— Твою жену убил Коршун, — сказал генерал. — С него и спрашивай.

— После того как получил команду от твоего компьютера.

— Я ему такой команды не давал.

— А откуда тогда взялась камера видеонаблюдения в её палате.

— Там все палаты такие, — генерал вздохнул. — Ни шей мне того, чего не было.

— Ладно, — Смирнов положил «ПМ» пред собой на стол стволом в свою сторону, — а все же, как получилось, что кассета с записью оказалась у этого сержанта.

— Успел сделать копию, пока мы телились…

— Да, генерал, — Смирнов склонился к столу и заглянул одним глазом в черное нутро оружия, — натворил ты дел и я вместе с тобой, нам и расхлебывать.

Полковник поднялся, сгреб оставшиеся патроны к себе в карман и направился к выходу.

— А рулетка? — услышал он позади себя тихий голос своего бывшего друга и обернулся.

— Я, Андрей, для себя все уже решил, — Смирнов замолчал и даже как-то криво усмехнулся. — Брать еще один грех на душу… Бог тебе судья, поступай как знаешь. Кроме моих Лики и Ленки мне на том свете еще с Коршуном встречаться…

— Как?!

— Кто ж знал, что у него крыша поехала, да много еще с кем, с теми же девчонками из метрополитена, а кстати… — Смирнов взялся за ручку и потянул дверь на себя, — ты бы проверил, не имели ли они какого отношения к личной жизни твоего инженера, может весь сыр-бор и разгорелся то только из-за того, что одна из них его кинула, Рощина, например, Маргарита. Ведь не зря же он её оставил на закуску… Да и луч 5–1 на звездочке, насколько мне известно, остался ведь до сих пор еще не прочерченным…

— Уж не та ли эта психопатка, что санитара пришила, а кстати, где она?

— В бегах где-то, лечиться она, похоже, больше не собирается…

Дверь за полковником закрылась, и Фурсов остался один, вместе со своим выбором… Секундная стрелка настенных ходиков бежала по кругу, за окном гудели проезжающие машины. Жизнь продолжалась, хотя в самом кабинете, время, кажется, давно уже остановилось.

Полковник ушел из жизни тихо и спокойно, ровно через девять минут после того как закрылась за ним дверь. Он свой выбор сделал. В его кабинете пахло порохом, парадный мундир валялся на диване, а сам он сидел в своем любимом кожаном кресле. Глаза его были открыты, на рубашке в области сердца росло красное пятно, а на губах застыла еле заметная, издевательская ухмылка. Что он хотел ей сказать оставшимся, и хотел ли что им сказать? По застывшим губам судить об этом было трудно, можно сказать, невозможно…

Эпизод VI

Было уже около десяти вечера, когда Лику разбудил звонок в дверь. Она сначала подумала, что это предки, но потом сообразила, что они бы звонить не стали, сами бы открыли. Тогда кто это мог быть в такое время. Она нехотя потерла слипшиеся после сна глаза кулаками, но дальше этого дело у неё не пошло. Послышалось, решила она и перевернулась на другой бок, что бы снова отдаться в объятия Морфия. Не получилось… Звонок прозвенел снова, только теперь уже гораздо наглее, чем сначала. Лика вздохнула, кого еще черт несет и стала медленно подниматься. Запахнувшись в халат, она шаркающей походкой дошлепала до двери и заглянула в глазок. На пороге стояла Машка, собственной персоной в каком то доисторическом, сногсшибательном платье времен Екатерины Чу, а второе такое же платье, только еще сногсшибательнее держала в своих прелестненьких ручках.

— Ты что, еще не готова! — налетела она на сонную Лику. — Ты посмотри сколько уже времени, а ты…

— Сама смотри, — огрызнулась та и потянулась. — Ты обещала за мной заехать в девять, а сейчас сколько?

— Ну и что?! — Машка захлопала ресничками. — У меня, что других дел не было?

