— Перед самым закрытием.

— Около часа, значит, — уточнил Коршун.

— Где-то так, причем, с её слов, ребятки здорово нагрузились и они, вообще, боялись, что их не пропустят.

— Пропустили?

— Да, такси, на всякий случай, ждало их на верху, — офицер слегка улыбнулся. — Пока не дождалось…

— Их должен был видеть дежурный на станции?

— Дежурная, — поправил старший лейтенант.

— Дежурная…

— Должна была, — кивнул он. — Но…не видела.

— Странно.

— Что?

— Все, — Коршун почесал за ухом и соскочил со стола. — Все странно. Пьяненькая парочка перед самым закрытием проходит, покачиваясь в метро, а на неё ни кто даже внимания не обращает. Твоя подруга не путает что-то, случаем?

— Нет, исключено. Я допрашивал водителя такси, — Алексей открыл пачку с яблочным соком и немного плеснул в стакан. — Он подтвердил, что все ею сказанное имело место быть.

— И про путешествие по шпалам, — Коршун прищурился, — он тоже подтвердил?

— Нет, так далеко он не заезжал, — Кудрявцев взял граненый, заполненный на треть, стакан в руки, но пить, пока не стал. — Здесь у неё свидетелей нет.

— Что, вообще?

— Кроме меня, но я их не видел.

— А ты, с какого боку там оказался? — удивился Коршун. — Следил, что ли?

— Думал, что на Лику через неё выйду, — признался Леха. — Других вариантов поиска у меня все равно не было.

— На кого?

— На дочь Смирнова.

— А-а, — протянул Коршун. — Ну и как, вышел?

— Почти… И если бы эта сумасшедшая не собралась прыгать под поезд, то, возможно, что и я сейчас бы не сидел бы здесь с тобой по середине ночи и водку не квасил.

— Что?! — Коршуну показалось, что он ослышался. Что ты сказал?

Вместо ответа Кудрявцев подошел к окну и стал смотреть на освещенную улицу. Фонари на столбах очень даже красиво смотрелись на фоне черного неба, все равно, как звездочки, только, недопустимо близко приблизившиеся к земле.

— Ты что, оглох? — не выдержал Коршун. — Что ты там рассматриваешь? Кто собрался прыгать под поезд?

— Ну не я же! — Алексей резко повернулся в его сторону. — Эта дура, конечно. Днем под поезд бросилась её сестра, а она, похоже, решила последовать за ней…

— В метро?

— Нет, на автостраде… — Кудрявцеву самому шутка понравилась. — Конечно в метро, где же еще? А вечером… — Алексей замолчал, перед глазами снова встала страшная картинка надвигающегося поезда и балансирующей на самом краю платформы девчонки.

— И что, говоришь, она видела?

— Самое странное, что только этих двоих, — пожал плечами Алексей. — Хотя на станции людей хватало.

— А ты, почему ты их не видел? — Коршун напрягся.

— Да потому что их там не было, — разозлился Кудрявцев. — Что же ты думаешь, что я не рассмотрел бы в двух шагах от себя ту, за которой весь день гонялся?

— Может, устал?

— Да сам ты устал, — обиделся офицер. — Не было их там!

— А где она сейчас? — спросил Коршун, понимая, что с этого «свидетеля» он больше ничего не вытрясет.

— В больнице, а что?

— Ничего, — Коршун улыбнулся. — Допивай свой сок, и поехали.

— Куда?

— К твоей подруге, куда же еще?

— Зачем? — Кудрявцев, явно, отставал от хода мыслей своего товарища. — Я у неё все узнал, что она еще может нам сказать? И потом…она, может быть, вообще, еще без сознания, чего мы туда попремся?

— Чтобы узнать, как она себя чувствует, — Коршун достал из-под стола свой кейс и принялся заполнять его всяким барахлом типа диктофона, чистых листов бумаги и пистолета. Оружие он, вообще, хотел оставить, но в самый последний момент передумал и бросил его в «дипломат».

— Думаешь, что она сможет, что-то прояснить еще?

— Не знаю, посмотрим…

Эпизод III

Домой Александр Васильевич заскочил только на минутку, принять холодный душ и сменить рубашку. Не хотелось вонять до утра собственным потом, тем более, что ночь обещала быть сегодня долгой. Да и ехать то специально не пришлось, просто так получилось, что проезжал мимо, вот и решил все-таки наведаться.

