Дрожащей рукой Станислав Август налил в бокал ещё вина и тупо уставился в стену. Он напился, но продолжал мысленно истязать свой мозг. В какой-то момент ему стало стыдно за свою мимолётную слабость.
«Нет, всё правильно. Это воля свыше... Иначе мне не надо было надевать корону в том далёком 64-ом. Однако 30 лет... 30 лет я правил государством. Больше меня правили Польшей только швед Сигизмунд III Ваза[43]... и Жигимонт I Старый[44]. А сколько шляхты полегло на полях сражений за «новую» Речь Посполитую... Просто Екатерина оказалась сильнее...» — последние мысли улетели куда-то в глубину сознания, и король уронил голову на руки.
Слуги осторожно перенесли его бесчувственное тело в опочивальню и тихо закрыли массивные двери. Наконец, Станислав Август забылся в тревожном сне и, не просыпаясь, проспал почти сутки. Его тело, его стареющий организм был физически и психически надломлен и полностью истощён. Король — он тоже человек. Измученный и уставший от напряжения, он спал в опочивальне, и никто не посмел его потревожить, понимая, что это его последняя ночь здесь.
Станислав Август сидел в своём кабинете в ожидании русского конвоя. Со дня сдачи Варшавы русским войскам он находился под домашним арестом, а командующие союзных армий ожидали решения своих монархов о дальнейшей судьбе низложенного польского короля. Фридрих Вильгельм и Иосиф II де Каше не возражали Екатерине II, когда она изъявила желание видеть своего бывшего фаворита в России. Последняя их памятная встреча состоялась на Украине в Каневе в 1784 году. Тогда на судне, на речных просторах в тёплый майский вечер Екатерина получила от Станислава Понятовского очередные заверения в его преданности русскому престолу.
Наконец, послышались гулкие шаги жёсткой поступи командира конвоя. Открылась массивная дверь, и в кабинет вошёл высокий гвардейский офицер. Сняв из приличия перед королём треуголку, наклонив голову и щёлкнув каблуками, офицер громким голосом чётко произнёс:
— Её императорское величество государыня государства Российского Екатерина II своей волей поручила доставить вас в Гродно. Прошу вас собраться и спуститься к карете.
Станислав Август Понятовский с напряжением оторвал своё грузное тело от кресла. Поднявшись и выпрямив затёкшую спину, он набросил с помощью камердинера дорожный плащ, тоскливым взглядом осмотрел свой кабинет и медленно прошёл мимо офицера в открытую дверь. А через час он уже ехал в карете по первому снегу за пределы Варшавы и с грустью рассматривал через запотевшее окно знакомые с юности места, прекрасно понимая, что больше их никогда не увидит.
В Гродно Станислав Август Понятовский встретит старого князя Репнина. Они долгими часами будут общаться между собой, вспоминая то время, когда Станислав Понятовский добавил к своему имени «Августа». Такие беседы дадут свои плоды: пробыв в Гродно около года, 25 ноября 1795 года, в годовщину своей коронации и в день именин русской императрицы, король подпишет отречение от польского престола. И только после её смерти по указанию Павла I под эскортом суровых русских солдат он будет отправлен в Петербург. Там, в российской столице, 12 февраля 1798 года своей смертью последний польский король искупит ошибки, совершенные им по воле Екатерины II, которыми эта роковая для Станислава Понятовского женщина так умело воспользовалась.
В том же 1795 году представители стран-победительниц Речи Посполитой: Россия, Пруссия и Австрия подпишут трактат о третьем разделе побеждённой страны. Этот трактат окончательно уберёт её как самостоятельное государство с карт мира. Россия получит Литву, Белоруссию и Правобережную Украину (кроме Галиции). Пруссия тоже не будет обижена: ей достанется северо-западная часть польских территорий вместе с Варшавой. Ну а Австрия будет довольствоваться юго-западом Польши со старинным городом Краковом и соляными копями в Величке.
