— А вы, наверно, давно не были в Польше? — наконец-то спросила и сама пани Елизавета офицера, заинтригованная его формой и вопросами, которые Тадеуш успел ей задать.

— Давно... Около восьми лет, — глубоко вздохнув, коротко ответил офицер.

— Да что вы говорите! — в восторге воскликнула дама, заинтригованная ещё больше. — И далеко вы служили?

— Далеко. В Америке, — опять сократил Костюшко своё повествование о службе в Континентальной армии до минимума.

Пани поняла, что Костюшко не намерен подробно рассказать ей о своих подвигах. Это её немного огорчило, но не смутило. Она решила продолжить монолог и посвятить генерала во все события последних лет, которые ей были известны и которые, как ей казалось, были бы интересны и сидящему напротив её офицеру.

А Костюшко действительно было интересно послушать эту светскую сплетницу. Пани Елизавета подробно с возмущением рассказала ему о том, что польские шляхтичи в последнее время теряют свою гордость и достоинство: они начинают заниматься торговлей, беря пример с некоторых ясновельможных господ. Да и чему здесь удивляться, когда сам польский король основал в Бельведере под Варшавой фабрику фаянса. Разве король может этим заниматься?..

Но Костюшко, вслушиваясь в возмущённые нотки попутчицы, сделал для себя определённые выводы. По-видимому, мирное время, в котором жила Речь Посполитая, принесло много положительного и нового, о чём там, за океаном, Костюшко не было известно. Король, как понял Костюшко из потока слов пани Елизаветы, серьёзно взялся за решение в своём государстве не только экономических вопросов, но и за вопросы улучшения самоуправления городов. По его указаниям в городах Речи Посполитой назначались комиссии хорошего порядка (boni ordinis) в лице воеводы или старосты с местной шляхтой. Главной задачей этих должностных лиц было обустройство городского хозяйства. Контроль за доходами и долгами, составление местных предписаний для организации безопасности и внутреннего порядка, обустройство благотворительных учреждений и школ, а также иные вопросы в жизни как больших городов, так и небольших городских поселений — это лишь краткий перечень той организационной работы, которую проводили подобные комиссии. Они добивались поступления денег в казну города и способствовали развитию в нём деловой жизни. К этой работе привлекались скарбовые комиссии, поддерживалось развитие ремёсел, торговли и промышленности.

Не доехав до Варшавы, пани Елизавета со служанкой навсегда покинула неразговорчивого генерала. Вместо неё на одной из остановок в экипаж сел ксёндз, который, в отличие от прежних пассажиров, предпочитал больше сидеть и читать, а не разговаривать. В руках он держал какой-то журнал, периодически перелистывая его страницы.

Заметив, что Костюшко внимательно присматривается к журналу, ксёндз спросил:

— Интересуетесь?

— Давно не был на родине. Мне всё интересно, — пояснил Тадеуш.

— Пётр Свитковский, — представился священнослужитель генералу.

— Тадеуш Бонавентура Костюшко, — в ответ назвал своё полное имя генерал.

Пётр Свитковский напряжённо наморщил лоб: где-то он слышал это имя, но не мог сразу вспомнить. Ксёндз протянул Костюшко журнал.

— Дорога дальняя, возьмите и почитайте, — предложил он попутчику. — Я думаю, что содержание моей статьи в этом журнале вам будет также полезно для размышления о настоящем и будущем нашей родины.

Заинтригованный, Костюшко взял журнал и прочёл название: «Политический и исторический мемуар». Полистав для начала страницы, он нашёл статью Свитковского и внимательно прочитал её. Статья была посвящена некоторым вопросам о причинах падения Речи Посполитой, а также о путях и направлениях экономического и политического развития страны.

Костюшко с уважением посмотрел на сидящего перед ним человека. Теперь он видел перед собой не просто священнослужителя, а гражданина, которому, как и Костюшко, была не безразлична судьба его родины.

