— А звать-то тебя как?

Но дверь палаты уже закрылась, и Коршун последнего вопроса ее не услышал. А если бы и услышал, то, все равно, вряд ли бы на него ответил. Не хватало еще через жену втираться в доверие к своему начальнику.

Полковник же в это время, положив трубку, пододвинул к себе листок бумаги, в правом верхнем углу которого значилось: «Совершенно секретно, для служебного пользования». Далее шло: «Начальнику 7 отдела, полковнику Смирнову А. В.» и текст:

« Довожу до вашего сведения, что за последние двое суток, а точнее с 15 июля по 16 июля сего года в метрополитене при очень странных обстоятельствах погибло 4 человека. Все погибшие — женщины в возрасте от 17 до 20 лет. Имена трех известны, одной — еще уточняются. Причина смерти — суицид (предположительно). Все семеро покончили жизнь самоубийством, бросившись под колеса подходящего поезда. Погибшие: жительницы г. Москвы (2 чел.), г. Чехова (1 чел.), одна личность не установлена. Наличие спиртных и наркотических веществ в крови не выявлено. Между собой погибшие не знакомы. Все случаи суицида происходили на разных станциях, но все — недалеко от центра. Прошу вас срочно разобраться в случившемся, взять под личный контроль весь ход расследования и докладывать о предпринятых мерах мне лично. Материалы следствия прилагаются. Генерал-майор А. Фурсов». Сегодняшнее число, роспись.

Смирнов побледнел. Как бы его девочка не оказалась в числе этих сумасшедших, повторивших подвиг Анны Карениной, ведь одна фамилия еще была не выявлена. Он поднялся и направился к выходу. «Сначала в морг, — решил он уже на ходу сам посмотреть на два неопознанных трупа, — а затем в больницу. Надо найти Коршуна, если не нажрался еще, пусть этим делом и займется, а Сорокиным теперь я буду заниматься сам. Много у меня к нему вопросов накопилось, одного патрона, пожалуй, и не хватит».

Морг был специальный и сюда абы кто, например, бедняга, не вынесший зубной боли, расколовшей пополам голову или просто, человек, не выдержавший столетнего ожидания лучшей жизни, как правило, не попадали. С этими все и так было ясно; один не чистил зубы на ночь, а второй — сам приплыл. С этими пусть церковь разбирается — её епархия. Сюда же попадали только личности особо одаренные, сумевшие отправится на тот свет, так сказать, с изюминкой, например, как эти…

Полковник, насупившись, прошел вдоль ряда узких столов с разложенными на них трупами, стараясь на них не смотреть, и направился к морозильникам. Сколько раз здесь был, а привыкнуть к этому обнаженному виду смерти он так и не смог. «Как только здесь люди работают, — думал он. — Да еще и пирожки жрут с мясом… не давятся». Но сегодня ему повезло. За исключением только одного открытого, с расчлененной грудной клеткой и выпотрошенными внутренностями тела молодого мужчины с наполовину снесенным черепом, смотреть больше было не на что. Труп медленно проплыл мимо и сразу же затерялся, где-то в закоулках памяти, забитый последующими видами более экстравагантных, разорванных и разодранных, с вырванными из тела конечностями, натурщиц. И только его волосатая нога с номерком на грязном, с посиневшим ногтем, пальце почему-то засела в голове полковника. «Еще вчера, наверное, водку пил и трахался, — совсем не к месту подумал он. — А сегодня — только номерок на палец…»

— Темная история, — услышал он сзади хриплый, прокуренный голос сопровождающего его патологоанатома, — нашли сегодня утром в тоннеле метро.

— Сюда со светлыми историями не попадают, — буркнул в ответ Смирнов.

— Это уж точно, — врач довольно заулыбался. — За что я и люблю свою работу, Сань, так это за то, что все покрыто тайной и везде трупы, трупы, трупы… Расковыряешь одного, другого и тайна потихоньку начинает отступать.

— Да уж.

— А когда докопаешься до самой сути, то и смотреть уже не на что: скелет, он и в Африке скелет, а вот…

— Игорь заткнись, — беззлобно оборвал его болтовню Смирнов, мне сегодня не до шуток.

