Значит, иногда, лучше оказаться марионеткой… «Кукла» звучит лучше, чем «мразь».
Долго сижу, воткнув в грудь подбородок, не решаясь задать самый главный вопрос.
Ведь от ответа зависит всё.
— Мэйби, скажи… Ты отдала ему реверс-процессор?
— Так надо. Потом он меня отпустит.
— А обо мне ты подумала? — ватные губы, будто сами собой произносят слова. Внизу вертятся калейдоскопом кварталы. — Ты подумала, как мне с этим жить?
— Кир, я такая, как есть… Из-за этого я не нравлюсь ему, а теперь… Теперь не нужна и тебе?
— Ну, конечно! Тебе хочется срочно к кому-то приткнуться! Не важно к кому, угадал? Ощущать себя нужной! Чтобы гладили спинку и целовали единственное ушко! Ради этого, ты готова на всё. Ну а, если не он, а я? Если я прикажу тебе кого-то убить? Сделаешь?
— Да! — она преданно смотрит в глаза. — Я очень тебя люблю!
Небоскрёб уходит из-под ног, проваливается сквозь землю.
Внутри клокочет смесь отвращения и ненависти. К горлу подступает ком, и я сглатываю густую слюну.
— Тогда, почему бы тебе не убить Фиеста?! Давай, ради меня!
— Потому, что я не могу, — она хлопает пушистыми ресничками. — Он сильнее! Не только физически, а во всём. Не нападают ведь божьи коровки на львов — это просто смешно!
— Ты вовсе не милая божья коровка! Ты — верная собака, таскающая добычу хозяину. Да и Фиест на льва не похож! Если бы ты могла, то его бы убила?
— Да.
— Хорошо… А кого-то другого? Того, кто слабее тебя.
— Кир, ты шутишь?
— Нет! Не шучу. Он ко мне приходил. Вчера, когда я сидел на крыше.
— На этой?
— Нет, на другой. Да какая, б***ть, разница! Заткнись и слушай меня! — я хватаю её тонкую шею, пониже затылка, и прижимаю голову Мэйби к коленкам. — Так вот, он приходил, и он дал мне нож.
Она разгибается. Я напрягаюсь изо всех сил — но мне её не удержать, она просто сильнее. Вероятно, боевая модель.
— Какой ещё нож? — она, нахмурившись, сверлит меня своими стальными глазами.
— Мэйби, заткнись, и ответь на простой вопрос. Но, хорошенько подумай. Твой ответ решит, будем ли мы вдвоём. Будет ли кто-то тебя любить. Готова?
— Да.
— Ты приведёшь мне девчонку?
— Тебе? — её зрачки расширяются. Дурацкая капля, наконец, падает с носа.
— Не спрашивай! Я задал вопрос, а от тебя — требуется ответ! Думай, я подожду…
Она опускает глаза, и тут же — смотрит опять, жалобными стальными глазами, отчаянно пытаясь прочесть на моём лице ответ.
Тот, который я хочу получить. Тот, который позволит остаться со мной.
— Да.
Промахнулась. Впрочем, её слова были уже не важны — всё решилось, когда она тужилась, подбирая подходящий ответ.
Раньше я считал это жалкое существо недосягаемой неприступной красоткой. Даже, немного боялся. Теперь мне смешно.
Я поднимаюсь. Спускаюсь по вентиляции — я не боевой геноморф, и эффектно, так, как она, прыгнуть вниз не могу.
Мне и не надо.
Ступив на покрытие, оборачиваюсь.
Она сидит, глядя вдаль. Из закушенной губы, по подбородку стекает кровь — красная — такая же, как у людей.
И всё же, они никакие не люди…
Вхожу в оголовок лестничной шахты. Хлопает дверь за спиной, и я больше не сдерживаюсь. Перегибаюсь через перила и переполняющее меня отвращение выплёскивается и летит вниз мерзостной мутной жижей.
Фаза третья: "Личность". Глава 21. Катастрофа
«Куда бы ты ни шёл — ты уже там»
Джон Кабат-Зинн
«5:05»
Кир смотрел на красные цифры, и никак не мог очнуться от сна.
«5:06»
«В голове всё звучало: „И всё же, они никакие не люди…“ Но ведь, и Эйприл — не человек!»
«5:07»
«Эйприл вечно рассказывает, что она — лучший друг. Но могу ли я ей доверять?»
