Он думал, что Эйприл не отвечает взаимностью на любовь, а оказалось — он не имел о любви ни малейшего представления. Ничего о ней и не знал.
— Ничегошеньки…
Снежинки крутились в воздухе, падали на ладошку и умирали.
Нет, это не смерть — они превращались в капли.
Эйприл, подняв глаза, ещё раз взглянула на алые буквы.
Она сама пожелала.
Стать конопатой девчонкой с обгоревшими под солнцем ушами. Дышать терпким воздухом и трястись от ветра, пробирающего до костей.
Ощущать.
Помочь жукам, никогда не существовавшим, и перепуганному мальчишке. Ведь страдали они взаправду.
А любить не хотела. Зачем, если любовью она и была?
Теперь пожелал Кирилл. И всё, что осталось ей — перестать придумывать Эйприл.
Что ж, пора…
Она развернулась. Пошла — неторопливо, неслышно, как призрак.
К центру Станции. К Излучателю.
Шмыгнув носом, она влезла на прислонённый к чёрному кубу тяжёлый серебристый велосипед и покатила сквозь снег…
Когда ноги перестали доставать до педалей, остановилась.
Опустила седло. Сняла и повесила на ветку чужую огромную куртку. Поехала дальше — медленно, после — быстрей и быстрей. По бетонной дорожке, усыпанной жёлтыми листьями, через жаркую летнюю степь, по мосту, громыхавшему будто драконья спина — в ту весну, где у лунного озера её ждал любимый.
Кирилл.
Лунное озеро
Луна лишь одна. Остальные — всего лишь её отражения…
Живая ночная тишь, серебристые облака…
На стрелах громоотводов, пронзающих тьму — кровавое пламя…
Уже не понять, где Облако, где Луна…
Девушка-друг… Разве это возможно?
Нет на свете девчонок-друзей!
— Кир? Поедем вечером смотреть серебристые облака? Не хочу упустить! Вдруг, испытаний больше не будет.
Серебристые облака… На большинстве планет — это редкость. На Дзете их не бывает совсем: лишь испытания дали местным возможность увидеть в небесах это чудо. А мне — заметить чудо не в вышине, а рядом с собой.
Своё Серебристое Облако.
Как же всё связано: жизнь и смерть, уродство и красота! Если бы не война, я никогда бы не оказался на Дзете и не встретил бы Облако. Ради чего бы я жил?
Кто знает… Придумал бы какие-то цели…
Слепой от рождения не тоскует по небу и солнцу, по цветам и девчонкам — он даже не знает, что потерял. Так и с любовью. Пока её нет — не страдаешь, не ведая, что без неё — смысла нет.
— Вдвоём?
Она улыбается, чуть смущённо. Отводит глаза и немедленно смотрит опять. Кусает губу, поправляет лунные волосы, и, наконец, произносит:
— Вдвоём. Почитаю тебе стихи.
Вокруг меня множество лун: в туманной глади воды, в стёклах гидроузла, в хроме труб, идущих к насосной.
На деле, у Дзеты она лишь одна. Остальные — её отражения…
Живая ночная тишь… Серебристые облака… Кровавые заградительные огни на антеннах, на громадах разрядников Гюйгенса, на стрелах громоотводов.
Велосипеды в чёрной траве: мой — топовый, рядом с её развалюхой.
И наша одежда.
Огромные фиолетовые глаза, ждущие и напуганные. Ресницы, будто пушистый снег. Белые локоны на плечах. В призрачном свете Луны — точно отлитое из платины, не совсем созревшее, но дрожащее от желания тело.
— Кирилл…
— Облако…
Уже не понять, где Облако, где Луна…
Девушка-друг… Разве это возможно? Нет на свете девчонок-друзей!
Глава 38. Тень
«6:00»
Чёрный будильник остановился или застыло время? Шло ли оно вообще или мне только так казалось?
Эйприл утверждала, что никакого времени нет…
Кир подошёл к хрустальному дереву — так и не выросшей башне накачки. В паутине, натянутой среди прозрачных ветвей, копошились маленькие паучки.