— Хорошо, — майор взялся за ручку дверцы и потянул её на себя. — Заткнись, так заткнись. Только здесь с этими намолчишься за день, вот и тянет языком почесать…

— Извини, но у меня, правда, сегодня очень тяжелый день, — Смирнов попытался сгладить свою грубость. — Жена попала в больницу, дочь где-то загуляла, да и с работой одни проблемы…

— А кому сейчас легко, — вздохнул врач, — может, если только ей?

Из ниши показалось изуродованное тело женщины. Голова ее с открытыми глазами и со спутанными, окровавленными, белыми волосами лежала у неё на животе, а оторванные по самые плечи руки аккуратно положены по бокам, там, где они и должны были быть при жизни красавицы.

— Все шутишь?

— Спешил. Вообще то, надо было ее к шее приставить, но пока родня не объявилась и так сойдет. Вот дождусь их, родимых и начну делать ей трепанацию черепа, хотя, если честно, ничего это не даст, — Игорь взял голову и осторожно стал прилаживать её к шее. — Извини, дорогая, — приговаривал он, поправляя ей волосы. — Никто над тобой не шутил, во всяком случае, не здесь.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Смирнов.

— Не мое это дело, — отмахнулся врач, — кого-то иметь…

— А серьезно, — Смирнов понял, что тот все еще злится на него и поэтому не хочет говорить.

— Говорю, что это не мое дело.

— Хорошо, — полковник сдался, — закрывай и давай следующую…

— Там еще хуже, — предупредил врач, возвращая несчастную в свое новое «жилище».

— Ничего, я уже адаптировался…

«Вторая, третья, — считал про себя полковник, когда очередная самоубийца возвращалась в холодильник, — четвертая…»

— А вот сейчас, — Игорь заговорщицки улыбнулся, — я тебе покажу последнюю жертву этого психоза, самую из них очаровательную и прекрасную. Четверка — счастливое число… Во всяком случае, для меня.

— Фамилия и откуда.

— Без документов, но зато вся целая, улыбается и смотрит в потолок смеющимися глазами.

— Они все улыбаются и смотрят в потолок смеющимися глазами.

— Вот именно, — согласился врач. — Смеются над нами; как будто это мы, а не они на тот свет отправились.

— Может, обкурились или обкололись? — предположил Смирнов. — Говорят, что крыша так едет, что совсем нетрудно фары электропоезда спутать с глазами любимого.

— А замок вагона с его… Нет, — не согласился с ним майор. — В крови ни то, что наркотиков, вообще, ничего не обнаружено. Они были все совершенно трезвы и в своем уме, хотя, в последнем я, пожалуй, сомневаюсь.

— Так уж и все, — не поверил Смирнов

— Все. Нет не все, извиняюсь, — врач достал из кармана сигарету и закурил. — Последняя была в стельку пьяная… Представляешь, — не переставал он удивляться, — по ней поезд проехал, а ни одного синяка на теле. Мистика, какая то…

— Пьяным всегда везет, — полковник тоже полез за сигаретой.

— Да, — согласился патологоанатом и стал доставать последнюю из девчонок, выбравших такой странный способ ухода из жизни.

Эпизод XIV

Девица находилась в холе больницы, когда появился Коршун. Здесь было прохладней, чем на улице и она решила его подождать лучше здесь, устроившись в тени пальмовых листьев, чем плавиться на солнышке. Закинув ногу на ногу и открыв, таким образом, всеобщему обозрению свои ножки, девица достала свой журнальчик и продолжила его изучение, прерванное около сорока минут назад в метро. Мужчины, проходившие мимо, в белых халатах и без — все без исключения, бросали на ее уж слишком оголенные ножки быстрые взгляды, особенно туда, где они, эти самые ножки, касались своей нижней частью дивана и, с сожалением следовали дальше.

— Ждешь? — спросил Коршун, подойдя совсем близко.

— Ноги показываю, — ответила она и посмотрела на него через темные, почти черные стекла своих очков. — Проведал свою пассию?