Остальная часть пути до самой Варшавы прошла за разговорами, которые были для Тадеуша вроде бальзама на больное место. Он всё больше убеждался, что не зря покинул Америку и вернулся в Польшу. Дух предстоящих преобразований и изменений в обществе встречал его на каждом шагу, на каждой пройденной миле по земле его предков. Костюшко уже был уверен, что он нужен своей родине, что его знания, опыт, его энергия в ближайшее время найдут своё применение на этой земле. Ради этого он пожертвовал всем, что мог бы иметь в Соединённых Штатах.

Но как высоко поднялся в своих надеждах блудный сын Речи Посполитой при возвращении на родину, так и жёстко пришлось ему упасть, когда он столкнулся с реальной действительностью, которая существовала в это время в родном государстве.

К моменту возвращения Костюшко правительством Речи Посполитой был Постоянный совет, состоящий из короля, сенаторов и членов рыцарского сословия. Этот государственный орган после первого раздела 1772 года являлся детищем российской дипломатии. Её же представитель и главный создатель этой новой формы правления посол Штакельберг фактически прибрал в свои руки всю высшую власть в стране. О его влиянии на внутреннюю политику Речи Посполитой говорит тот факт, что русского посла называли вице-королём и считались с ним больше, чем с самим Станиславом Августом Понятовским.

А Станислав Август, сжав зубы, терпел это унижение, но ничего сделать не мог. Его деятельность полностью контролировалась тем же Штакельбергом, который опирался на силу русских штыков. Этот представитель России для удержания Польши в покорности на её территории имел в своём распоряжении военный гарнизон. Штакельбергу достаточно было приказать, и русские солдаты могли немедленно прибыть к месту назначения по первому его требованию.

Польский король при Штакельберге должен был всегда быть осторожен в своих действиях. В противном случае у последнего всегда находились средства, чтобы возбудить против Станислава Августа Понятовского оппозицию. Реально состояние и положение короля полностью зависело от русского посла. Станислав Август понимал это и принял покорный вид, за что вошёл в доверие к Штакельбергу и смог занять в Постоянном совете руководящее положение.

II

аконец доехав до Варшавы и тепло распрощавшись с Петром Свитковским, Костюшко с Томашем остановились на ночь для отдыха в одной из лучших гостиниц города. Рано утром, проигнорировав столицу своим вниманием, они наняли извозчика с двумя добрыми лошадьми, который согласился доставить их до Вильно. А оттуда он же сторговался довезти обоих американских путешественников до Сехновичей.

Крытая повозка с Костюшко, Томашем и вещами проезжала через знакомые с детства места. Сколько раз Тадеуш топтал своими ногами эти просёлочные дороги и пересекал пролески, гоняясь за дичью по лесам во время охоты! Наконец показалась знакомая с детства кузница, но у горна, стоящего прямо на открытом воздухе возле хозяйственных построек, Костюшко не заметил старого кузнеца. Он увидел молодого высокого парня, умело постукивавшего молотком по куску горячего металла.

Не останавливаясь возле кузницы, повозка выкатилась на возвышенность, откуда с волнением Тадеуш увидел Сехновичи, а за деревней уже можно было рассмотреть и родительский дом. Когда же повозка въехала во двор поместья, то никто, кроме двух дворовых собак, не встретил приехавших гостей. Псы с ленивым лаем подбежали к лошадям и также лениво отбежали от них, когда извозчик замахнулся на них плёткой. Тадеуш вышел из повозки и внимательно осмотрелся вокруг. Какое всё родное и в то же время пока ещё чужое... Эти два чувства бурлили в душе Тадеуша, как будто старались вытеснить друг друга из его сознания. Однако первое, родное, со временем побеждало второе по мере того, как он находился здесь.

Но вот скрипнула дверь, и из проёма двери показалась лохматая голова старшего брата. Прищурившись от яркого дневного света, Иосиф приложил ладонь ко лбу, приглядываясь, кто это надумал приехать к нему в гости. Когда же через несколько секунд волнительного ожидания он узнал Тадеуша, то широкими шагами подошёл к нему и остановился в нерешительности, как вести себя дальше.