Эпизод VIII

Лика тем временем все еще продолжала изучать себя в зеркало. Отражение было знакомым, но не настолько, что бы въехать в него с первого раза, не такое, чтобы с ним можно было породниться. Она …и не она, лицо вроде знакомо, Лика провела пальцами по щеке, а вот все остальное? «Фрау ряженная. А вот глаза… Да, — вздохнула она, — глаза уже не те, взгляд изменился, — поняла она. — Совсем не мой взгляд, холодный какой-то и серьезный… И, вообще, это не я… Неужели я так повзрослела, не прошло и полгода!»

Вечер продолжался… Оркестр заскрипел смычками следующую мелодию, кажется, это был «Лебедь» из сюиты «Карнавал животных» Сен-Санса. Бывший профессор в заношенном до дыр фраке снова самозабвенно ударил в тарелки, «животные», разобравшись по парам, снова в танце поплыли по залу… Лика снова взглянула в зеркало на свое отражение. Где-то она уже видела это платье, где? Она сморщила лоб, пытаясь припомнить, и даже потерла пальчиками виски, чтобы сосредоточиться, но тщетно… Картинка стерлась из памяти. Это белое лицо, этот ледяной взгляд… Когда-то все это она уже видела. «Только вот где и когда?», — пыталась она вспомнить, и ничего у неё не получалось. Тогда она оторвалась от своего отражения и медленно и сосредоточилась на зале. Зал тоже показался ей знакомым: эти золотые подсвечники, эта вычурная люстра катастрофических размеров, тоже из золота… Постепенно появился эффект присутствия в месте, которое она уже когда то посещала. В это не верилось, но и зал постепенно тоже становился узнаваемым, как и её это новое карнавальное платье. Лика похолодела: «Платье…» Ключик к памяти был найден, она вспомнила, она вдруг ВСЕ вспомнила!

Когда-то она уже мечтательно, прикрыв глаза и, склонив чуть набок свою прелестную головку, по нему кружилась. Оркестр тогда играл вальс, а вокруг также кружились красивые молодые пары: военные в белых мундирах с золотыми эполетами, господа в черных фраках и дамы в воздушных, играющих блесками разноцветных платьях с нарумяненными щечками и в длинных, по самый локоть беленьких перчатках… Все здесь звенело, кружилось, сверкало! И она тоже кружилась вместе со всеми, точно в таком же белоснежном платье, только еще лучше и красивее! И, вообще, не только платье, а она сама была здесь самой лучшей и самой красивой! Потому что… Потому, что это был её бал, бал в её честь, первый и, может быть, последний бал в её жизни, и она была на этом балу Королевой!!! Вальс и музыка… Вой метели и потрескивание дров в камине…

И вот все повторялось сначала, только летом: военные в белых мундирах с эполетами и красными воротниками, дамы в своих платьях, оркестр… Только добавился еще запах сырости и более полное ощущение реальности происходящего и платье на ней было сейчас другое, не то белоснежное и легкое, что во сне, а изумрудное и тяжелое, что на портрете. Лика незаметно себя ущипнула, не сниться ли?

— Все, правда, — от глаз распорядителя ничто не могло укрыться в этом зале, — можете не щипать… Бал настоящий и вы тоже…настоящая!

— Сомневаюсь, — Лика даже не посмотрела в его сторону. Её взгляд был полностью теперь прикован к своему портрету. Что-то ей теперь в этом портрете не нравилось, что? Лика снова критически прошлась по своему отражению. «Вот оно, — сообразила, наконец, она. — Прохаживающиеся за моей спиной пары (танцевать к тому времени они уже закончили) совсем не отражаются в этом зеркале, там только я и черная пустота за мной…»

— Зря…

— А вы, — Лика, наконец, оторвалась от зеркала и посмотрела на карлика, — вы, настоящий?!

— Удивляетесь, что людей нет в зеркале? — этот карлик потрясающим образом мог пропускать мимо ушей ненужные ему вопросы.

Лика не ответила, она ждала ответа, но карлик, как бы про него уже и забыл, продолжая гнуть свою линию:

— А вы повнимательней присмотритесь к отражению, может, и еще чего заметите? — он улыбнулся, показав свои съеденные, но еще крепкие желтые зубы.

«Колье», — поняла она и машинально дотронулась до своей голой шеи. Там оно было, здесь — его не было!