Он поднялся на лифте на седьмой этаж и подошел к своей двери. Поворот ключа и чужой коридор распахнул перед ним свои пустые объятия. Теперь…чужой. Первый раз за много лет его здесь никто не ждал. Была у него маленькая надежда, что дочь все же объявилась и сейчас дома, но и она быстро растаяла, как только он открыл дверь и увидел черную пустоту квартиры. Тяжело вздохнув Александр Васильевич переступил порог и нащупал рукой выключатель. Щелчок и мягкий свет заполнил уютную прихожую. Все здесь было такое знакомое, домашнее и теперь …такое далекое и чужое. Смирнов осторожно закрыл за собой дверь и тяжело опустился на край небольшого дивана, стоящего тут же в коридоре. Взгляд упал на свое отражение в зеркале и переместился на вешалку, где небрежно висел Ленкин легкий, шелковый платок, который она любила повязывать себе на шею, и который, буквально вчера, небрежно накинула на крючок. Платок продолжал висеть, как ни в чем не бывало, а её уже не было. «Еще сегодня утром она здесь… — Смирнов вздохнул и поднялся. — Еще сегодня утром…»

Он устало поднялся и так же устало, очень медленно прошел в зал. Включил свет и сразу же наткнулся на семейный портрет, стоящий в рамке на журнальном столике рядом с хрустальной вазой, в которой уютно разместились пять, очень красивых бардовых роз, подаренных им накануне своей жене. И снова, будто ножом по сердцуПочувствовал, как заныло под лопаткой, прислонился к стене и закрыл глаза. Потихоньку…боль стала утихать. Смирнов глубоко вздохнул и задержал дыхание. Через минуту ему стало легче. Сердечного приступа, слава богу, не последовало и валидола не потребовалось. Но надолго ли…

Снимок был сделан прошлым летом прямо на дороге, когда они всем семейством возвращались с дачи. Солнце уже садилось, но все равно было еще очень светло. Настроение было отличное и дорога, на удивление, свободная. Они неслись по Симферопольскому шоссе уже минут сорок, когда дочка вдруг предложила остановиться и сфотографироваться. Возражений не последовало. Иномарка съехала с дороги, и вся семья весело вывалила на обочину. Фотографировал Стас, дочкин ухажер. Ему, естественно, места в кадре не хватило. Лика встала посередине, обхватив их руками, он слева, а Ленка с права… Александру Васильевичу даже показалось, что он снова оказался там, на этой самой обочине, и даже чувствует, как легкий теплый ветер гуляет по его лицу и треплет волосы. Вот проехал тяжелый грузовик, почему-то это врезалось в память, и сильный порыв ветра бросил длинные волосы Лики прямо на его лица. Он стал их убирать и тут затвор фотоаппарата щелкнул. Они тогда еще хотели повторить, но пленка, как всегда бывает в таких случаях, закончилась и второго кадра не получилось. Так он и получился на снимке, смеющийся и пытающийся избавиться от её волос…

— И так сойдет, — рассмеялась тогда Лика. — Нечего зря механизм курочить.

— И то верно, — согласился он. — Тем более, что и птички все уже улетели.

— Какие еще птички, — ничего не поняла Елена Сергеевна, — о чем это ты?

— О попугае, о чем же еще, — ответила за отца дочка, округляя свои глазки. — Мы с отцом решили поймать тебе попугая за триста баксов, правда, пап?

— Чего?!

— Чего-чего? — девчонка обняла их за шеи и притянула к себе. — Как я вас все таки люблю, предки мои бестолковые… Неужели и я тоже, — она деланно вздохнула, — такой же дурехой буду…когда выросту?

И, не дожидаясь, пока до них дойдет то, что она им сказала, тут же добавила:

— Он, мамочка, говорит тебе, что пленка в фотоаппарате закончилась…

— А попугай здесь при чем?

— Притом, что он улетел, но обязательно обещал вернуться…

Смех, радость, жизнь… «Как будто вчера все это было, — Александр Васильевич снова набрал полные легкие воздуха и стал потихоньку выдыхать. — Господи, ну почему все хорошее проходит так быстро, что даже не успеваешь и заметить, а плохое…плохое тянется за человеком всю жизнь? Все время чего-то подсознательно боишься, чего-то ждешь… И вот-вот на тебе, дождался, оно и случилось!» Он подошел к столику аккуратно положил фотографию лицом вниз, затем, немного подумал и достал из вазы одну из роз, подошел к приоткрытому окну и выбросил её на улицу. Все, в этом доме все хорошее уже закончилось.