XXVIII
в это время другой конвой сопровождал в Санкт-Петербург не менее важного арестанта, который уже длительное время находился без сознания от полученных ран и болезни. Начальник конвоя имел секретное предписание от генерал-аншефа Суворова доставить польского генерала-кавалера Милошевича в Петропавловскую крепость Санкт-Петербурга для проведения расследования и решения его дальнейшей судьбы. Под именем Милошевича тайно везли в столицу России Тадеуша Бонавентура Костюшко, а вместе с ним и его секретаря и адъютанта Немцевича и Фишера.
Как часто человек ошибочно считает, что он хозяин своей судьбы. Но, видно, судьба действительно играет по своим правилам, не подвластным человеческому разуму и его желаниям. А Всевышний своей волей расставляет всё по своим местам: кого-то наказывает, а кому-то оказывает свою милость и покровительство... Конвой, сопровождавший важного пленника, в один из вечеров по пути к месту назначения оказался у ворот поместья князя Любомирского, женой которого была Людовика Любомирская, урождённая панна Сосновская.
В этот вечер Людовика плохо себя чувствовала. Мигрень, которая вдруг разыгралась не на шутку, не давала ей спокойно отдохнуть. Чтобы как-то отвлечься от головной боли, княгиня лежала в кровати, держа в руках какую-то книгу. Смысл прочитанных ею строк никак не доходил до её сознания, и Людовика отложила ненужную книгу в сторону. Лёжа на мягких перинах, она смотрела в потолок, и её мысли перемещались от воспоминаний картин детства до настоящей действительности.
За годы замужества за Иосифом Любомирским она родила ему троих детей, научилась блистать в высшем свете и вести дела поместья, помогая в этом мужу. Она прекрасно разбиралась как в политике, так и в экономических вопросах. Поэтому корректно, не обижая мужское самолюбие, Людовика иногда советовала мужу как сделать так, чтобы организовать семейную торговлю или производство, беря пример с того же короля, подобрать для этого нужных людей, чтобы не разориться, как Антоний Тизенгауз. При этом она оставалась представительницей высшего общества, периодически появляясь и блистая в нём своей красотой. Сначала в качестве развлечения, а потом уже и серьёзно она увлеклась написанием романов, и известные в литературных кругах Польши критики положительно отзывались о её первых литературных достижениях. В высшем же свете семья Иосифа Любомирского по праву служила примером польской аристократии.
Положение князей Любомирских, их богатство и связи как в Речи Посполитой, так и за её пределами позволяли им чувствовать себя уверенно и в годы мира, и в годы войны. Как и многие польские и литовские магнаты, они всегда были в почёте при любой власти. То положение, которое занимали Любомирские в высшем обществе, не позволяло монархам применять к ним какие-либо санкции либо оказывать на них какое-либо давление. Как правило, такие действия с их стороны вызвали бы встречное противодействие их сторонников в светском обществе, и не только в Речи Посполитой. Ведь княжеский род Любомирских был связан родственными узами с древними династиями, правящими в Европе: Бурбонами, Капетингами, Гогенцоллернами, Людольфингами, Виттельсбахами и даже Рюриковичами. Однако Екатерину II статус и положение аристократов Речи Посполитой, которые принимали участие в восстании Костюшко, не волновали. Она своей волей накладывала секвестр на их имущество, и Любомирские ожидали, что подобные санкции со стороны российской императрицы будут применены и в отношении их семей[45].
В двери Людовики тихо постучала служанка, прервав размышления своей госпожи.
— Это ты, Ядвига? — спросила уставшим голосом Людовика.
Двери тихо приоткрылись, и служанка заглянула в спальню хозяйки.
— Вы просили заварить и принести травяного чая, — услужливо напомнила Ядвига и, получив разрешение, вошла в комнату, неся на серебряном подносе чайник с чашкой. Служанка быстро наполнила чашку пахучим напитком, и Людовика с удовольствием вдохнула его аромат. Запах мяты и душистого чабреца приятно защекотал ноздри, но насладиться чаепитием она не успела: в двери опять постучали, только этот стук был тревожным и требовательным.
