закрыта, и около неё теперь стоял часовой, с автоматом наперевес и в бронежилете. О случившейся трагедии здесь, за исключением трупа, почти ничего уже не напоминало: белье было поменяно, матрас, пропитавшийся кровью, заменен новым, а пол тщательно вымыт. Кровь осталась только на белой стене, вдоль которой стояла кровать, но здесь мыть было бесполезно. Здесь требовался уже ремонт, но это уже после, только когда уберут труп.

В коридоре толпились люди, обсуждая случившееся и строя по этому поводу различные догадки, причем, каждая следующая догадка, как правило, была на порядок смелее предыдущей. Один зевака додумался даже до того, что это преступление мог совершить кто угодно из здесь присутствующих, даже главврач больницы, пытающийся, таким образом замести следы своей неудачной, накануне проведенной операции. На что ему возразили, что больная только сегодня поступила, и никто ей операции еще не делал.

— Ну и что, — сразу же нашелся он. — Все равно теперь мы здесь все под колпаком и никого отсюда не выпустят, пока убийцу, конечно, не поймают. А если здесь еще и государственная тайна замешана, то и, вообще…