Что-то коснулось ноги. Потёрлось.
Кир опустил глаза.
Облако.
Милый белый котёнок с кисточками на ушах. Память о гостье, подтверждение тому, что история всё же была.
Он протянул руку к очаровательной мордочке, желая вновь ощутить чьё-то тепло. Вылезшие из-под шерсти белёсые тонкие нити затрепыхались в поисках жертвы.
Но Кир не боялся. Он теперь понимал, Тень — не инородное зло. Тень — то, с чем он не смирился, что не сумел принять и отторгнул, уж слишком оно было жутким.
Тень — это он сам.
Сколько ни убегай от себя, от правды не спрятаться. Если не примешь собственный страх и агрессию, пострадает другой.
Белёсые нити скользили по руке — выискивая поры, ощупывая. Было неприятно и немного щекотно, но Кир не сопротивлялся… Один за другим отростки входили под кожу и двигались дальше — быстрей и быстрей. Они утолщались — и вдруг, с оглушающим рёвом, из тщедушного тельца вырвалось нечто столь чужое, что обыденное сознание было не в состоянии его воспринять. Кир только заметил мелькнувшие пасти, щупальца, когти — и тварь исчезла.
В нём, внутри.
В нос ударили запахи плесени, тины, мокрой земли и гнилья.
Кир понимал, что это — всего лишь фантазии. Тень не имеет ни цвета, ни формы, ни запаха. Теперь, когда она стала частью его самого, её уже не обнаружить.
Тень теперь — это он сам.
Получивший свободу котёнок потянулся и благодарно мяукнул. Из странного Облака, он стал обычным Котёнком — из тех, что любят носиться за бантиками, не помышляя ни во что превращаться.
Глава 39. Пустота
«6:00»
В светлеющем небе одиноко сияла Утренняя Звезда.
Венера. Она возвратилась домой.
Другой не спасает от одиночества, наоборот — лишь его подчёркивает. И всё же, он нужен — этот другой.
Снежинки танцевали во влажном воздухе. Опускались на щёки и умирали, превращаясь в капли.
Кир сел на холодный бетон. Поёжился, стараясь получше укутать спрятанный под рубашкой белый комочек. Вставил наушники — они не держались, и Кир старался не шевелить головой. Отдал мысленный приказ: «включить»…
В её музыке не было тьмы, смерти и шелеста черных крыльев. Только свет, только новая жизнь. И самое странное: Кир понимал, что в другом времени, а может быть даже не в этой реальности, эту мелодию он уже слышал.
Музыка Эйприл была столь же запредельной и ускользающей, как и её стихи: вдали грохотал прибой, ветер свистел в антеннах и хохотала девчонка… В звуках этого смеха, звенящего вешним ручьём, Кир услышал историю…
Кир зябко поёжился. Всё виделось ложью: пожухлая трава, треснувшие дорожки, ржавые фермы, и даже — он сам. Истиной была только музыка, только Эйприл.
Девчонка, которая так мечтала стать настоящей.
Подняться бы ветром к свинцовому небу, покружить над безжизненной степью, над чёрным океаном и ржавыми скелетами антенн! Из последних сил разбежаться, и, врезавшись в серую глыбу Преобразователя, рассыпаться тысячей звонких осколков!
Но это уже не в его власти. Выбор был сделан.
Маяк начал запуск корректировочных процедур.
Нужно было привести в порядок «пространство». Пусть апрель снова станет похож на апрель!
Персонажам требовались изменения «памяти», «личности», «внешности». Условно говоря, разумеется — ведь «видели» они только то, что им разрешалось, и «думали» так, как им было позволено. Стонали от придуманной боли и мук мнимого выбора.
Возможно, кому-то — тому, кто наивно считает себя свободным и настоящим, всё это показалось бы скучным.
Возможно. Но, не Кириллу, не Эйприл, и не Маяку.
Прелюдия
«Но воздастся нам всем по вере,
И вопрос будет задан вслед:
Ты виновен в своих потерях? —
