В скромно обставленной комнате мужчина лет 35, одетый в потёртый камзол, нервно ходил из угла в угол, сжав свои ладони и читая молитву. В этой же комнате на лавке сидели четверо маленьких детишек разного возраста от 2 до 10 лет. А в смежной комнате уже около двух часов бабка-повитуха колдовала над роженицей, женой этого мужчины.

И когда наконец-то раздался долгожданный крик младенца, счастливый отец вошёл в спальню, где только что произошло чудо рождения ребёнка. Повитуха передала ему на руки маленькое синюшного цвета тельце малыша, завёрнутого в белую простыню, и скромно отошла в сторону роженицы.

Родившийся только что на свет божий младенец морщил своё личико и смотрел глазками-пуговками на неизвестный ему мир. Он махал своими ручонками и чувствовал, что попал совсем в другую среду, отличную от утробы матери. И наконец поняв, что в этом, совершенно новом для него мире он стал чувствовать себя не так комфортно, как это было несколько минут назад, малыш закричал от возмущения на своём младенческом языке. Родители же только улыбнулись этому крику, который был понятен и привычен каждому из них в этой большой корсиканской семье.

В этот день в дворянской семье небогатого, но многодетного (всего в семье было 8 детей: пять мальчиков и три девочки) адвоката Шарля и Летиции Бонапарте родился будущий полководец и император Франции Наполеон I Бонапарт. Он навсегда войдёт в историю всех стран Европы и многих стран мира. Одни будут его прославлять и боготворить как героя, другие — проклинать и ненавидеть как завоевателя и разжигателя войн, в горниле которых погибнут сотни тысяч людей.

XII

а площади перед собором Парижской Богоматери стояли два молодых человека. Высоко задрав головы, они рассматривали скульптуры святых, установленные на этом дивном архитектурном творении. А вокруг бурлила жизнь большого города, столицы крупнейшего в Европе государства. Здесь же перед величественным собором проезжали кареты, бегали мальчишки, ходили женщины в белых чепчиках, служанки из господских домов выбирали овощи, мясо и вино, чтобы приготовить для своих хозяев завтрак, обед или ужин. В небольшой кузнице молодой кузнец делал мелкий ремонт, раздувая меха, а точильщик на переносном точильном камне точил ножи и топоры всем желающим. Торговцы овощами, мясом и разным бытовым товаром приглашали прохожих подойти именно к их лавке посмотреть лежащий на прилавке товар. Ну а купят у продавца что-либо или нет — это уже зависело от его мастерства и опыта.

— А не вернуться ли нам в гостиницу? — спросил на польском языке один молодой человек другого. — Скоро полдень, а нам надо ещё зайти к секретарю, узнать, когда нас примет министр.

— Посмотри, Иосиф, какая красота, какая архитектура... — ответил другой. — А впрочем, ты прав, пора. Пойдём, а сюда забредём как-нибудь в другой раз.

Костюшко и Орловский (именно они были этими молодыми людьми) быстрым шагом направились в соседнюю улочку, уступая дорогу карете с гербом какого-то французского аристократа. Уже второй день они бродили по Парижу, осматривая город и его здания, восхищались творениями рук человеческих и сравнивали их с аналогичными архитектурными шедеврами Варшавы и Вильно.

Через два дня после приезда в Париж и размещения в гостинице Костюшко, Орловский и другие офицеры, выпускники Варшавской рыцарской школы, прибыли в военное министерство Франции. Здесь каждый из них имел небольшую аудиенцию с военным министром этой страны, в ходе которой задавались похожие вопросы. После приёма у министра они были направлены к его секретарю. Чиновник военного ведомства уточнил предметы, которым приехавшие офицеры-иностранцы хотели бы уделить больше внимания, и новая жизнь для них началась.

