Жан-Жак Руссо также получил приглашение посетить город-мечту и, заинтригованный предложением, даже выехал в Гродно. Однако на пути следования по польским территориям на одном из постоялых дворов он был обманут и обворован каким-то поляком. Разгневанный таким коварством, великий мыслитель обиделся на всю Речь Посполитую, развернул на сто восемьдесят градусов свой экипаж и, к большой досаде Антония Тизенгауза, на подвластных тому землях больше не появился.
Но такая бурная деятельность Антония Тизенгауза не всем пришлась по душе. Нашлись «доброжелатели», которые наушничали королю, что его друг молодости просто является растратчиком государственных средств. Некоторые советники доказывали, что польза от небольших предприятий несоизмерима с теми деньгами, которые были выделены предпринимателю по настоянию Станислава Августа Понятовского. В конце концов, король пошёл на поводу «доброжелателей» и согласился, что пора разобраться со старым другом. В 1780 году ксёндз Коссаковский, прибыв из Варшавы с полком улан, силой заставил гродненский трибунал принять решение о виновности Антония Тизенгауза в растрате. Но этим дело не закончилось: в 1783 году специальная комиссия провела следствие и вынесла вердикт, обязав Антония Тизенгауза вернуть казне 1 800 000 злотых. Это был абсолютный провал всех его проектов и полное банкротство!
Правда, Гродненский сейм 1784 года «сжалился» над бедным горе-предпринимателем и, не без закулисного участия короля, снял с него финансовый долг и даже предоставил ему пенсию. Но было уже поздно: из-за всех переживаний и нервных срывов Антоний Тизенгауз серьёзно заболел, а вся созданная им промышленность и мануфактуры в большей части пришли в упадок или совсем разорились.
Иосиф под воздействием хмельных паров ещё долго перечислял младшему брату, кто из шляхты и где начал что-то производить, что продавать. Тадеуш сидел и внимательно слушал его монотонный рассказ о шляхтичах-предпринимателях, и перед его глазами предстала новая Речь Посполитая. Его родина уже не была похожа на ту, которую он увидел, приехав из-за границы восемь лет назад после учёбы. Он вспомнил общение с ксёндзом Свитковским, содержание статьи журнала «Политический и исторический мемуар», вспомнил поля, повсеместно засеянные пшеницей и рожью на всём протяжении его поездки к родному дому... Да, Речь Посполитая начинала подниматься с колен после долгих лет гражданских войн и интервенции России, Пруссии и Австрии 1772 года.
III
приёмной великого литовского гетмана Огинского, который возглавлял военный департамент, было тихо. Среди посетителей в комнате сидели несколько молодых шляхтичей, секретарь и два адъютанта гетмана, а также Костюшко в форме генерала американской армии. Рядом с ним скучал в томительном ожидании Казимир Сапега, с которым он заранее договорился прийти на этот приём. Молодые шляхтичи с интересом смотрели на Костюшко и о чём-то перешёптывались. А генерал, заметив любопытные взгляды, почему-то вспомнил день, когда он со своими друзьями-офицерами, выпускниками Рыцарской школы, сидел в приёмной военного министра Франции по прибытии на учёбу в Париж.
«Как это было давно, — думал Тадеуш. — Сколько событий произошло за это время в моей жизни и в жизни тех офицеров. Интересно, где они сейчас, как сложились их судьбы?..»
Наконец, двери в кабинет гетмана отворились, и оба друга по приглашению секретаря вошли внутрь. Разговор с главой военного департамента не занял много времени, и через пять минут они уже вышли оттуда с такими хмурыми лицами, словно только что проиграли в карты всё своё состояние.
— Ну и что мне дальше делать, Казимир? Возвращаться в Америку? — спросил возмущённо Костюшко. — Прошло столько лет, а мой побег из Польши они не забыли и сегодня мне ставят это в вину.
— После твоего самовольного оставления границ Речи Посполитой король подписал приказ о лишении тебя всех воинских званий, — пояснял Сапега. — Понятовский с Чарторыским, наверно, имели на тебя определённые виды и, возможно, строили свои планы, как использовать твои знания.