— Не знаю, — Лика зевнула и посторонилась, пропуская подругу в прихожую. — Ты же говорила, что Ритка поедет, а я так…на подхвате. Вот я и не чесалась, думала, что вы уже давно на паркете танцуете…

— Прямо, — расфуфыренная, пахнущая всеми цветами радуги леди грациозно проплыла мимо говорившей замухрышки в комнату. — Сестричка, зараза, так и не объявилась, она всегда только про себя думает, а то, что билеты пропадают…

— Ладно, — вздохнула Лика, направляясь в уборную, — не расстраивайся, не пропадут твои билеты.

— Только быстрее…

— А чего ты так вырядилась то? — донесся до Машки оттуда её слегка охрипший голосок и сразу же затем послышался шум сливающейся воды в унитазе.

— Так карнавал же?

— Не фига себе, — теперь Машка уже услышала шум льющейся воды, но только уже из ванной комнаты. — И где это все будет происходить? — Лика высунулась в дверь с набитым пеной ртом.

— В Кускове.

— Где?

— Сама увидишь, — леди прошуршала в комнату и остановилась перед зеркалом, принявшись зразу же выискивать недостатки в своей внешности. Напудренная головка с обворожительной прической критически уставилась на свое волшебное отражение. Слегка припухшие губки, пушистенькие реснички, аккуратненький носик и небесные глазки не поддавались никакой критике: все было в полном порядке. Даже обидно… Машка подмигнула себе и крутанулась на одной ножке.

— Так обидно, что даже не видно, — рассмеялась она сама себе в зеркало — Чего не видно? Ничего не видно, того и обидно, ля-ля-ля… Подруга, давай чешись быстрее, — крикнула она Лике. — У нас совсем нет времени прохлаждаться.

Но та и сама уже торопилась.

Праздник был в самом разгаре, когда их, запряженная ослепительной четверкой вороных жеребцов карета подкатила ко дворцу, вернее к парадному его подъезду. Услужливый лакей в красной, разукрашенной золотом ливреи тут же подставил под дверцу кареты аккуратную, оббитую темно-вишневым атласом, скамеечку и, склонившись в легком поклоне, потянул на себя её золотую ручку. Дверца открылась и, сначала наружу показалась белая кроссовка, потом край платья, тут же спрятавший её под себя и, наконец, сама… Лика оперлась своей ручкой на белоснежную перчатку лакея и аккуратно ступила ножкой на хлипкое приспособление. Ступенька чуть скрипнула, но…выдержала, не развалилась под её сорока с лишним килограммами. Лика одобрительно улыбнулась лакею, губастому негру в напудренном парике с косичкой и поставила вторую ножку, но только уже на землю.

— Боже мой, — деланно воскликнула она и игрушечно заморгала своими накрашенными ресничками. — Какая истерика, сейчас описаюсь…

Негр радостно закивал своей напудренной макушкой. Черная рожа, белые зубы, покрасневшие белки выпуклых заморских глаз, черное, белое, красное — все выражало такое угодническое благодушие, что ей так захотелось, почему-то плюнуть ему прямо в его белоснежную ладошку, что только истинно «аристократическое» воспитание не позволило ей этого сделать. Она лишь слегка наступила ему на ногу… Большая пряжка на туфельке хрустнула, а сам он только чуть сморщился, лакейская выучка не позволяла ему сделать большего, он и так распоясался…

Лика улыбнулась, блеснув своими природными зубками, уступающими негритянским, разве что только в размерах, но уж ни в коем случае не в фарфоровой белизне и величественно проследовала дальше. Для неё этот вечер только еще начинался…

— Истерика, — продолжала она восхищаться окружающим её великолепием. — Столько света, огня… А какие кареты, какие конюхи…

— Кучера, — поправила её Машка, так же величественно дефилирующая слева от неё, чуть приподняв своими нежненькими пальчиками подол своего шикарненького платьица.

— Ага, — Лика продолжала осматриваться. — Красотища то какая, Машуня… Сплошные парики, князья да военные…Не дай Бог меня хоть один из этих разукрашенных петухов попробует затащить к себе потом в кровать, ты знаешь, что будет…

— Не волнуйся, — подруга взяла её под руку и принялась обмахивать себя веером, — здесь твоя попка совершенно никого не интересует.

— Да?! — глаза красотки округлились. — А что их здесь интересует, попки себе подобных?

— Успокойся, — хихикнула Машка, — это не гей клуб.