Костюшко одним из первых попал на такое собеседование. В приёмной министра кроме него и его друзей толпились какие-то люди и бегали чиновники, таская бумаги с гербовыми печатями. В углу приёмной задумчиво сидели два старых аристократа в напудренных париках. Они опирались подбородками о свои трости с набалдашниками из слоновой кости и как будто всецело погрузились в свои воспоминания далёкой молодости. Казалось, что старики дремали, вспоминая прежние баталии, поражения или победы, в которых они принимали участие.

Тадеуш Костюшко внимательно изучал окружающую его обстановку и иногда бросал взгляд на этих стариков-аристократов, пока он и его товарищи ожидали приёма. Молодой офицер с какой-то жалостью смотрел на них, этих свидетелей былой истории и уходящей эпохи величия и расцвета Франции. Они уже все в прошлом, а у него всё впереди, в будущем, и это будущее казалось ему прекрасным, каковой и должна быть жизнь.

— Тадеуш Бонавентура Костюшко! — громко провозгласил секретарь военного министра, и Тадеуш отвлёкся от своих размышлений. Он поправил на себе камзол, машинально провёл ладонью по волосам и, держа треуголку в левой вытянутой руке, направился к двери. Первое, что бросилось в глаза Костюшко, когда он вошёл в большой овальный зал, было огромное, на всю стену полотно неизвестного ему художника. На нём был изображён эпизод какого-то сражения, на котором конные средневековые рыцари в доспехах поражали своими копьями противников — мавританских всадников. Под картиной за большим столом из тёмного дерева сидел маленький человек, военный министр Франции герцог Эгийон де Ришелье.

— Итак, молодой человек; — обратился к нему скрипящим и неприятным голосом сидящий, оторвавшись от чтения какой-то бумаги, — у вас отличные рекомендации. И чему вы хотите обучаться в Париже и вообще каковы ваши планы на время пребывания во Франции?

— Я бы хотел брать уроки по военной архитектуре, артиллерии и тактике. Меня также интересуют предметы, связанные со строительством мостов, шлюзов и дорог, каналов и плотин, — выпалил в ответ Костюшко и в упор, не моргая, посмотрел на министра.

— Всё это замечательно и похвально. Но я хочу вас предупредить, что вы находитесь во Франции, в её сердце — Париже, — министр внимательно посмотрел на молодого человека, раздумывая, как ему продолжить свою глубокую и важную мысль, — ...в месте, куда, к сожалению, стекаются все вольнодумцы Европы: Монтескьё, Руссо и им подобные.

— Я собираюсь в Париже только учиться, — Костюшко начал понимать, куда клонит этот государственный чиновник.

Военный министр встал из-за своего стола, подошёл к молодому человеку, застывшему как изваяние. Он медленно обошёл его, осматривая с ног до головы, и, подойдя вплотную к Костюшко, проговорил, почти не разжимая своих губ:

— Ну, тогда желаю вам успеха, молодой человек. Всю информацию о предстоящей учёбе вы будете получать у моего секретаря. Вы свободны.

Костюшко откланялся и развернулся к выходу.

— Но будьте бдительны и осторожны в выборе друзей в Париже, — уже в спину проговорил ему министр, и польский офицер чётким строевым шагом вышел из кабинета.

Костюшко быстро освоился с бурной жизнью большого города. Уже через пару месяцев учёбы в военной академии Франции он свободно гулял с друзьями по Парижу, отвечая улыбкой на игривые и призывные взгляды молодых парижанок. Он не боялся бродить по большому городу и в одиночестве, свободно ориентировался в нём, двигаясь по узким и кривым улочкам. Во время таких прогулок он размышлял о событиях последних дней, о прочитанной им недавно книге Руссо, мечтал о любви и женщине, которая станет матерью его детей (не меньше четырёх!), и о многом другом, о чём может мечтать мужчина в его годы.

Денег на проживание и питание, которые польские офицеры получили из королевской казны, было не так много, чтобы позволять себе излишества. Но, к счастью, у некоторых товарищей Костюшко были богатые родственники. Они периодически баловали своих чад дополнительными денежными суммами, которые шли в общую кассу для организации шумных пирушек. Не редко такие пирушки заканчивались дуэлями с французскими аристократами или офицерами.