— Так почему меня сразу не направили тогда в армию, когда я приехал после учёбы из-за границы? — горячился Тадеуш. — А сейчас? Мои знания и опыт уже никому здесь не нужны? — Тадеуш правой рукой очертил в воздухе круг, давая понять Сапеге, что он имел в виду данное военное ведомство.
— Покупай патент офицера и служи, — посоветовал Казимир Сапега расстроенному товарищу.
Костюшко нахмурился... Он почти все деньги отдал старшему брату на погашение долговых обязательств, а оставшихся у него после возвращения из Америки не хватит на покупку дорогостоящего офицерского патента.
— Я не буду покупать патент, — упрямо сказал Костюшко магистру варшавского ордена масонов. — Я вижу, что моей родине не нужны бывшие генералы из республиканской Америки.
Костюшко посмотрел на друга, и тот увидел в его глазах столько отчаяния и горечи, что слова утешения застряли у Сапеги в горле.
— Теперь я переступлю порог этого заведения только после того, как мне пришлют сюда приглашение, — упрямо заявил Костюшко и быстрым шагом направился к выходу.
Сапега с трудом остановил Костюшко в коридоре. Он понимал, что сейчас чувствовал его товарищ, и предложил ему ещё один вариант добиться восстановления в армии Речи Посполитой.
— Постой, не горячись, — Сапега крепко держал Костюшко за рукав генеральского мундира. — Есть ещё один путь... Прямо к королю. Я думаю, он не откажется встретиться с тобой после твоих «приключений» в Америке.
Сапега больше не предлагал иных путей решения проблемы, а потащил его в офицерский клуб. Там они просидели целый вечер, распивая вино с виноградников южных границ Франции и с ностальгией вспоминая молодые годы учёбы в Рыцарской школе. При этом, понимая друг друга без слов, они старались не вспоминать о неприятном событии прошедшего дня.
Станислав Август Понятовский был извещён гетманом Огинским о посещении Костюшко его ведомства, а также о его ходатайстве.
— И вы ответили ему отказом, несмотря на то, что он известнейший генерал американской армии с опытом военных действий? — подняв в удивлении брови, спросил король.
— Ваше величество, Речь Посполитая — это не Соединённые Штаты, — спокойно объяснил Огинский своему королю, — Там республика, у нас — монархия, у них была Война за независимость, у нас — мирное время. Пока... Кроме всего прочего... — гетман умышленно сделал паузу, — русскому дипломатическому корпусу, возможно, не понравится, что в нашей армии служат офицеры с явными республиканскими взглядами.
Король внимательно посмотрел на Огинского. Тот не отвёл взгляда и спокойно смотрел на Станислава Августа, ожидая его решения.
«А ведь он прав. Сейм не утвердит Костюшко на генеральскую должность, — подумал польский монарх. — А если я буду настаивать, то уже завтра Екатерине доложат, что я беру на службу американских генералов и готовлюсь к войне. Огинский будет первым, кто сообщит Штакельбергу об этой новости, чтобы нас рассорить».
— Насколько мне известно, Екатерина II сама ведёт переписку с одним из подобных республиканцев, — поддел король гетмана.
— Кроме всего, Костюшко уже был капитаном армии Речи Посполитой, — парировал удар Огинский, напомнив королю историю восьмилетней давности, — и государственная казна не один год оплачивала его учёбу за границей. Он же нарушил свой воинский долг и самовольно покинул страну.
Король задумался. Он хорошо помнил этот случай и тот приём, на котором Костюшко рассказал Станиславу Августу Понятовскому свою любовную историю. Желая уберечь молодого человека от неприятностей, он тогда рассказал о любовных терзаниях капитана Юзефу Сосновскому, отцу той девушки. Кто бы мог подумать в то время, чем всё это закончится?! Костюшко самовольно бежал в Америку, а его за это лишили офицерского звания.