Кир оторвался от цифр и посмотрел на девчонку. Та, стрельнула осторожным ответным взглядом.
«Она не похожа на монстра — наоборот. Да только, разве не могут монстры притворятся милыми девочками? Эйприл пыталась столкнуть меня в пропасть, не дала уничтожить цветок, пожирающий Станцию, притащила хищное Облако, вызвала к жизни Тень и защищает Тьму. Как для друга, достаточно длинный список… Если сон — это предупреждение…»
Он заворочался.
«Даже надпись шортах — такая же! Впрочем, ведь я прочитал её днём, так почему не увидеть это во сне? — Кир улыбнулся, — Ха! Барнард — модельер! Хотя, фотографом он действительно был, и достаточно знаменитым».
— Завтрак готов…
Вместо салатов и надоевших блинов — омлет с сыром, грибами и пряными травами. Его милый монстр изо всех сил стремится казаться хорошим…
Ладно, не стоит нагнетать обстановку… Кир улыбался и мило беседовал, хотя внутри клокотало…
— Видела сон?
— Ну конечно…
— Как так выходит, что двое сначала и мига не могут прожить друг без друга, а потом — расстаются!
— Расстаются совсем не те люди, что встретились! Даже, если лишь месяц прошёл.
— Или нелюди… — Кир не удержался от язвительного замечания.
Эйприл шмыгнула носом и уткнулась в тарелку. Кир вскинул брови, заметив, как дрожат её руки.
Полдня Кир бродил по Станции в одиночку. Чем больше он думал об Эйприл, тем сильнее осознавал, насколько они непохожи. Страх перед этим созданием рос, и вместе с тем росла неприязнь и агрессия.
«Как так вышло? Каждый день я смотрел, как Эйприл уничтожает Станцию, и ей не помешал… Но, что я мог предпринять? То же, что когда-то пыталась сделать она — столкнуть с арки? Как говорил Фиест? Quid pro quo!»
Кир вздохнул.
«Убить Эйприл! На такое я не способен, потом не получится жить… Значит, остаётся только смирится…»
Голодный желудок привёл его к стене Преобразователя. Кир взглянул на покрытую слоями помёта лестницу и решил: «Не пойду. Не хочу её видеть».
Он присел на одну из труб и стал разглядывать голубей…
Кто-то тихонько тронул его за плечо. Он обернулся.
Эйприл, кто же ещё…
— Держи! — она протянула ему бутерброд.
Кир вздохнул, но всё-таки взял — отказываться было бы глупо.
В руках девочка держала кусок чёрного бархатного картона.
— Что это там у тебя?
— Картина. Вот…
Кир взглянул на картину, и содрогнулся.
Те самые, звериные глаза…
— Это… что?
— Пух. Из степи, с растений.
— Я не о том. Зачем… Зачем ты его нарисовала?
— А! Ты про ягуара… Ну, так легче… Если застряло что-то внутри, выпустишь на картину — и уже не так страшно.
Эйприл отложила картон, села рядом и принялась кидать хлеб голубям.
«Ну да… Покормила меня, теперь — голубей… Столько забот!»
Было противно. Но Кир пихал хлеб в себя, разглядывая девчонку.
«Кто же она такая? Кто?»
Под ногами собралась целая стая. Только одна голубка с подвёрнутой лапкой стояла в сторонке. Эйприл достала из кармана ещё бутерброд.
«Как Кир-из-сна описывал Тьму? „То-что-приходит-когда-должно-уйти-старое“… Может он, Кир — и есть это „старое“. А Эйприл — и есть эта Тьма?»
От железных конструкций на стенах тянулась ржавые полосы. Высившиеся поодаль исполинские радиаторы покрыли перья и голубиный помёт.
— Заржавели системы отвода тепла. И лестницы…
Девушка не отвечала, только кидала хлеб.
— А они, между прочим, из нержавейки! Из нержавейки, Эйприл! Я точно знаю, мне говорил отец!
— Какой ещё отец?
Кир получил удар ниже пояса. Весь его гнев, все силы ушли через ноги во влажную землю.
Наконец, голубка-калека решилась и опасливо зашагала к еде.
«Что они тут, на Станции, жрут — эти тысячи птиц? Друг друга?» — думал Кирилл. У него снова возникли сомнения в реальности происходящего.
Стая набросилась на калеку. Слабым еда не положена, им положена смерть.
Голубка, волоча лапку, отчаянно удирала. Острые клювы собратьев долбили затылок.