— Вот именно, — распорядитель продолжал улыбаться. — Это не зеркало, милочка…

— Портрет! — Лика почувствовала, что её ноги перестают её слушаться. «Это же портрет…графини! Но это и мой портрет тоже! — испугалась она и вытаращилась на картину. — Этого не может быть! Неужели сон и в самом деле становится явью? — успела она еще подумать перед тем, как полностью отключиться. — Только там её…меня, кажется, еще утопили и похоронили…»

Дневная жара сменилась ночным холодом, снова пошел снег, запорошив все кругом, оставив не тронутым только черную гладь графского пруда, да отражающиеся в нем звезды…Сколько лет прошло, эпохи сменились, цивилизации развалились, а здесь все осталось по-старому, разве что только дворового люду не стало, так эти, вообще, пропали, и не только отсюда. Бранные остатки человечества, может, еще и прятались где по подвалам, но их осталось уже так мало, а может и совсем не осталось, как и того съеденного зверем чудака из кинотеатра, что из-за этого и расстраиваться было не надо, стоило не следовало… Пятая цивилизация закончила свое существование! Надо не было? Наоборот? Это вы уж у себя спросите, кому это не было надо или куда вы сами не смотрели, потому и не видели? Не понятно? А вы посмотрите по сторонам, высуньтесь из своих раковин и «мерседесов», продерите глаза… Посмотрите и подумайте, пока еще есть время, пока там ветер еще между развалин и пустых домов мусор не гоняет и прошлогодние листья как на кладбище! Может все еще и сложится! Все, может быть, еще и получится, во всяком случае, может, хоть, не развалится! Всего то надо, что немного подумать, как хорошим людям, да и не только, жить дальше и что делать такого, чтобы и детям, и их внукам, и правнукам, еще этой жизни хватило… Всего то надо, что высунуться, посмотреть по сторонам, немного подумать и решить: «Как нам всем жить дальше, что бы всего этого не случилось?»

Выбитые стекла, облезлые стены, заколоченные двери и горбатая, местами уже содранная крыша одноэтажного строения, — это все сверху. И полная всему этому противоположность — снизу… Отражающаяся в лунном свете пруда сияющая красота как будто только что воздвигнутого дворца, воздвигнутого, правда, только вверх ногами… Что это, извращенное, перевернутое отражение действительности или печальная сказка в лунную ночь? Наверное…и то и другое, какая разница, если все равно этого никто и никогда не видел и вряд ли когда уже и увидит.

Волк обогнул пруд и приблизился к дому. Черные глазницы окон его не пугали и убогий вид здания тоже. По сравнению с другими сохранившимися еще строениями в городе, этот дом был даже еще ничего, хотя и деревянный, а может, потому и был еще ничего, что деревянный и построенный был руками и на совесть, что даже благодарные потомки не смогли его разрушить. Все может быть, архитектурные достоинства строения зверя не интересовали. Его интересовало другое, причем, интересовало и пугало одновременно. Ему не давало покоя то, что творилось внутри этого полуразвалившегося великолепия, что там такое внутри этого большого сарая происходило? А что до внешнего вида этого бывшего дворца, так дерево, из которого он был построен, оно ведь и в лесу было деревом, и какое до всего этого зверю было дело. Волк остановился и повел носом, там кто-то был и не один, причем… Осторожно приблизившись чуть ближе, он застыл, и снова принюхался. Запах одного из присутствующих в доме был ему знаком. Он еще раз повел носом, пытаясь вспомнить его получше, пока, наконец, и не вспомнил… Это был запах того самого серого существа с шестого этажа, которое его чуть не убило стеклянным осколком, якобы случайно выпавшим из окна. Второй же запах принадлежал живому человеку. Еще здесь присутствовал запах сырости и страха, но последний исходил уже от него самого.

Все вдруг исчезло и Лика, вообще, не сразу сообразила, что случилось и куда все подевались. Только, что горели свечи и звучала музыка, за спиной кружились танцующие пары и чинно прохаживались под ручку со своими старыми пнями не менее старые вешалки. Совсем недавно еще ей действовал на нервы этот занудный карлик с грязными ушами и убивал своей реальностью, висевший на стене портрет утопленницы и вот, на тебе, ничего этого вдруг не стало. Какая-то секунда и все провалилось в тартарары, включая…и её саму!